Ларри не стал посылать письмо. Его всё равно бы никто не получил. Его отец, санитар в морге, умер от рака горла, а мать последовала за ним и в начале 1947 года, скончавшись от сердечной недостаточности. После извещения о смерти Ларри, она сгорала, как свеча. А смерть мужа окончательно задула свечку.

Засыпанную пещеру в районе Фогельсберга до сих пор не обнаружили. Вход за два года зарос деревьями, а сама пещера находилась в таком месте, куда не ходили туристы, и не представляющем интереса для лесничества. Кривые деревья не окупали вырубку леса.

Бордель во Франкфурте процветал. Брукс и Вильямс были довольны. Они купили себе время. Янтарная комната канула в забвение. Более важные проблемы определяли развитие событий: восстановление Европы.

Янтарная комната никого больше не интересовала.

Маленькие ошибки замечаются сразу, большие ошибки требует созревания.

Многое изменилось с того дня в 1945 году, когда Михаил Вахтер и Яна стояли у входа в Рейнхардбрунн, а потом уехали обратно на предоставленном местным комендантом джипе. Последний след им указала старая кухарка замка: в галерее под залом фамильных портретов в начале 1945 года хранились двадцать больших ящиков. В замке говорили, что они прибыли из Кёнигсберга, а на крышках стояла надпись: «Управление по гидротехническому строительству Кёнигсберга», хотя они не имели никакого отношения к этому ведомству, в них была спрятана Янтарная комната.

И ещё Вахтер узнал от кухарки, что ящики собирались перевезти в разветвлённую систему бункеров штаб-квартиры Гитлера «Вольфштурм» или в Заальфельд. Там, под Пиллау, гауляйтер Кох хотел разместить свою штаб-квартиру после бегства из Кёнигсберга — с одной стороны, чтобы быть ближе к фюреру, с другой — ближе к Борману, чтобы не потерять из виду Янтарной комнату. Но планы Гитлера и Коха были сорваны быстрым продвижением американцев и русских — подземные помещения так и не использовали. Но двадцать ящиков, по словам кухарки, стояли там, в галерее. Потом прибыли два грузовика с красными крестами на кузовах, ящики погрузили и увезли. Она не знала куда, да и никто не знал. Удивительно, что за рулём грузовиков сидели офицеры СС. Высокопоставленные офицеры, как сказала кухарка. Она слышала, как один солдат, вытянувшись в струнку, выкрикнул: «Так точно, господин штандартенфюрер».

Вахтер и Яна сразу же поехали в Заальфельд, но туда ящики не прибыли. След испарился, как капли воды в пустыне.

— Она где-то недалеко, — сказал Вахтер коменданту городка Фридрихрод, к которому относился замок Рейнхардбрунн. — Я чувствую это, как взявший след волк! Она здесь, в окрестностях, но она здесь! Где-то её спрятали!

Комендант, подполковник Третьей армии США, смотрел мимо Вахтера и Яны на стену, где висел портрет недавно избранного президента США Гарри Трумена. Яна, внимательно следившая за выражением его лица, неожиданно произнесла:

— Вы знаете больше, чем рассказали.

Они говорили по-немецком языке, и несмотря на двенадцать лет, прошедших между эмиграцией и возвращением, в речи подполковника чувствовался швабский диалект.

— Я ничего такого не говорил…

— Может быть, но вы знаете больше. — Вахтер полез в карман пиджака, который был ему велик. Документ, который он вынул, был написан на четырёх языках: немецком, английском, французском и русском. В нем излагалась просьба ко всем оккупационным силам оказывать Михаилу Вахтеровскому всемерную помощь в поиске Янтарной комнаты. Далее описывалась Янтарная комната и то, что ее украли нацисты из Екатерининского дворца. Подполковник отмахнулся и даже не взял бумагу.

— Я это видел, — сказал подполковник. — Вы мне уже два раза показывали.

Он немного помолчал и продолжил:

— Обратитесь в УСС, Управление стратегических служб в штабе Третьей армии. Спросите капитана Фреда Сильвермана. Только не говорите, кто вас послал. Честное слово, больше я ничего не могу сказать.

— Я вам верю. — Вахтер пожал ему руку. — А что известно Сильверману?

