Подошел еще один рыбак.

— Это пеламида, — заметил он, как только рыба показалась из воды. — Настоящая красавица. Почти так же хороша, как и рыбачка.

Сражаясь с удилищем, Лэйси все-таки сумела улыбнуться ему.

— Верно, — согласился его приятель, — на этот счет нет никаких сомнений.

Лэйси залилась краской, а Алек почувствовал, как в нем шевельнулась отцовская ревность.

Один из рыбаков нагнулся через борт с сачком, как только Лэйси вытащила рыбу из воды.

— Я бы сказал, фунтов на восемь, — оценил он, легко вытаскивая пеламиду на палубу.

— Не дайте ей улизнуть в море! — крикнула Лэйси, опускаясь на корточки рядом с рыбой и придерживая ее тряпкой, пока Алек вынимал крючок. Один из молодых людей поднял крышку холодильника, и Алек бросил туда рыбу. После этого, похвалив еще раз улов Лэйси, рыбаки вернулись к своим удилищам, оставленным на корме.

Алек и Лэйси снова наживили крючки и заняли свои места. Девочка улыбалась.

— Отличная работа, Лэйси, — похвалил Алек.

— Но мы же не обязаны ее есть, правда? — спросила она.

— Нет. Мы можем отдать ее Ноле. Она очень любит рыбу.

— Нолер, — поправила его дочь, и он рассмеялся. Анни, с ее бостонским акцентом, никак не удавалось свободно произнести последнюю гласную в слове. — Познакомьтесь с моей подругой Нолер и ее дочерью Джессикер, — сказала Лэйси, подражая хрипловатому голосу матери.

— Ну, все было не так плохо, — заметил Алек.

— Я рада, что она не назвала меня Мелиссой или еще как-нибудь в этом роде.

— Анни хотела назвать тебя Эммой, но я не позволил. Я сказал, что соглашусь только в том случае, если она неделю будет произносить его правильно, а не превратит в Эммер.

— Эмма! Господи, папа, спасибо, что ты спас меня! Молодой человек, назвавший Лэйси красавицей, прошел мимо и снова наградил ее пристальным взглядом.

— Следовало бы мне сказать им, что тебе только-только исполнилось четырнадцать, — покачал головой Алек.

Лэйси пожала плечами.

— Что ж, маме было пятнадцать, когда она в первый раз… Ну, ты знаешь.

— Кто тебе сказал?

— Мама. Она говорила, что в том, чтобы начать так рано, нет ничего хорошего…

— Ей повезло, она не забеременела, — хмуро заметил Алек. — И в ее время не было всех этих ужасных болезней.

— Я знаю об этом, папа.

В темноте Алек не видел лица Лэйси, но догадался, что она страдальчески округлила глаза. Поэтому он сделал паузу, прежде чем снова заговорить.

— Значит ли это, что ты намерена заняться сексом на следующий год, как только тебе исполнится пятнадцать?

— Папа, это совершенно тебя не касается.

Алек не стал возражать, что как раз его это касается непосредственно. И так все слишком хорошо. Дочь с ним общается. Ему следовало бы, наверное, поговорить с ней о противозачаточных средствах. Но не взорвется ли Лэйси?

— Джессика уже сделала это, — неожиданно призналась Лэйси, не отрывая взгляда от воды.

— Что?

— Господи, зачем я это сказала! Но ты же не выдашь ее Ноле, правда, папа? — взмолилась девочка. — Пожалуйста, не надо. А то Джессика меня убьет.

— Я ничего не скажу. — Должен ли он сдержать это обещание? Придется. Он попытался представить малышку Джессику Диллард в постели с мужчиной, но у него ничего не получилось. — А она… была осторожна?

— Наверное, — Лэйси явно раздражали его вопросы, и Алек не решился продолжать.

Они поймали еще пару пеламид к тому времени, как слишком сильная качка осложнила рыбалку. Алек только обрадовался, когда капитан развернул судно и направил его к берегу. Большинство рыбаков сложили удочки и сидели на палубе. Некоторые ушли в салон, когда ветер стал особенно сильным.

— Если кому-то нехорошо, он должен смотреть на горизонт, так, кажется? — спросила Лэйси.

— Тебе нехорошо, Лэйси? — встревожился Алек, хотя и сам страдал от качки.

Она лишь покрепче завернулась в ветровку и покачала головой. Начался дождь. Алек видел, как капельки в волосах Лэйси сверкали в свете, падавшем из салона.

