– Я настаиваю на том, что вы должны переехать ко мне. Вы сильно рискуете, вы же почти взрослые. Я найду, с кем передать весточку Наставнице…

Дверь в коридорчик для персонала сейчас казалась спасением. А взгляды, которыми Светлана с подругами проводили Евгению, теперь действительно прожигали дыры в корме. День взглядов сегодня. И день неприятностей. Нарвалась, похоже. Ну и наплевать.

– Катя! – Женька едва не сбила коллегу с ног на выходе из коридорчика в кухню. – Отнеси им заказ, пожалуйста!

И сунула обалдевшей девушке листок из своего блокнота.

– А сама что? – хихикнула та. – Руки-ноги отнялись? Ой, да у тебя глаза, как бенгальские огни, и лицо красное. Неужели настолько улетный кадр оказался?

Женька только отмахнулась и кинулась в туалет – охладить полыхающие щеки. И посидеть пять минут в глубине двери, ведущей в это необходимое в быту место. Безумствующему в груди сердцу до зарезу требовалась передышка.

Холодная вода отлично помогла. Отражение в зеркале над раковиной приняло вид вполне себе человека, а не пациента психушки умеренно строгого режима. Только глаза все еще блестели.

– Уймись, – строго сказала Женька отражению. – Мрак безлунный, Евгения Радова, ты что, никогда раньше парней не видела?

И вынуждена была с грустью констатировать – толком не видела. Весь ее опыт общения с противоположным полом сводился к поверхностно-приятельским отношениям с Диймаром в Дхорже. Настолько поверхностным, что он узнал о ее знаккерской бездарности только перед самым побегом на Землю. Да чего уж там, блистательный и от всех далекий Диймар Улвер Шепот вспоминал имя наследницы Дхоржа, только когда ему что-то от нее требовалось. Не стоит врать самой себе – никакой он не приятель, а так, отчаянная Женькина попытка с кем-нибудь подружиться. Молчаливый, как книжный шкаф, Балер Рыков, по приказу мамы доставивший девочку на бал и тут же растворившийся в толпе, вообще в счет не шел. Головокружительно симпатичный, но чужой, как какой-нибудь деревянный юголикский божок, Гедеминас Заккараус стал единственным партнером по танцам, которого она более-менее запомнила. Вот и весь «богатейший» лирический опыт. Даже отмороженная на голову и, кажется, немного отстающая в развитии в «этом самом» смысле сестренка уделывает ее с разгромным счетом… Так что уехавшая в никуда крыша и подогнувшиеся коленки от встречи с незнакомцем это… это просто эффект новизны. И все тут.

– Уймись, Евгения Радова, – снова приказала она своему отражению, утыкаясь лбом в зеркало и оставляя на поверхности мокрый след, – и топай работать, не пользуйся Катиной добротой.

Катя, похоже, уже шла за Женькой – за дверью раздалась ее легкая поступь.

– When Гт worried and cannot sleep, I count my blessings instead of sheep, – пропел совсем не Катин и вообще незнакомый голос.

Надо же, на ином языке. Впрочем, чему удивляться, если тут уцелели земли практически всех народов? Стр&ы, на местном э-э-э… жаргоне.

Впрочем, эту блестящую мысль Евгения додумывала уже буквально в полете. Какие инстинкты сработали – непонятно. Но она птичкой зимородком нырнула в единственный предмет, глубина которого ее вмещала. То есть, собственно, во входную дверь. И хоть ей и пришлось развернуться лицом к непрошеной посетительнице (а голос, певший галиматью[2] на незнакомом языке, был девичьим), рассмотреть интервентку Евгения не успела.

Судя по звукам, в кабинку девчонка не пошла, пускать воду в раковину тоже не торопилась. Бродила по помещению, шмыгая носом и мурлыча непонятные слова. Хм, явно не одна из пяти сотрудниц кафе. И вообще непонятно, что она тут забыла. Евгения осторожно выглянула в трехмерное пространство.

– «Примерно четверть… пожалуй, так. Надеюсь, с нами… пойдёт без дра-ак», – напевала девчонка, та, что недавно сидела за столиком с парнем Женькиной мечты.

