Дом догорал во тьме. Густой дым тянулся из разверстых проемов окон и клубами поднимался вверх, образуя причудливые фигуры на фоне неба, принявшего жутковатый оранжевый оттенок. Морщась от резкого запаха и пронзительного воя сирен, Кармен вышла из съемочного автобуса телепрограммы «Новости после девяти». Ее вдруг охватила усталость, скорее моральная, чем физическая, и Кармен всеми силами постаралась не дать ей проявиться на ее лице. За последние несколько дней она уже видела, как сгорели один за другим двенадцать домов. Сначала это было захватывающе. Прекрасный материал для репортажа. Материал для ее работы. Но сегодня ей вдруг стало от этого тошно.

Утром во время завтрака она обнаружила, что, несмотря на постоянное мытье, ее волосы все равно пахнут дымом пожарищ. Ее барабанные перепонки все еще звенели от ночного завывания койотов, которых огонь выгнал из привычных убежищ в глубине каньона, а в окна кухни бесцеремонно ломилось раскаленное золотое солнце, сжигая жалкие остатки зелени в саду. Солнце превратилось во врага, в безжалостного убийцу всего, что когда-то украшало Долину Розы.

Этот дом, подобно другим, сгоревшим недавно, был расположен на краю Бурого Каньона — причудливо изогнутого живописного оврага, образовавшего широкое и глубокое ущелье на плодородных просторах Долины Розы. Буйные заросли сухого чапарраля были столь густыми и плотными, что в косых лучах заходящего солнца их можно было принять за гигантское покрывало, которое кому-то пришло в голову накинуть на землю. Однако теперь вся эта первозданная дикая красота была уничтожена. Уже много дней подряд жители долины просыпались в страхе, с трепетавшими от тревоги сердцами. Каждое утро они выглядывали из окон, чтобы узнать, как далеко по каньону продвинулся за ночь огонь, сколько еще земли он успел превратить в черную пустыню, насколько приблизилась к их жилью жуткая завеса дыма.

Прижимая к носу надушенный носовой платок, Кармен стояла перед полыхавшим домом. Съемочная группа суетилась вокруг с аппаратурой, а возле Кармен крутился, то и дело осведомляясь, Крейг, собиравший для нее информацию у пожарных и шоферов «скорой помощи». Похоже, что этот домишко в стиле ранчо, размером чуть больше трейлера, никогда и не выглядел особенно презентабельным, однако трудно было говорить об этом с уверенностью после всего, что здесь только что произошло. Он стоял на небольшом выступе плато, нависавшем над каньоном. В крохотном заднем дворике еле помещались качели и детская горка, мрачно сверкавшая обнаженной полосой стали в отблесках пламени. Возле качелей валялся трехколесный велосипед, а по засыпанной пеплом узкой площадке, служившей передним двориком, были рассыпаны игрушки. На короткой подъездной дорожке стояло несколько пузатых черных саквояжей. Бурый Каньон позади дома превратился в грозно ревущее море огня. Кармен сделала несколько шагов по направлению к каньону, чувствуя себя загипнотизированной ужасом происходящего. Наверное, так должна была бы выглядеть преисподняя, если бы она и вправду существовала.

Над морем разбушевавшейся стихии выписывал пируэты маленький самолетик, рассыпая химикалии, а за спиной Кармен пожарники, не жалея драгоценной воды, поливали ею соседние дома, стараясь спасти их от ненасытного пламени. Какими же крошечными казались они здесь — и пожарники, и самолет! Какими беспомощными!

Крейг снова оказался возле нее. Он сообщил адрес сгоревшего дома, время начала пожара и мрачные прогнозы по поводу возможности возгорания соседних домов. Его темные редкие волосы растрепались и торчали какими-то немыслимыми вихрами, а глаза дико поблескивали. А ведь он обожал такую обстановку, подумала Кармен, записывая информацию у себя в блокноте.

— Погибшим детям было два, четыре и пять лет, — бубнил у нее над ухом Крейг.

— Погибшим детям?! — застыв, переспросила она. Это правда, дома горели один за другим, но жертв до сих пор не было.

— Ага, — и Крейг кивнул в сторону саквояжей, стоявших на подъездной дорожке. Кармен прошиб холодный пот: она поняла, что в этих «саквояжах» были укрыты не вещи погорельцев, а детские тела. Ее колени внезапно задрожали, и она снова прижала к носу надушенный платок.

