— Прости меня, — повторил Юри, — за все плохое, что я наговорил тебе, и за то, что вел себя сегодня так по-свински. После всего, что мы пережили, я не думал, что быть нормальным окажется так непросто.

Виктор рассмеялся от этих слов, в этот раз по-настоящему.

— Наверное, споры о вещах, которые не имеют значения, как раз и являются постоянным времяпровождением нормальных людей.

— Я не хочу, чтобы это вошло у нас в привычку. Мне не нравится сердиться или огорчать тебя, —признался Юри и, наклонившись ближе, тихо добавил: — Я люблю тебя, Витюша.

Виктор закусил губу, а затем бросил сигарету и взял Юри за другую руку.

— Давай вернемся наверх, где я смогу поцеловать тебя.

Внутри квартиры Виктор прижал его к входной двери и поцеловал его так, как будто они не виделись дни, недели, как будто слияние их губ могло все исправить. Обхватив руками шею Виктора, Юри пробовал на вкус дым и холод его рта, пока знакомые руки вырисовывали узоры на его боках; может, он проходил через многие трудности в жизни, но только не здесь. Любить Виктора было самой простой вещью на свете. Просто все остальное, что сопутствовало этому, вызывало сложности.

В конце концов Виктор отстранился; лицо его раскраснелось, а губы немного припухли.

— Я люблю тебя, — сказал он, — но если не доем ужин, то могу потерять сознание от голода до того, как мы займемся чем-нибудь повеселее.

Юри приблизился и вовлек его в еще один долгий, заключительный поцелуй, а потом проследовал за ним на кухню. Виктор вывалил содержимое обеих тарелок обратно в кастрюлю и включил плиту, чтобы разогреть рагу. Тем временем Юри сел за стол и подцепил блокнот, где они ранее набросали короткий список покупок — его внезапно пронзило желание, которому стоило последовать, пока оно не испарилось. Он быстро перевернул страницу и начал писать, ощущая на себе взгляд Виктора, стоящего у плиты.

— Хочешь знать, о чем здесь? — спросил он Виктора много позже, приняв сидячее положение посреди покрывал, укутывающих их ноги. Было еще слишком рано, чтобы ложиться спать, поэтому, как только они разделись, он снова занялся составлением письма, а Виктор погрузился в роман.

— Только если ты хочешь мне рассказать.

Юри облизнул губы.

— Ну, ты сам говорил, что мне стоит научиться делиться с тобой всем.

Виктор опустил книгу и придвинулся к нему. Юри обнял его и, положив блокнот им на ноги, начал водить пальцем по иероглифам, переводя один столбик за другим.

«Дорогая мама,

прости, что это письмо не соответствует ни формальному вежливому стилю, ни твоим ожиданиям. Однако после всех этих лет любое письмо — лучше, чем ничего. Я не знаю, написала ли тебе Минако о том, что сейчас я живу в Швейцарии. Мой новый адрес — в конце этого письма, а также на обратной стороне конверта.

Я не в курсе, как много ты знаешь о том, что случилось со мной во время войны, и о том, что я тогда делал, но ты знаешь, что после этого я начал жить в Лондоне, так что ты можешь обо всем догадаться. Я знаю, что Японию постигло много страданий, и некоторые из них были вызваны тем, что, когда пришло время, я выбрал совесть и сердце, вместо того чтобы выполнять обязанности. Я не мог вынести того, что наша страна делала ужасные вещи, но я пойму, если ты разочаруешься во мне и перестанешь считать меня сыном.

Моя жизнь действительно развивалась очень необычно после того, как я уехал в Берлин десять лет назад, но мне повезло: теперь она полна любви, о которой я даже не смел мечтать. Когда-то ты была разочарована тем, что я не захотел жениться, когда вернулся из Англии. Но теперь я должен честно сказать тебе правду: я никогда не женюсь, но я устроился и счастлив в ином смысле, с другим мужчиной. Если я все еще твой сын, то, возможно, однажды я привезу его с собой, чтобы познакомить со всеми вами.

Если ты захочешь написать мне ответ, пожалуйста, расскажи мне, как у вас с отцом дела, все ли в порядке у Мари и как там дочки семейства Нишигори. Расскажи мне, сильно ли изменился Хасецу или это все такое же тихое, сонное место, как и раньше. Расскажи, хорошо ли американцы относятся к вам, стала ли жизнь лучше спустя несколько лет после войны. Пожалуйста, расскажи мне абсолютно все. Я скучаю по тебе, и я очень тебя люблю.

