Мимо, мимо, мимо летят бесконечные кусты и деревья, насаженные вдоль дорожного полотна. Лето уже переломило хребет; трава в полной силе. Бесконечны жёлто-белые поляны цветов. Белое – это цветёт сныть и тысячелистник, а жёлтое – пижма, этакие собранные в грозди ромашки без лепестков с резким и родным запахом летней лужайки. Уже нет грязно-розового вереска, красы наших песчаных сосновых опушек – он остался где-то во вчера, в той первой ночи.

Появляются пирамидальные тополя. Это значит, что мы мчимся по Украине, пересекая её вместе с Днепром – всё ближе к горячим степям приазовья.

Imagine

Основное чувство дороги – лень, истома и нетерпение. Только скорость отвлекает и даёт некоторое облегчение утомлённым предвкушением чего-то особого нервам. Короткие остановки воспринимаются почти физической болью. Как можно ходить по этим дорогам, выжженным солнцем до состояния седой серой пыли, как вообще можно жить тут, когда рядом – вот она, дорога, и поезда мчат к близкому уже морю тысячи изнывающих от нетерпения душ?! Как можно не бросить всё и не присоединиться к согласному движению родственных желаний?!

Но сонные от зноя полустанки пролетают, сменяясь однообразием редколесной степи, и люди, занятые повседневными заботами, почему-то не помышляют очертя голову кидаться в дорогу, и ровный встречный ветер – следствие нашего собственного перемещения – смывает впечатления и швыряет их назад, в прошедшее. Вопреки очевидному, кажется, что мы движемся только по оси времени, совершенно не перемещаясь в пространстве.

Жарко. Днём поезд раскаляется так, что не спасает даже кое-как работающая вентиляция. Дорожные столики уставлены бутылками с лимонадом. Лимонад до отвращения тёплый и жажду почти не утоляет.

Наше окно распахнуто по максимуму. Ветер заползает в купе и лениво шевелит страницы давно прочитанного журнала, не принося снаружи никаких запахов. Вернее, мы уже настолько адаптировались, что перестали их различать.

Поезд резво бежит над Днепром. Запорожье. Хортица. В другое время это вызвало бы живейший интерес – но только не сейчас: температура слишком высока для проявления какой-либо активности. О Боже, скорей бы вечер!

Второй вечер

За ночь мы должны миновать последние сотни километров материка, миновать Перекоп, Джанкой, и рано утром прибыть, наконец, в Симферополь.

Вечер спускается плотным неподвижным воздухом. Я всегда завидовал машинисту, который в своей кабине видит, как бесконечная, уходящая к горизонту колея мчится навстречу, и по ней скользят красные отблески заката. Из вагонного окна такого не увидишь: не тот ракурс. Но, конечно, и так неплохо.

На этом участке скорость поездов максимальна. Не знаю, с чем это связано: с графиком движения, отсутствием крутых поворотов, состоянием пути или чем-нибудь ещё. Поезд с тихим шорохом скользит по цельнотянутым рельсам – это такая особенная технология, когда нет стыков; нет и привычного двойного перестука. Кажется, что поезд идёт почти бесшумно, и только когда мимо проносятся хибары путевых рабочих, фермы мостов или что-то похожее, от чего могут отражаться звуки, можно убедиться, что это не так. Тогда звук колёс раскалывает относительную тишину сумерек. Вообще в поезде тишина недостижима: где-то что-то скрипит и потрескивает, еле уловимо шелестит ветер, из соседних купе слышны какие-то шорохи; но можно оставить часть своего воображения сзади, и когда шум умчится следом за поездом, ночь постепенно раскроется тишиной, запахами и дрожанием далёких золотых огней. От нагретых шпал чуть уловимо тянет креозотом. Изредка в чёрных кустах всполохнётся устраивающаяся на ночлег птаха. Солнце село; небо хмурится, и от этого на земле ещё темней. Полевые цветы во влажной духоте воздуха пахнут густо, богато и изнуряюще. Тянет влагой: видно, где-то поблизости ручей. Но сильнее всего запах сена – кто-то недавно выкосил лужайку вдоль путей.

