Родин меж тем застыл, чуть не дойдя до стола, и вопросительно смотрел на хозяйку. Его, ставшее вдруг незнакомым лицо, удивляло серьезностью. " Так вот каким ты бываешь, - мысленно воскликнула Евгения Георгиевна. - Это мне на руку. На такого и положиться можно". Евгения Георгиевна и раньше не собиралась говорить экивоками, а тут сразу взяла быка за рога.
- Максим, заработать хочешь?
Дама предпочитала не юлить перед подчиненными, а говорить правду. Эта манера ничуть не соответствовала тому нежному образу, который она пестовала для иного контингента, но кого это должно интересовать. Да и в комсомольский энтузиазм Максима она не очень верила. Так что напускать словесный туман не имело смысла. Лучше сразу было раскрыть все карты и рассказать, что через несколько дней, на территории профилактория состоится праздничное мероприятие для неширокого круга приглашенных. Гостей будет немного человек сорок максимум. Непродолжительная торжественная часть за праздничным столом, а затем изюминка - салют. Подобное действо проводится здесь впервые, но если все пройдет благополучно, можно рассчитывать на премию.
- Только хочу тебя предупредить, что срывов быть не должно. Это не танцы в деревенском клубе под гармошку пьяного тракториста. От тебя требуется трудовая дисциплина. Надеюсь, что это понятно.
Евгения Георгиевна подошла к патефону и установила новенькую пластинку. Едва слышное шипение раздававшееся из динамиков сменилось весьма зажигательной песенкой.
- Не о плясках пока надо думать, а о работе. Ничего больше тебя интересовать не должно. Танцами с девчонками потом займешься.
- Вы это зря. Я как-то дворец культуры к Новому году помогал оформлять. Тут что к конференции, что к танцам. Большой разницы нет. Могу рассказать. На словах все выглядело необычно и ярко, но Евгения Георгиевна восторгов не высказала. Не до того. Между нами говоря, она даже не слушала, погрузившись в свои расчёты. Она не хотела упускать ни одну мелочь. Слишком велика была ставка на это мероприятие. Евгения Георгиевна готова была задействовать все свои деньги и связи лишь бы угодить высокопоставленным заказчикам. Здесь речь шла о таких перспективах, что дух захватывало. Уже одно то, что ей оказали доверие, говорило о многом. Сейчас все зависело от ее расторопности и распорядительности. Это был настоящий шанс пробиться наверх в качестве доверенного продюсера и организатора выездных мероприятий. Это было именно то, о чем она всю жизнь мечтала. Послать к черту всех "благодетелей" и быть не при ком-то, а фигурой самой по себе.
Приступать к ревизии площадок для запуска шутих Максиму было приказано незамедлительно, не дожидаясь возвращения Татьяны Николаевны. Здание санатория, где будет проходить основное действо, уже с утра стало закрытой зоной. Там начал действовать особый режим допуска, и никто не нуждался "ценных" советах. Более того, подходить к зданию ближе, чем на сто метров не стоило.
Размеры гонорара были настолько велики, что Родин выслушивал распоряжения Евгении Георгиевны затаив дыхание и по стойке смирно, будто то вещал, по меньшей мере, оракул.
Не переставая обдумывать следующий шаг, Евгения проводила Родина к двери и, вздохнув, вновь взялась за многострадальную тетрадь. Хоть некоторые пункты уже были отмечены галочками как исполненные, дел еще было очень много.
Истребовав по случаю у завхоза целый ворох разнообразнейших инструментов и крепежа, Максим отправился в лабораторию и занялся уже привычной работой, тем более, что помощников не предвиделось. Уже к вечеру основная часть была сделана, и Родин настроился навестить директрису, чтобы доложить об успехах. Можно минут пять посидеть, а потом на доклад.