Юри».

***

— Ты всегда находишь самых красивых залетных птичек, Кристоф, — широко улыбнулся человек за столом и, взглянув на паспорта Виктора и Юри, а также на маленькую цветную карточку от Кристофа, отдал их обратно. — Даже в мирное время.

— Это все мое неотразимое очарование, Даниэль, сам знаешь, — Кристоф отступил назад, вклиниваясь между Виктором и Юри, и взял каждого под руку. — Пойдемте, господа, сегодня вы дебютанты, и я просто обязан познакомить вас со всеми, кто имеет значение.

Ноймаркт-театр (6) в Цюрихе казался не самым подходящим местом для тех, кто был новичком в этом обществе, но когда Кристоф провел их вверх по лестнице и через дверь в бальный зал, Виктор не удержался от возгласа восхищения. Помещение было украшено мерцающей тканью синих и серебристых тонов, драпирующей стены подобно морским волнам; по периметру располагались длинные столы, освобождая место для танцев в центре, и официанты носили подносы с напитками в отсветах разноцветных огней. В одном из углов для фотографа позировала группа мускулистых молодых парней в матросских шапочках и плавках, и среди гостей были мужчины и даже несколько женщин, одетых в костюмы на военно-морскую тематику разной степени удачности.

Виктор повернулся к Кристофу, который как раз снял пальто. На нем тоже оказался матросский костюм, но вряд ли он мог бы соответствовать стандартам военной формы любой нации.

— Я не ожидал, что здесь будут женщины, — тихо сказал Виктор.

Кристоф усмехнулся.

— Ты только что отвратил меня от коммунизма на всю жизнь! У вас там в России вообще не умеют веселиться? Это не женщины, друг мой. Здесь, на Летнем балу «Der Kreis» (7), любой мужчина может одеваться так, как ему нравится, — он вытащил матросскую шапочку из кармана пальто, расправил ее и, немного подумав, через мгновение решительно водрузил ее на голову Юри. Тот слегка подскочил и удивленно посмотрел на него, моргая, как сова. — Ну же, хотя бы один из вас должен попытаться выглядеть в тему!

Пока Кристоф относил их верхнюю одежду в гардероб, Виктор приблизился к Юри и немного поправил новый головной убор.

— Ты выглядишь очень мило, — улыбнулся он. — Тебе идет.

— В свое время у меня были проблемы с лодками, — мрачно сказал Юри и опустил взгляд к рукам Виктора. — Но с ними связаны и некоторые хорошие моменты тоже.

— По крайней мере, эта страна не имеет выхода к морю. Держу пари, что в этой комнате собрался единственный военно-морской флот, который когда-либо был у Швейцарии.

— Не оскорбляй нашу благородную флотилию озер, — пошутил Кристоф, вернувшись. — Следуйте за мной, я должен представить вас Рольфу, это достопочтенная королева всех швейцарских гомосексуалистов.

Рольф оказался низким, лысеющим человеком в возрасте пятидесяти лет, который закатил глаза, когда Кристоф представил его как королевскую особу, но пожал руку и по-теплому улыбнулся и Виктору, и Юри.

— Добро пожаловать, друзья, — сказал он, вежливо следуя примеру Кристофа и разговаривая на классическом немецком, и затем жестом пригласил их сесть за свой стол. — Всегда приятно видеть новые лица из-за рубежа. Надеюсь, вы оба подпишитесь, раз вы здесь.

— Подпишемся? — переспросил Юри с любопытством.

— Ох, только не говорите мне, что из-за Кристофа у вас создалось впечатление, что тут одни лишь вечеринки и разврат. «Der Kreis» — это прежде всего журнал, мы выпускаем его с 1932 года, и у нас есть подписчики по всей Европе и даже за границей. Мы публикуем короткие рассказы, поэзию, фотографии, содержание которых достаточно благопристойно, разумеется, ведь мы должны удовлетворять требованиям цензуры. Людей нашего сорта никогда нигде не примут, если все остальные будут считать, что мы просто животные и что у нас нет понятий о культуре и нравственности, — он снова изучающе посмотрел на них, и уголки его рта приподнялись еще выше. — О, вы носите кольца! Это очень мило, мне нравится.