Жар этого поцелуя, подчеркнутый вином и слегка кислым вишневым бренди, подаренным Рюди, все еще пребывал с ними в течение всего ужина и после, когда они отправили Макку на ее законную лежанку. Обычно Юри все еще держался на ногах, когда Виктор уже валялся пьяным под столом, но в этот раз ему хватило лишь нескольких бокалов, чтобы разойтись и стать немножко буйным. Одним движением он снял джемпер вместе с рубашкой, несмотря на зимний холодок, и забрался с голым торсом на колени Виктора, усевшегося на диван.

Они снова начали жадно целоваться. Пока Юри протискивал пальцы сквозь светлые волосы, Виктор водил руками по его спине, впиваясь в кожу ногтями с каждым беспокойным движением его бедер. Расцеловав линию его челюсти, Виктор плавно перешел к шее и начал покусывать и засасывать кожу все ниже, пересекая то место, где был бы воротник рубашки. С каждой новой лаской Юри разбито постанывал, не отпуская его волос.

— Боже, Виктор, у тебя хорошо получается, — запинаясь, сказал он. — Иногда достаточно одного взгляда на тебя, и я уже практически задыхаюсь. Знаешь, каково сидеть в нашем кабинете всю неделю, мечтая обо всем, что мне хотелось бы вытворить с тобой? Знаешь, сколько это вызывает напряжения?!

Завершив засос на стыке плеча и шеи, Виктор оторвался от него и усмехнулся.

— А я? Я вынужден сидеть в этом кабинете вместе с тобой, или ты забыл?

Юри посмотрел на него сверху вниз немного расфокусированным взглядом; лицо его раскраснелось, и он медленно облизал губы.

— Однажды я не удержусь, заберусь под твой стол и возьму у тебя в рот.

Виктора пробила дрожь от раскаленной картинки в голове, и Юри снова двинул бедрами.

— Тебе бы это понравилось, да?

— Да. Да, понравилось бы. Черт, Юри, — он устремил губы к его ключицам и основанию горла. — Но сейчас я бы хотел переместиться с тобой в спальню.

Пытаясь вытащить его галстук из-под жилета заплетающимися пальцами, Юри пожаловался:

— Почему не прямо здесь?

— Мы разбудим Макку.

— А, ну да, — Юри оглянулся через плечо на их питомца, уютно свернувшегося на пледе у радиатора. За несколько последних месяцев оба выяснили, что Макка всегда испытывала сильное чувство несправедливости, если ее исключали из чего бы то ни было, и ее холодный, мокрый, принюхивающийся щенячий нос, возникающий в самые неподходящие моменты, легко убивал все настроение.

— Обними меня за шею, — сказал Виктор, и, когда Юри так и сделал, он подхватил его под ноги с обеих сторон. Твердо поставив ступни на пол, он напряг мышцы и встал, отчего Юри кратко ахнул и стукнул его по спине. Виктор пронес его в этой позе через комнату и коридор прямо в спальню.

На кровати Виктор забрался поверх него и продолжил поцелуи, стряхнув с плеч жилет и рубашку, уже расстегнутую Юри, а потом сместился ниже, чтобы припасть ртом к его животу, что заставило последнего захихикать, и стянул с его ног штаны. Обнаженные, они переплетались телами, разогретыми алкоголем и влечением, и Юри глотал воздух между поцелуями и кусал его губы.

— У тебя день рождения, — бархатисто произнес Виктор. — Чего бы ты хотел сегодня?

Юри ненадолго смолк, а потом взял лицо Виктора в ладони и немного отвел от себя, чтобы заглянуть в глаза. Из-за алкоголя он щурился сильнее, чем обычно, когда был без очков, но ни с чем нельзя было спутать беспредельную любовь, освещающую его лицо — настолько глубокую, что в ней можно было бы утонуть, настолько сильную, что на ее волне можно было бы подняться намного выше любой из альпийских вершин. Приподняв голову, Юри подарил ему очень нежный поцелуй, прежде чем прошептать:

— Будь во мне?

Каждый раз это ощущалось так, как будто они были одни во всем мире и за пределами комнаты вся остальная реальность переставала существовать. Был только он и Юри, кожа к коже, и их распростертые друг перед другом души и сердца. Они лежали на боку под одеялом, и спина Юри вжималась в его грудь, пока Виктор усыпал его шею и плечо поцелуями, двигаясь внутри него медленно и плавно. Даже после всех лет с Юри он все еще ощущал себя слегка сумасшедшим, как будто половина его мозга каждый раз просто отказывала при виде узора родинок на бедре Юри, небольшой дорожки волос внизу его живота, и от того, как он шептал имя Виктора, вцепляясь в простыни и зарываясь пальцами в волосы.