— Это надо спросить у него самого. Всего хорошего!

— Я должен её найти. — Ответ Вахтера прозвучал, как крик о помощи. Он положил левую, всё ещё больную, руку на плечо Яны и вышел из кабинета.

На следующее утро они покинули Фридрихроде на предоставленной им трофейной машине, стареньком «Адлере», его дверцы были изрешечены пулями.

Капитана Сильвермана пришлось искать долго, никто из военных не хотел сообщать о местонахождении штаба Третьей армии США и генерала Паттона, несмотря на предъявляемый документ. В конце концов, их направили в Нюрнберг, в ведомство секретной службы. В почти полностью разрушенном городе им выделили комнату в бараке инженерно-сапёрной части, поставили на довольствие в армейской столовой, и они стали ждать. Четыре раза за эти дни Яне пришлось отбиваться от назойливых приставаний. Один чернокожий пехотинец попытался сначала залезть в окно, а потом поникнуть через дверь, но у него ничего не вышло — Яна вооружилась куском водопроводной трубы. Она привязала трубе верёвкой к поясу. И стоило солдату шагнуть через порог, труба как раз пригодилась. Он получил такой удар по голове, что беззвучно рухнул и не пришел в сознание, пока его не забрали два сотрудника военной полиции.

— Я должен поговорить с вашим начальством, — сказал Вахтер. — Это уже четвёртый случай. Это и есть так называемая свободная американская жизнь?

Но полицейские не понимали по-немецки. Они лишь неотрывно смотрели на Яну и двусмысленно ухмылялись.

— Успокойтесь, Михаил Игоревич, — сказала она по-русски. — К чему это? Сейчас, в трудные времена, разве мы можем что-нибудь изменить? Вы же видите, я могу за себя постоять.

Две недели длилось их ожидание в Нюрнберге. Две потерянных недели, как считал Вахтер. Они бродили по разбитым улицам, смотрели на женщин и детей, копающихся в руинах и выбирающих еще целые кирпичи. Входы в подвалы уже откопали, дыры в стенах заделали, а улицы расчистили от обломков. У пунктов раздачи питания стояли очереди, как и у гидрантов, где люди наливали воду в ведра. Немецкие административные службы начали работать под американским надзором и пытались навести порядок в этой неразберихе. Война закончилась только девятого мая, не стало больше друзей и врагов, были только победители и побеждённые. И везде — на вокзале, на площади, у подножия замка, у старой городской стены — начали, сначала робко, работать чёрные рынки. Наконец, через две недели в дверях комнаты Вахтера и Яны показался офицер и на ломаном немецком сказал:

— Телефон… позвонить… теперь всё окей! Капитан Сильверман в Австрии. В Зальцбурге. Окей? — Он отсалютовал и вышел.

— В Зальцбурге, — произнёс Вахтер и опустился на стул. — Яна, надо ехать в Зальцбург. Возможно, капитан Сильверман — единственный, кто может нам помочь в дальнейших поисках.

— Но там нет Янтарной комнаты.

— А что еще остается? Американцы нашли огромное хранилище художественных ценностей в Альтаусзее. Личные сокровища Гитлера, как говорят. Они даже не смогли всё переписать. Возможно, двадцать ящиков из Кёнигсберга тоже там. Мы должны цепляться за каждый лучик надежды, Яна.

На своей громыхающей, прострелянной машине они поехали в Зальцбург, в район расположения 15-го армейского корпуса США, где в замке Киссхайм со своим штабом находился капитан Сильверман. На следующий день они наконец-то стояли перед Сильверманом, и тот читал бумагус их полномочиями. Они ждали его реакции. Сильверман положил перед собой документ на четырёх языках и со множеством печатей и посмотрел на Вахтера с Яной. «Теперь ещё и русские, — подумал он. — Конечно, с исторической точки зрения Янтарная комната принадлежит им. Немцы тоже утверждают, что с точки зрения истории она принадлежит им. Что она вернулась на родину. А мы, как победители, думаем, что она принадлежит нам. В качестве трофея. Хотя это юридически и неверно, но кто на войне считается с законами? Кому она в конечном счёте принадлежит, сейчас не важно. Этой проблемы не существует… пока комнату не найдут».