Она стояла посреди крошечного помещения. Если вытянет одну руку, то, не распрямив ее до конца, упрется в дверь единственной туалетной кабинки. Вытянет вторую – наткнется на входную дверь, в глубине которой скорчилась Женька. Но незнакомка стояла, опустив руки вдоль тела. Довольно высокая и крепкая, светловолосая, нелепо одетая – в явно трилунского покроя штаны, ужасно старые, и растянутый некрасивый местный свитер. На ногах, напротив, красовались новехонькие, модные здесь теплые ботиночки. Она покачивалась и напевала уже понятные слова на все тот же мотивчик. И в паузах самым натуральным образом внюхивалась в воздух.

«Ничего себе», – подумала Евгения.

Девчонка, словно ее за ниточку потянули, повела носом в ее сторону. По-прежнему, громко и с пришмыгиванием, втянула воздух через ноздри.

Зеленовато-серые глаза встретились с Женькиными.

– Ага, – проговорила девчонка, нимало не смутившись тому, что Женька выглядывала из фанерного дверного полотна, как пловец на спине из воды. – Цып-цып-цып, иди-ка сюда!

Что происходит? Ответа на это у Евгении не возникло, но появилось четкое понимание – ничего хорошего.

Она попятилась, вывалилась в трехмерность коридорчика. Слева – кухня, справа – дверь в зал. Куда бежать? Вместо ответа из кухни выглянула Лиза. А противоположная дверь раскрылась, пропуская парня Женькиной мечты, решительного и сердитого. Позорно сбегая под защиту поварихи, Евгения краем глаза ухватила, что парень сгреб девчонку за шиворот и поволок в зал. Инцидент был исчерпан.

Обслуживание их столика перехватила ничего не понимающая Катя. Незнакомцы сидели и булькали свой гигантский латте тише дохлой дикобрыши. Рабочий день пошел своим чередом и закончился три часа спустя с последними клиентами, совершенно другими и совершенно обыкновенными.

Иногда возвращаться домой (мрак безлунный, она уже думала о Каринкином домишке, как о своем доме!) было жутковато. Евгения давно знала, в глубине какого забора, или, например, столба, или дерева можно укрыться в случае нападения. Когда сестра на полном серьезе сообщила о возможности быть убитой из-за шикарной побрякушки на руке, Евгения призадумалась. А как только начала работать, первым делом озаботилась поиском безопасных местечек. Жаль только, что нырять в глубину воздушного пространства, как это делал Диймар, у нее не получалось. Эх, не бездарь, так недоучка… Значит, опасные места надо преодолевать быстро, почти бегом.

На опасном месте ее и подловили. Но не странная девчонка, не удивившаяся четырехмерным фокусам, а всего лишь Светлана со товарищи. Еще четвертая девица добавилась. Потрясающе, как перекрутка миров. Втроем, видимо, не рискнули…

– Как называется девушка, уводящая чужих парней? – с места в карьер начала Светлана.

– А у тебя парня увели? Сочувствую.

Женька огляделась в поисках какого-нибудь крупного предмета. Тщетно. Ну, в крайнем случае, будем нырять прямо в глубину человеческих тушек. Не получать же по морде ни за что…

– Ты че, под дурочку косишь? – полюбопытствовала оппонентка, явно придерживающаяся иных взглядов на «ни за что». – Ты официанткой пашешь или… – Она добавила очень грубое слово и укрепила этот аргумент тычком в плечо.

Женьке стало противно. Если бы хоть один на один…

Но неожиданно стоявшая рядом с ней бледная моль как-то хрипяще задышала и принялась хватать Светлану за руку. Решила влезть в драку на стороне Евгении? Вот уж едва ли.

– Св-св-све-е-ет, – проблеяла она, – ты-ты-там…

– Чего еще? – вскинулась было и так вполне злющая девица.

Но моль только мычала и тыкала пальцем куда-то за спину подруги. Толстуха, занимавшая позицию по правую Женькину и соответственно по левую Светину руку вдруг тихонько завыла и мелкими крабьими шажками двинулась куда-то, непонятно куда, но явно подальше отсюда. Ничего не понимающая Евгения перевела взгляд в направлении, указанном молью. И на нее накатили противоречивые желания – в ужасе блеять, как вышеупомянутая моль, или сваливать не разбирая дороги, как толстуха.

Из темноты, в которой утопали домики Крылаткиного тупика, на девчонок внимательно смотрели две пары горящих глаз. Ярко-желтых. И это совершенно точно были глаза диких животных. Очень крупных и наверняка очень голодных.