Она сердито сообщила Каринке, что документы уже у нее. Диймар Шепот, конечно, влез в их разговор. И настроения не улучшил, какое там! Да еще и из чертова окна тянуло холодом! Женька треснула по раме кулаком. Второго удара не состоялось, рука замерла на полпути. Девчонка всмотрелась в темное пятнышко, зависшее в воздухе над калиткой. Лелин (вернее, Арнохин, но не в этом дело) октокоптер! Могла бы и позвонить… На ходу закрывая коробку с печеньем, Женька рванула по тропинке на выход, забыв про куртку. А снегу-то намело! Хочешь не хочешь, станешь под ноги глядеть.

Добежала до калитки, выскочила на улицу, привычно протянула руку, приглашая аппаратик сесть на ладонь… И замерла. Это был не тот аппарат. Вообще не октокоптер, а просто ерунда какая-то, детская игрушка. Груз уж точно не отправишь. Что за?!.

Ощущение опасности почти лишило сил. Настоящей опасности, не Светки с компанией, а…

– Ну, привет, – сдувая светлую челку со лба, бросила девочка, вынюхивавшая Женьку в кафе в день ее знакомства с Рудо. Одета она была в прежние, диковато смотрящиеся вместе тряпки. Да и вообще казалась запущенной и… чуть ли не неумытой. На шаг приотстав, топтался черноглазый мальчишка. А за ними был уже только темный лес.

Вякнуть не успела – сбили с ног и поволокли в этот самый лес. Еще на улице сменили обличье. Обмирая от ужаса, но совершенно не удивляясь, Женька поняла – серые волки. А потом стало не до пониманий и осмыслений. В живых бы остаться…

Похититель волок девчонку неумело, то и дело спотыкаясь передними лапами об ее руки-ноги, и хорошо, что не об голову. Впрочем, головой добычу тоже обо что-то приложили. Во рту сгущался вкус крови – видимо, прикусила щеку изнутри. Мрак безлунный, когда тебя волоком тащат по мерзлой земле, петляя среди сосен, сплевывать – такая же роскошь, как стонать или хныкать. Если нет желания задохнуться, наглотавшись дряни, по которой вообще-то ногами ходить положено.

– На спину закинь, тупица, – зло проговорила девчонка, – а то живой не дотащим.

Ее больно ухватили за плечо, и лес кувыркнулся перед глазами. В нос ударил запах волчьей шерсти, и грубый, как щетина, волос разве что не забил девчонке ноздри. Но мышцы, бугристо перекатывающиеся под шкурой зверя, хоть и были тверды, все же не шли в сравнение с острыми камнями и обломками веток. По сравнению с первой частью дороги (куда, Мебиус великий, куда?!) путешествие на волчьей спине можно было считать комфортным.

Ровно десять шагов.

А потом…

Волки-похитители и девочка-добыча оказались словно внутри гниющего трупа. Причем холодного, как ему и положено. Воздух, словно состоящий из смеси желеобразной тухлятины и ледяной сухой мертвости, ввинтился в легкие. И она потеряла сознание.

Надолго или нет – осталось непонятным. Просто очередной вдох оказался живительным – воздух! Нормальный воздух! Вместо волчьего загривка под Женькиным многострадальным боком оказался кафельный (да, эти квадратные гладкие плиты называются «кафель») пол. И это было прекрасно – твердый и плоский, он не

ходил ходуном и не трясся. И ни одного корня или камня, которые едва не искалечили девочку. Боль отступала, страшная дорога закончилась.

Евгения села и кое-как смахнула грязь, залепившую лицо. В глаза хлынул яркий свет. Такой, что она пару секунд обалдело моргала, пытаясь хоть что-то рассмотреть. А звучный с хрипотцой женский голос сердито произнес откуда-то сверху:

– Ах вы, бестолочи! Где были ваши глаза? Это не та девочка! У нее черные волосы. Не красные. Ты слышишь, что я говорю, Тоня? Не красные! То есть не рыжие, не медные, не алые и не оранжевые! И она вообще не оборотень.

Парень, уже в человеческом облике, что-то невнятно забормотал. Девица-волк фыркнула.

– От нее пахнет вашей кровью, Наставница. Вашей, на четверть, как вы и говорили.

– Обращайся ко мне как положено, паршивка! – рассердилась дама.