Или по-другому: сумеречный ветер разогнал последние клочья облаков, и алый небосвод гаснет величественно и неторопливо.

И звёзды – Боже мой, сколько звёзд!

Нам в своих городах нипочём не увидеть такого великолепия. Небо полыхает, брызжет недвижимым огнём, и где-то в душе вдруг просыпается ребёнок и тянется играть, пересыпать звёздную пыль с ладони на ладонь. И в сердце щемяще остро проникает осознание своей малости, беззащитности – и в то же время какой-то обласканности и растворённости во Вселенной. В такую ночь душа поднимается, встаёт на цыпочки и о чём-то шепчется с другими Божьими созданиями.

Утро

Настоящая тягомотина наступает тогда, когда мы вползаем на Крымский полуостров. От этого спасает только рассветная рань; нужно лежать, изо всех сил стараясь не проснуться как можно дольше. Но какое там!

Из приоткрытого окошка (на ночь оставляется мизерная щель: при полноценном сквозняке простудишься враз) – из окошка чуть сквозит свежестью утра; поезд двигается какими-то рывками – видимо, ночью сменилась локомотивная бригада, и это достаточно заметно. На перроне станций царствуют утренние звуки, которые в общем-то привычны, но именно сегодня по-особому тревожат и заряжают бодростью. Мы вот-вот приедем!

Но это «вот-вот» оборачивается почему-то добрыми тремя часами, и от Красноперекопска до Джанкоя – совсем маленький отрезок на карте – мы движемся как сквозь вату; или это только кажется из-за нетерпения? Всё давно собрано, все умылись, позавтракали и с нетерпением поглядывают на запакованные вещи. Все изнывают от нетерпения. Кажется, время совсем остановилось, но точно по расписанию наш усталый поезд наконец вползает на территорию симферопольского вокзала. Стрелки, бесконечные стрелки, переползания с пути на путь, тормоза шипят. Приехали! Слава Богу, приехали! И удачно: на первую платформу.

Десять часов. На часовой башне – слева от арочного проёма, если смотреть с перрона – золотятся и сверкают на солнце стрелки. Небо ослепительно голубое, уже начинающее дышать зноем. Мы выходим на привокзальную площадь. Множество людей снуёт, толчётся и пробирается в различных направлениях. В тени сидят на чемоданах отъезжающие с покорно-обречённым видом. Их легко угадать по загару и той особой психологической ауре, которая витает над ними и которую можно описать двумя словами: утомление югом.

Нам нужно пройти немного левее. Тут продают билеты на самый длинный в Европе троллейбусный маршрут. И как же непривычно и волшебно звучит на языке слово «Ялта»!

Троллейбус отправляется строго по расписанию, минута в минуту. Если опоздаешь – всё, сам виноват, уйдёт без тебя. Впрочем, ждать нового недолго: они идут с паузами от двух до пяти минут, не более.

Imagine

Кто знает, сколько очарования кроется в простой троллейбусной занавеске, колеблемой ветром? Потоки воздуха, врывающиеся в открытые окна, вьются и сплетаются невидимыми причудливыми струями, и лёгкий шёлк помогает видеть их игру. А какой воздух! Он тёпл и ласков – наверное, таким был воздух рая в первый день творения.

Нюанс: билеты на рейс (два рубля сорок копеек) продают строго по количеству сидячих мест. Никакой толкучки! Никаких моральных угрызений типа «нужно кому-то уступить место»! Троллейбусы чехословацкого производства несколько меньше, чем обычно; они скоростные и специально сконструированы для горных дорог. Поэтому поездка превращается в удовольствие: день только начинается, впереди самые чудесные приключения, и главное – впереди море!

День

Честно говоря, вначале поездка не представляет собой ничего выдающегося. Это потому, что движение происходит в городе с его светофорами, поворотами, мелкими заторами и непредвиденными остановками. И хотя для нас протянута специальная – не городская! – линия, рваный ритм движения не доставляет большого удовольствия.