– Ну, знаешь, Нюма… – Федя обиженно надулся.

– Ты, мой друг, не обижайся. Ты – это я в молодости. Так что у тебя всё ещё впереди! А я предостаточно лесу нарубил в своё время. И по существу и не по существу. Но для того, чтобы стать хорошим дипломатом, одного опыта мало. Надо всё таки иметь такую мелочь, как талант. В вас, Поль эта искра чувствуется, и потому не отпускайте Феденьку от себя ни на шаг. Он может таких дров наломать… Берите его под опеку, и как директор, и как старший товарищ.

Аполлон улыбнулся, вспоминая пивнушку «У морга».

– Может наломать, может… Это у него есть…

– Ну, знаете, граждане…

– Подожди, Феденька, подожди! Я это к тому, что мне лично больше, чем на «хорошо», не удалось вытянуть. В общем, повторяю ещё раз – будьте внимательны! Если же станет совсем невмоготу, обращайтесь к парторгу.

– К кому?

Федя рассмеялся.

– К парторгу, Феденька, к парторгу! И прямо от моего имени. Во-первых, он тоже не переносит Бахтубекова так как, видимо, не в доле, а во-вторых, пока я реализовываю свои инициативы в клубе, он будет любить меня любовью брата, а может быть, ещё сильней! – Наум Аркадьевич опять лукаво прищурился и цокнул языком. – Цели ясны, задачи поставлены – за работу, товарищи! Кто так говорил?

– По-моему, Хрущёв… – начал Аполлон, но доктор не дал договорить.

– И по-твоему, и по-моему! Зализали сначала, а потом в помойную яму… Ох, и любят у нас это… – доктор посмотрел на часы и встал. – Пора! Мне пора!

Некоторое время после ухода доктора Аполлон и Федя доедали мороженое, но так как ядовитая жажда после принятой недавно пищи не проходила, то Аполлон пошёл в буфет за лимонадом. И тут случилось…

Впрочем, всё по порядку!

Недалеко от Феди расположилась тёпленькая компашечка молодых смуглых особей мужского пола в белых штанах и таких же белых олимпийских куртках. Развязно двигаясь, они разливали по стаканам «Пшеничную».

Приняв на «грудь», особи расслабленно откинулись на спинки стульчиков и, разобрав из лежащей посередине сдвинутых столов пачки фирменных «Казахстанских» по сигаретке, манерно закурили, а маленький толстенький «олимпиец» с малорельефным, словно надутым, холёным лицом и брезгливо оттопыренной губой поднялся и, плавно раскачивая бёдрами и манипулируя тут же нарочно затушенной сигаретой, начал обход столиков. Зуд жажды общения горячими волнами растекался из его желудка по телу.

Не встретив у соседей отклика на его «пшеничную» жажду, «олимпиец» бухнулся на свободный стульчик рядом с Федей.

– Ну что, земляк, может быть, и у тебя огоньку не найдётся? – спросил он.

– Не курю, – ответил Федя и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Однако «ходок» так не считал. Примериваясь, он оглядел далеко не спортивную фигуру Феди.

– Да-а? Может быть, ты ещё и не пьёшь?

Тут бы и смолчать Феде, да разве он мог!

– Да уж чтобы нажираться с утра…

– Брезгуешь? Понаехали тут всякие белые да пегие…

И без того неширокие глаза холёного «олимпийца» ещё больше сузились и налились первобытной шовинистической яростью.

– С гонором ты, значит, харя русская! Ха!.. – и особь в олимпийской курточке от всей своей щедрой души врезала Феде.

Соседние столики замерли, а «олимпийская братия» как по команде вскочила и дружно метнулась к месту события.

Федя с детства был всегда битый. Во-первых, потому, что с пелёнок ангинил, а во-вторых, потому, что лез, куда не следовало и стремился восстановить справедливость даже там, где необходимо было подчиниться пословице, гласящей, что если двое дерутся, то третий может оказаться, как и в любви, лишним.

Однако один приём модного «карате» он знал и не замедлил применить его. Возвращающийся с двумя бутылками лимонада Аполлон успел лишь изумлённо увидеть взметнувшуюся ладонь Фёдора и сползающий под стол «олимпийский мешок».

В следующие же несколько мгновений над художественным руководителем нависла рычащая и ухающая белая шатия.

– Урр! Урр (Бей! Бей!)!.. – неслось по скверику.

Федю били!..