– Простите, госпожа символьер Алессандра Корамелл, – исправилась незадачливая похитительница, – но ошибки действительно нет. Двадцать пять процентов вашей крови. Это ваша внучка.

Сначала Карине казалось, что она выла, не умолкая ни на миг. Словно Лариса, Дирке, даже Григорий Аблярсов снова и снова умирали то на ее руках, то у ног, то за спиной. И к ним присоединялся ставший близким другом, почти братом, белый волк. Все внутри ревело и орало: «Рудо-Рудо-РУДО!!!» В этот рев и ор тонким голоском ввинчивалось горькое, но ехидное: «Диймар! Диймар! Как ты мог? Ты не мог… Зачем?!. Да неважно зачем. Неважно как. Ты – мог. И сделал».

Эта мысль была отрезвляющей. И девочка волевым усилием вынырнула в реальность – словно сбросила с головы капюшон боли.

На самом деле она не выла, а только бессильно хныкала. Митька волок ее по тропе, как тряпичную куклу. Оба давно (ох, что же такое «давно» в их ситуации?!) сменили волчье обличье на человеческое. А вокруг колыхалось нечто непохожее ни на что, виденное раньше. Межмирье здесь было иным. Некоторые клочья пространств казались выдранными из первобытных, а то и вовсе дочеловеческих времен, а некоторые – из миров далекого будущего.

– Мить, пусти, я сама могу, – выдавила Карина, на деле сомневаясь в своей способности передвигать нижние конечности без поддержки со стороны. Митька послушался. Оказалось – идти все же можно. Ну да, ноги целы, руки целы, почему бы не идти? А то, что сдохнуть хочется, так это ерунда, мелочь.

Не плачь, а злись.

– Господи Боже! – Прозвучавшая вместо ставшего привычным трилунского «мрака безлунного», эта короткая земная фраза казалась уж совсем иномирной над сияющей тропой. – Рудо! Мить, его больше нет. Вообще нет, понимаешь?! Как Ларика и твоих родителей…

– Потому что твой Диймар Шепот застрелил его, – жестко оборвал ее Митька, – из пистолета, который заранее спер у Арно. И как бы ты, Карин, сейчас ни пыталась найти этому оправдание, факт есть факт. Он убил нашего друга.

– Ничего я не пытаюсь найти, – буркнула она. – Диймар убил Рудо. Неужели меня могут какие-то объяснения интересовать? Ты меня ни с кем не перепутал?

Друг устало замотал головой.

– Объяснения как раз не помешают, – бросил он. – Вот взять бы этого черта Шепота да заставить объяснить все выкрутасы. Глядишь, и в происходящем разобрались бы. Творится что-то гадкое, причем планетарного масштаба. И вроде нас тоже касается, а мы как котята слепые. Тычемся на ощупь.

– Мы сейчас как в Трилунье придем, первое, что сделаем, – найдем способ связаться с Эррен. – Ничего другого Карине в голову не пришло. – Думаю, уж в теперешних-то дерьмообстоятельствах она нас за учебу не засадит.

– Я в принципе с тобой согласен, – кивнул Митька. Казалось, он уже справился с пережитым шоком и теперь возвращался в свое обычное состояние столпа Земли и атланта, держащего небосвод. – Меня смущает только то, что выйдем мы в некоем «Первом городе луны», который вроде как от всех скрыт. И находится неизвестно где. А значит…

– А значит, как всегда, попрем напролом. Куда нам деваться-то?

Карина одернула рукава куртки. Странно, в кои-то веки она попала на тропу не мокрая насквозь (спасибо согревающим знакам) и не грязная (спасибо, дорогое Мироздание!). Внутри ее, как новорожденный зверек, мягким слабым комочком зашевелилось новое чувство – горе и боль от потери друга никуда не делись, но словно на шаг отступили, давая место… Чему? Что это было за чувство?

Жизнь продолжалась, вот что.

И жизнь эту следовало сохранить. Во что бы то ни стало. Свою, чужую… любую жизнь, которой будет грозить опасность.

Карина огляделась.

Тропа шатким подвесным мостиком колыхалась в пустоте. Вернее, в ночном небе. Колыхалась – в прямом смысле слова. Никогда раньше она не замечала этих мерных, легких, но определенно угрожающих движений.