— Эй! — обратился Крейг к коллегам. — Как звали этих детей?

— Иозеф, Эдвард и Хейзл[1], — крикнул кто-то позади них, и Крейг затряс головой, не в силах подавить смешок.

— Хейзл, — повторил он. — Ты можешь себе представить, чтобы ребенка назвали Хейзл? — Казалось, что его голос доносится откуда-то издалека.

Кармен молча записывала имена, и ей казалось, что ее руки и блокнот сверкают как горящие угли. Она была захвачена врасплох — и этим огнем, и Крейгом, и даже самим дымным золотистым небом. А главное — тем, что ей предстояло сделать в ближайшие мгновения. Во рту у нее пересохло, раскаленный воздух обжигал горло. Она беспомощно оглянулась на съемочную группу. Там было почти все готово.

— Мы поставим тебя прямо здесь, перед домом. — Карандаш Крейга указал на несколько футов вперед от того места, где она стояла. — Тогда в кадр попадут и дети, — и карандаш качнулся в сторону подъездной дорожки, где оранжевый свет из каньона весело играл на блестящем черном виниле ужасных мешков, напоминая Кармен о Дне Всех Святых, о ребятне в карнавальных костюмах, о лакомствах и хлопушках. — А после ты сможешь поговорить с их матерью.

Взгляд Кармен безвольно скользнул вслед за карандашом Крейга, указывавшим в сторону «скорой помощи». Задние двери фургона были распахнуты настежь, и кто-то старательно бинтовал руку сидевшей внутри отрешенной от всего происходящего женщины. Крохотная девчушка — нежный темноглазый херувим — припала к ее боку, свободной ручонкой стараясь зажать ухо, чтобы не слышать ужасною треска пламени и визга сирен.

— Так ты сможешь рассказать все как надо? — спросил у Кармен Крейг.

— Думаю, что да, — заявила она, но тут же смутилась. Ее лицо наверняка блестит от испарины. Оставалось надеяться, что Крейг припишет это царившей от пожара духоте, а не ее состоянию. Кармен собрала в пучок свои роскошные темные волосы и крепко стянула их в узел на затылке, достав заколку из нагрудного кармана.

— Мать зовут Джанис Рейско. — Крейг подсунул поближе свой блокнот, чтобы она смогла прочесть его каракули. — С тобой все в порядке? — поинтересовался он, пока Кармен писала.

— Я в том смысле — ты уверена, что проведешь все как надо?

— А почему ты считаешь, что я этого не сделаю? — О, неужели ему специально поручили слежку? Она не смела поднять на него глаза. Взгляд мог выдать ее смятение. Крейгу наверняка известно, что Кармен впервые столкнулась с подобной ситуацией за те два месяца, что проработала в «Новостях».

Она посмотрела на изможденное лицо матери, блестевшее от слез, на маленькую девочку, испуганно сосавшую палец, и в смущении перевела взгляд на каньон, на бушевавшее над ним пламя. Пятью годами позже она сама будет стремиться узнать подробности жизни этой женщины и ее детей, кропотливо выискивать новые факты и даже кормить этих несчастных обедом, чтобы легче было их разговорить. А сегодня она не имеет права дать Крейгу догадаться, что сомневается в своих силах. Один-единственный момент слабости. Они все с такой жадностью его ждут.

— Готова? — Крейг уже протягивал ей микрофон. Она взяла микрофон у нею из рук и встала перед камерой, слишком поздно спохватившись, что волосы у нее сколоты, на затылке. Проклятье. Только этого не хватало. Вкупе со ставшей весьма заметной проседью она будет выглядеть настоящей старухой, только что вышедшей из ванной.

На камере заалела сигнальная лампочка.

— С вами говорит Кармен Перес, — произнесла она в микрофон. — Я веду свой репортаж из окрестностей Бурого Каньона в Долине Розы, где разбушевавшаяся вследствие засухи огненная стихия избрала себе в качестве первых жертв несколько юных жизней. — Она скосила глаза на свои записи. — Пожарные смогли спасти от огня лишь трехгодовалую Дженнифер Рейско и ее мать, Джанис, но пламя настолько быстро охватило весь дом, что в нем погибли пятилетний Эдвард, четырехлетний Иозеф и двухгодовалый Хейзл.