Оставив лимонад на каком-то безымянном столике, Аполлон сделал несколько прыжков и погрузился в белое месиво. С этой секунды публика в кафе, громко орущая и визжащая, но, как всегда, ничего не предпринимающая, была осчастливлена незабываемым зрелищем как бы ожившего эпизода из американского кинобоевика.

Не прошло и тридцати секунд, как Аполлон, уже второй раз за это удивительное утро, тащил за руку теперь уже одуревшего от побоев Федю.

Пересекая сквер по диагонали, друзья стремительно удалялись от места, где среди разбросанных столиков и стульев лежали восемь «олимпийских мешков», а над ними гудела и суетилась толпа зрителей…

У выхода из сквера Аполлон резко замедлил ход и горячо выдохнул в ухо позеленевшего друга:

– Соберись! Сгруппируйся! Надо смешаться с толпой!..

Вдалеке послышался вой милицейских сирен.

– Спокойно, Феденька, спокойно… Не торопись, голубчик, не торопись… Переходим улицу… Та-ак, таак… Очень естественно переходим и, не привлекая внимания, смешиваемся с толпой на троллейбусной остановке «Детский мир»… А вот и троллейбусик наш подошёл… Садимся, Феденька, садимся. Мы с тобой очень везучие… Да не торопись ты, золотенький мой, не торопись. Пропусти гражданочку с лялечкой… Ну, вот и поехали… Теперь можешь дышать чаще, и переминайся с ноги на ногу а то сердце надорвёшь…

Мимо набирающего ход троллейбуса, оглушительно воя, промчались два жёлтых милицейских «газика»…

Далеко ехать друзья (теперь именно друзья, а не просто коллеги) не стали, а сошли на следующей остановке. Перейдя через подземный переход, они расположились на одной из скамеек ещё одного небольшого, но очень популярного скверика «У оперы». Тут снова приготовившийся к выговору Федя был неожиданно удостоен похвалы:

– Молодец! Удар был профессиональный!

Федя от удовольствия порозовел и даже перестал на мгновение чувствовать ноющую боль во всём теле.

– Да это… Случайно так получилось… Рефлекторно… Больше я ничего не умею…

– Плохо! Надо уметь! Победители вдохновляют, а побеждённые разочаровывают! Вот как эти дутые…

– Курточки-то фирменные!

– Сильно тебя сегодня зашибли… Кому только после олимпиады не понапродавали их по блату!..

Аполлон вынул из кармана расчёску и зеркальце и, приведя себя в порядок, начал причёсывать Федю.

– Ты что?.. Иди ты!.. – смущённо отмахнулся тот.

– Наум Аркадьевич велел мне о тебе заботиться…

Смеясь, Аполлон отдал зеркальце и расчёску.

По аллее сквера, направляясь прямо к друзьям, шёл низенький поджарый мужчина в скромном сером костюмчике и такой же серой, слегка выцветшей рубашонке.

Увидев мужчину, Федя побледнел.

– Поль, этого не может быть, но к нам идёт Бахтубеков!

Аполлон встрепенулся.

– Ага… Вижу… Под мышонка работает… Типичный Корейко! Похоже, что вы правы – хищник крупный! Не дрейфь! Сегодня я в хорошей спортивной форме. Только прошу тебя, милай, не встревай. Первое появление героя на сцене – это всё!

– Что же мне делать?

– Головушку свою буйную расчёсывай, головушку!

Аполлон оттолкнулся от скамейки обеими руками и, обаятельнейшим образом улыбнувшись, широко распахнул их:

– Нашему дорогому профкому горячий, пламенный привет от скромных тружеников культурного цеха! Присаживайтесь, ата (отец), пожалуйста! Погода сегодня как никогда располагает к деловой непринуждённой беседе.

Бахтубеков слегка замешкался.

– Новый директор… Знаю… знаю… Болел я… И не до бесед мне сейчас, не до бесед. Идёт напряжённый трудовой рабочий день, – забубнил он автоматически. – Советский народ создаёт материальные ценности…

– Совершенно справедливо, ата! Вы в поте лица создаёте материальные, а мы – духовные. Надеюсь на самый тесный и продуктивный контакт!

– Ого! – подумал Бахтубеков, но вслух сказал: – Партия учит нас беречь каждую трудовую копейку. Не разбазаривать драгоценное время, фланируя по паркам и скверам, а находиться на своём рабочем месте и создавать, созидать! Во имя…