Откинувшись назад, Максим закрыл глаза. Издалека зазвучала знакомая мелодия. Звуки доносились со стороны пустующего сейчас помещения клуба. Родина это несказанно удивило. На его памяти актовым залом клуба не пользовались. Татьяна рассказывала, что в первой половине смены там устраивались танцы, но после отъезда преподавателя драмкружка все прекратилось. Максим не был бы самим собой, если бы не сунул туда свой любопытный нос. Тогда помещение клуба встретило его гулкой пустотой. Все носило отпечаток строгого минимализма. Родин словно оказывался на дне параллелепипеда. Выкрашенные белой краской стены и побелка потолка сливались в лучах проникавшего сквозь распахнутые окна солнца. Тяжелые гардины оставались недвижимы. Легкий сквознячок, гулявший по пустому пространству, был не в силах их пошевелить. Занавешенная сцена не бросалась в глаза. В целом впечатление было приятное. Но это тогда. Преисполнившись любопытства Максим заглянул в приоткрытую дверь. В центре пустого пространства двигалась легкая, почти невесомая фигура. Легким перышком она то взлетала ввысь, то плавно кружила, то подхваченная неизвестной силой закручивалась. От нее невозможно было отвести глаз. Родин притворил за собой дверь и прислонился спиной к стене. На свободу вырвалось тщательно запертое чувство утраты. Его буквально трясло. Сама музыка, сам танец возвращал к воспоминаниям об утраченном мире. Той жизни, что уже никогда не вернется, сколько не зови. Тех людях, о которых он может только горевать. И вместе с тем ему хотелось оживить тот мир хотя бы в своих воспоминаниях. Его охватило желание окунуться в те стародавние ощущения, когда он легко и беззаботно выполнял казавшиеся такими элегантными танцевальные движения. Но вот музыка кончилась, и остановившаяся девушка взглянула на своего безмолвного зрителя. Шейла. Тут послышался оглушительный стук. Наваждение было прервано самым бесцеремонным образом. Окружающий мир задрожал и развоплотился. Кто бы мог поверить, что вымотавшийся до предела Максим, стоило ему на мгновение присесть, провалится в сон. Прискакавшая давешняя девчонка передала срочный вызов в штаб. Встряхнув головой и мечтая о крепком и здоровом сне, Родин направился на доклад.
Понедельник.
Родин буквально подскочил на кровати, словно его крепко ударило током. Ему показалось, что кто-то постучал по оконному стеклу. Он резво вскочил и, как был в одних синих семейных трусах, рванул к окну. По правде сказать, подобные пробуждения ему уже порядком надоели. В этот раз он решил от души высказать виновнику все, что об этом думает.
На улице было еще темно, хотя предрассветные сумерки уже разогнали настоящую ночную мглу. Распахнув створки, Максим огляделся. Никого. Похоже, с завтрашнего дня надо принимать на ночь успокоительное. Хотя бы грамм по пятьдесят для успокоения нервной системы. Даже перед собственной галлюцинацией неудобно. Выступление в клубе не досмотрел. Ночью не встретился. Так и до обиды недалеко, надо исправляться. Этим утром Родин упражнялся особенно рьяно, стремясь доказать Шейле, что уже близок к идеальной фигуре. Следуя заветам физкультпросвета, то и дело потрясающего плакатами изображающими накаченных строителей светлого будущего, мышцы обретали силу и стремительность, но пока совершенно не хотели становиться похожими на кубики. Впрочем, желание нравиться живым девчонкам тоже никуда не пропало, неимоверно раздражая обитавшую в подсознании ревнивую галлюцинацию.
Уже привыкнув к недостатку света, Родин включил старую настольную лампу с простеньким абажуром. Из каких старых запасников доставили накануне два десятка подобных изделий - осталось загадкой. Вообще говоря, за вчерашний день, какого только барахла не навезли из города. Видать в многомудрую чиновную голову пришла безумная мысль, что кто-то из гостей может заглянуть на турбазу, а посему следует улучшить условия проживания. Обычно в подобных переменах таится что-то зловещее, и почти обязательно влекущее через некоторое время комплексную проверку.
Так или иначе, но это нечаянное происшествие позволило Максиму даже перекусить перед выходом. Естественно, в такую рань не было речи ни о каких рейсовых автобусах, и до станции пришлось идти пешком.