Неожиданно Лэйси вскочила и перегнулась через поручни. Алек встал рядом и придерживал длинные тяжелые волосы, убирая их от лица дочери, пока ее рвало. Он вспомнил, как точно так же помогал Анни, когда та вынашивала Дэйси. Тяжелая беременность, хотя Анни всегда говорила дочери, что это были дивные девять месяцев, словно пыталась стереть из своей памяти ужасные воспоминания. Алек достал из кармана платок и вытер Лэйси губы.

— Пойдем-ка отсюда, — сказал он.

Они сели на палубу, прислонившись спинами к салону, прикрывавшему их от ветра и дождя. У Лэйси стучали зубы. Алек обнял ее, обрадованный тем, что она не запротестовала. Она крепче прижалась к Алеку.

— Папочка, мне так плохо.

— Знаю, малышка. — Он посмотрел на горизонт. Сквозь темноту и дождь он разглядел цепочку огней на берегу и призывный свет Киссриверского маяка. — Смотри, Лэйси, мы почти дома.

Она подняла голову, но потом снова опустила ее ему на плечо. Алеку было холодно, он промок, и Лэйси было совсем худо, но он давно не чувствовал такого удовлетворения.

Когда судно причалило, Лэйси кое-как сама добралась до машины. Алек нес сумку-холодильник с рыбой. Он поставил ее на заднее сиденье «Бронко», сел за руль и посмотрел на дочь.

— Ты такая бледная. Тебе не лучше?

Она скривила губы в подобии улыбки, опустила голову на подголовник и закрыла глаза.

Всю дорогу домой Лэйси молчала. Она даже не стала включать свой приемник, и он лежал у нее на коленях.

Войдя в дом, Алек оставил улов на столе в кухне и внимательно пригляделся к дочери, снимавшей промокшую ветровку. Ее лицо было бледным, глаза припухли.

— Догадываюсь, что рыбная ловля не слишком тебе понравилась.

Она повесила мокрую куртку на стул и открыла крышку переносного холодильника.

— Что ж, — сказала она, вынимая самую маленькую пеламиду, — полагаю, Нолер будет довольна.

Алек улыбнулся.

— Я займусь рыбой, Анни. А ты… Лэйси рывком повернулась к нему.

— Я не Анни! — Она швырнула рыбу в него. Пеламида попала ему в щеку, холодная, мокрая, и упала на пол с противным стуком.

— Прости меня, Лэйси.

— Меня от тебя тошнит! — Она развернулась на каблуках и вышла из кухни, длинные рыжие волосы сверкали в свете лампы.

Когда Алек встал утром, Лэйси уже не было. В доме стояла гулкая тишина. Он отнес рыбу в дом Нолы. Ее не было, но дверь не была заперта. Алек положил рыбу в холодильник и оставил записку на кухонном столе. «Рыба в холодильнике», — написал он и мысленно добавил: «Кстати, твоя дочь уже занимается сексом». Как бы он себя чувствовал, если бы Нола узнала что-то о Лэйси и ничего ему не сказала?

Алек подбирал материалы о маяке для выступления Оливии, когда дочь вернулась домой. Он услышал, как хлопнула задняя дверь, а затем ее легкие шаги взлетели по лестнице. Он все утро репетировал, как будет говорить с дочерью. Оливия уговорила его накануне вечером по телефону сказать девочке, что ему очень понравилась прогулка с ней и он просит ее не портить все из-за глупой оговорки.

Дверь в комнату Лэйси была открыта, и сначала Алек решил, что к дочери зашла незнакомая ему девочка. Коротко стриженная брюнетка рылась в верхнем ящике комода.

— Лэйси?

Девушка обернулась, и Алек потерял дар речи. Дочь коротко остригла волосы и выкрасила их в черный цвет. В некоторых местах волосы были такими короткими, что просвечивала кожа.

— Что ты с собой сделала? — выдохнул Алек.

Лэйси уперлась руками в бока и с вызовом посмотрела на отца.

— Теперь я на нее ни капельки не похожа, верно?

— Моя дочь остригла волосы и выкрасила их в черный цвет, — сообщил Алек.

Оливия перевернулась на бок, убрав подальше Сильвию.

Каждый вечер телефон звонил в половине одиннадцатого, и она уже знала, кто ей звонит. К этому времени Оливия уже была в кровати. Алек признался ей в том, что ему нравится звонить ей, лежа в постели, а его постель — это самое одинокое место в доме после смерти Анни. Оливия согласилась с ним, она очень хорошо его понимала. Разговаривая с Алеком в темноте, она чувствовала себя ближе к нему. Он тоже лежал без света. Оливия спросила его об этом еще во время первого разговора.