Итак, первый ответ на вопрос «Что происходит, когда встречаются два человека?» звучит так: они начинают копировать движения друг друга. Это первый феномен, который нам необходимо объяснить.

Подражаем ли мы собеседнику сознательно? Если учитывать преимущества, которые дает эта тактика, такое предположение вполне уместно (мы говорим здесь об эффекте социальной желательности). И действительно, редко бывает так, что кто-то спонтанно включается в пение на стадионе и только потом соображает: «Что это со мной? Я же болею за “Боруссию” Дортмунд!» Кроме того, вы уже наверняка не раз читали в разных пособиях по подготовке к проведению собеседований, что если человек наклоняется в вашу сторону, то и вы должны сделать то же самое.

Но мы копируем действия людей даже в том случае, если они ведут себя по отношению к нам{6} не слишком дружелюбно, и продолжаем делать это даже после того, как беседа закончилась{7}. Многое происходит непроизвольно. Вы подстраиваете свой тон голоса под тон собеседника, что сопровождается изменением размера зрачков{8} и даже ритма дыхания{9}. Хотя нельзя утверждать, что к концу беседы вы съели со своим визави пуд соли, наверняка можно сказать, что вы побывали в его шкуре.

Встречаясь, два человека как бы автоматически настраиваются на одну волну. Каким является такое поведение: врожденным или приобретенным? Ожесточенные дебаты, касающиеся характера (врожденного или приобретенного) того или иного феномена, ведутся не одно десятилетие, а в результате выясняется, что справедливо и то, и другое. В целом можно сказать, что даже автоматические действия могут меняться в зависимости от социальных потребностей, так же как зевота и смех вызываются определенным контекстом.

Нетрудно понять, почему имитация движений закрепилась в ходе эволюции. Механизмы заразительности имеют смысл прежде всего в группах. Взять, к примеру, почесывание. Если человек, сидящий по соседству с вами, непрерывно чешется, то и у вас возникает такое желание. Лучше сразу стряхнуть всех своих блох на соседа, чем потом вылавливать их у себя дома. То же и с зевотой. Представьте, что вы отправляетесь с группой в поход, а один из участников накануне всю ночь не спал и читал детектив. На следующее утро он чувствует усталость и, зевая от души, заражает сонливостью всех остальных.

Кроме того, на протяжении всей жизни мы учимся понимать, какое поведение нравится окружающим, а какого они будут стремиться избегать.

Если не совсем понятно, где следует искать истоки того или иного явления, ученые обычно обращают свой взор на маленьких детей. Во-первых, это приятно и сразу улучшает настроение, а во-вторых, дает много информации. Вероятно, малыши больше похожи на наших предков, живших шесть миллионов лет назад, чем среднестатистическая студентка факультета психологии.

Дело в том, что развитие биологического вида схоже с развитием конкретной особи, которая как бы повторяет весь ход эволюции в ускоренном режиме. Кроме того, дети еще недостаточно времени провели в человеческом обществе, чтобы испытать на себе его культурное влияние. Поэтому у них было меньше возможностей для того, чтобы усвоить имитацию движений. Существует только один способ выяснить, каковы истинные истоки имитации, – поехать вместе с будущей матерью в роддом, сразу после родов забрать у нее ребенка и полчаса корчить перед ним гримасы, наблюдая за его реакцией.

Именно так и поступили в 1977 году психологи Эндрю Мелтзофф и Кейт Мур{10}. Разумеется, с согласия родителей. Самому молодому участнику эксперимента исполнилось на тот момент всего 42 минуты. Первое, что он увидел, появившись на свет, было вот это…

К сожалению, мы не знаем, что ребенок подумал обо всем этом. Но нас больше интересует, что он делал. Независимые наблюдатели, которые видели только лицо новорожденного, подтвердили, что он подражал мимике: высовывал язык, открывал рот и т. д. Вы сами можете это увидеть.

Таким образом, будем считать, что подражание – часть нашей натуры. Во всяком случае, до тех пор, пока кто-то не придумает этому лучшее объяснение. Эксперимент производит довольно сильное впечатление, особенно если учесть, что младенец еще никогда не видел зеркала и почти не видел людей. Ребенок не знает, как выглядит его язык. Возможно, малыш даже не осознает, что у него вообще есть язык. И все же, видя высунутый язык, в ответ он высовывает свой. Это было подтверждено уже более чем двадцатью последующими исследованиями. Новорожденные способны имитировать четыре вещи: движения рта и рук, показывание языка и надувание губ. При этом они никогда не путаются, например не двигают ногой вместо того, чтобы надуть губы. Таким образом, люди обезьянничают с момента рождения, причем большей частью неосознанно. И потому ответить на вопрос, что при этом происходит у них в голове, становится еще труднее.

Но раз человек способен имитировать движения в том возрасте, когда еще почти ничего не умеет, значит, существует механизм, достаточно простой для освоения младенцем, но в то же время достаточно сложный, чтобы претворить ряд различных воспринятых образов в целенаправленное движение. Как это происходит? Откуда ваш мозг знает то, чего еще не знаете вы?

Пора уже влезть в головы двух участников нашего эксперимента и подвергнуть их сканированию (в переносном смысле, разумеется), чтобы посмотреть, что там происходит, когда они наблюдают за другими.

Сегодня человеческий мозг уже не представляется черным ящиком. Неврологи получили возможность заглянуть в головы участников эксперимента. Не совсем буквально, конечно, поскольку то, что мы видим, выглядит не столь ясно и четко, как на красивых иллюстрациях. (Мы уже обсуждали с вами вопрос, почему следует несколько скептически относиться ко всему, что мы видим.)

Поэтому давайте для начала немного осмотримся в лаборатории. Какие инструменты тут используются? Что они могут продемонстрировать нам со всей достоверностью, а чему можно верить лишь отчасти или не верить вообще? Итак, несколько слов о неврологии прежде, чем мы примемся за аппаратуру.

До изобретения электроэнцефалографии (ЭЭГ) и функциональной магнитно-резонансной томографии (ФМРТ) практически единственной возможностью исследования человеческого мозга было наблюдение за интересными людьми в ожидании того момента, когда они умрут. После этого их мозг подвергали исследованию, чтобы выяснить то, о чем их забыли спросить при жизни. Некоторые из результатов этих исследований пережили века.

Например, французский врач Поль Брока в XIX веке занимался несколькими пациентами, лишившимися речи. После их смерти Брока исследовал мозг пациентов и во всех случаях констатировал дефекты в одной и той же области, которую до сих пор связывают с речевыми способностями и которая носит имя этого врача – центр Брока.

Другие посмертные исследования, например мозга Эйнштейна (на что он, кстати, никогда не давал согласия), демонстрируют довольно спекулятивные результаты. Единственное, что можно утверждать с полной достоверностью, это то, что размер не имеет значения. Мозг Эйнштейна был несколько меньше и легче, чем у среднестатистического человека. Похоже, что для далеко идущих выводов недостаточно исследовать мозг одного гения. А Стивен Хокинг пока еще жив.

Затем появились новые методы, позволяющие понять, какая область мозга активна в тот или иной момент. Это можно было определить по количеству кислорода, поставляемого в определенные зоны мозга, или по колебаниям электрических потенциалов в нервных клетках.