Виктор водил пальцами по его груди, пока они не были пойманы Юри, и их кольца прижались друг к другу, когда Юри направил его руку ниже, ниже, туда, где так нуждался в касаниях. Запрокинув голову назад, он тяжело задышал, лицо его исказило желание, и Виктор отдал бы ему все на свете, убил бы снова, умер бы сам или разорвал бы себя на части, будь в том нужда. Он провел губами под челюстью Юри, и этого оказалось достаточно, чтобы волна сильной дрожи прошлась по телам обоих.

После Юри перекатился на другой бок и, несмотря на алкоголь и ужасный возраст Виктора, поцеловал его, да с таким жаром, что это походило скорее на интерлюдию, чем на финальный аккорд. Виктор поглаживал его волосы, счастливо вздыхая, пока Юри ласкал его ухо, все медленнее и мягче, и вскоре движения пальцев прекратились совсем.

— Витюша, — мягко сказал он, и то, как прозвучало ласковое имя, наэлектризовало все его нервы, — когда снова начнутся бомбежки, давай убежим в горы?

Виктор чуть отвел голову и посмотрел Юри прямо в глаза. Они еще не полностью отказались от старой привычки намеренно избегать обсуждение политики; тема бомб и бушующей войны в Корее, где в любой момент та или иная сторона могла снова сбросить их, все еще лежала в уме Виктора мертвым грузом. Видимо, в уме Юри тоже.

— Хорошо, — ответил он, соприкасаясь с Юри носами. — Мы убежим в горы, отыщем старое деревянное шале (3) и будем жить в нем. Места в нем будет как раз на нас двоих.

— М-м-м. Да. Где-нибудь около горного источника с чистой и свежей водой. Мы будем купаться там летом.

— Я научу тебя пользоваться винтовкой, и мы будем охотиться на диких оленей. Маккачин — умная девочка, уверен, она бы пригодилась в охоте на зайцев и уток.

— Мы будем растить овощи и травы, и у нас будет огромный сад.

Виктор поцеловал его.

— Боюсь, что я совершенно ничего не знаю про садоводство.

— Я ведь тоже, но разве это может быть сложно? — в глазах Юри мерцали бронзовые блики от лампы. – Мы будем проводить дни, ухаживая за растениями, охотясь, таская воду из источника и заготавливая дрова.

— Тебе стоит заняться колкой. Голым по пояс. Это правильный способ.

— Если ты настаиваешь, — ответил Юри с улыбкой. — А зимой навалит несколько метров снега, и мы будем проводить целые дни, развалившись у камина, болтая и читая книги.

— Я буду читать тебе Верлена вслух, все ариетты, а ты будешь облачен в одно только сияние пламени, — он поцеловал разомкнутые губы Юри, испивая сладость из его рта. — «Уйти за грань от всех людей, легко забыв все то, за что изгнали нас». (4)

Юри вздрогнул в удовольствии и поднес его руку к губам для поцелуя, водя пальцем по кольцу.

— Ты как-то говорил, пока не померкнет мир. Но я и после этого хочу быть с тобой. Пусть всему настанет конец, пока где-то будем я и ты, вместе, вдвоем.

— Тогда это навечно, — Виктор вложил в голос всю глубину и страсть своей души и стиснул Юри в объятии в застывшей тишине их спальни. — Пока все города не превратятся в прах, пока моря не выйдут из берегов, и пока солнце не проглотит землю, пока вселенная не распадется или не взорвется — и даже после этого я буду все еще нуждаться в тебе. Я буду все еще любить тебя.

— Да! — твердо и горячо прошептал Юри. — Я буду все еще любить тебя, когда даже вечности придет конец.

Виктор притянул его к себе так близко, как только мог, ощущая, как вздымались от дыхания их грудные клетки. Они целовались так, как будто вечность была уже на пороге, и ничто не могло заставить их разделиться. Схватившись за талию Юри, он почувствовал, как любимые руки провели по мышцам его плеч, и желание снова вспыхнуло в его крови. Он перевернулся на спину, утянув Юри за собой и расположив его сверху, и вцепился в него так, словно Юри был каким-то якорем, помогающим ему сохранять рассудок.