- Вот он напишет, когда станет мастером!
Андрей, зарумянившись, разлепил уста и сказал:
- В Святой Троице надобно явить не трёх ангелов, но триединую СУЩНОСТЬ Отца, Сына и Святого Духа!
- Вот! - подхватил Феофан. - Я же писал трапезу Авраамлю. Он напишет иначе. Художество - поиск. На нас, на мне лежит груз традиции, отсвет гибнущей Византии.
Он снова и обречённо посмотрел на только что сотворённого им пророка и опять взялся за кисть. Сырая штукатурка не могла долго ждать мастера.
Разговор раздробился, став всеобщим. Стефан Храп, подойдя к мастеру, спросил, не можно ли ему заказать иконы для своей Пермской епархии. Архиепископ Фёдор ответил Киприану на вопрос о радонежском затворнике:
- Игумен Сергий не сможет прибыть в Москву, передают, что он - недужен. - И, понизив голос, добавил. - Владыко, посети ево!
Киприан вздрогнул, представив Сергия умирающим, и по лицам окружающих понял, что если он не посетит старца, то русичи ему этого не простят.
Он обратился к Феофану по-гречески, торопя художника прибыть в Коломну для росписи храма Успения, и Феофан, чтобы не привлекать внимания, успокоил его, тоже по-гречески, повестив, что ожидает лишь пущего тепла.
Архиепископу Фёдору Киприан, чтобы слышали все, сказал по-русски:
- Передай Сергию, что я посещу его через малый срок, только справлюсь с делами!
Он обозрел, уже отстранённо, работу мастеров, обновлявших церковь после пожара. Работа была хороша. Следовало им поручить сделать заново все росписи! И надо будет живопись в архангеле Михаиле поручить тоже им!
Подумав, Киприан сказал:
- Вот богатство, которое червь не точит и тать не крадёт! Будем суетиться, заботить себя злобой дня сего, а останется от нас вот это! - Он обвёл рукой и повернулся к выходу.
Глава 6
В живописной мастерской, где в отсутствие Феофана царил Данило Чёрный и куда направил свои стопы Киприан, становилось людно. Явился Владимир Андреич, взыскующий мастера, чтобы он расписал ему каменные хоромы видами Москвы, и теперь ждал, когда мастер закончит работу в церкви и явится сюда. Вскоре должен был прийти и великий князь Василий с супругой и боярами.
Тут рядами стояли у стен приготовленные к росписи доски для нового иконостаса с уже наклеенной на них паволокой и наведённым сверху неё левкасом. В Греции не было больших иконостасов, и иконному письму Феофан, почитай, доучивался на Руси, в Новгороде и у Данилы Чёрного, почему и относился к Даниле, почитая мастерство, уважительно, как к равному себе.
До прихода гостей в мастерской стояла сосредоточенная, рабочая тишина. Звучали слова: санкирь, плави, вохрение, подрумянки, света, болюс, пропласмос, гликасмос, сарка... Поминалось, что лик на иконе пишется плавями, в семь слоёв.
Феофан, явившийся вскоре за Киприаном, кивком головы поприветствовал Данилу, сказав:
- Торопят!
Данило кивнул, сощурив глаз. Разговор сразу пошёл деловой: требовалось достать камня лазурита, который привозят самаркандские купцы, требовался алебастр, требовался рыбий клей, карлук, требовались виноградная чернь, багор, бакан и пурпур, синопийская земля и цареградская охра.
Владимир Андреич свалился в этот разговор как рухнувшая в озеро скала:
- Обещал мне терем расписать! Москву изобразить явственно! Мастеры ить уже и свод свели! Токмо тебя и сожидают!
- После Пасхи начнём! - сказал Феофан, утишая готовый прорваться каскад обвинений. - Только напишу с выси, яко ангелы или птицы зрят её! Во фрягах ныне принят иной пошиб, смотрят снизу, как бы от лица идущего людина. Но сиё - лжа! Смотрим на мир не только смертными глазами, но и оком души, провидим и то, что открыто в сей миг, но ведомо нам по опыту.
- Ну, коли так... - отозвался князь-воевода. - Гляжу, великие иконы ныне пишешь.
- В церковь Успения на Коломне! - подал голос Киприан, задетый пребрежением серпуховского володетеля.
- Почто жиды бегут зрительного изображения? - спросил кто-то из послужильцев Владимира, не сильно искушённый в богословии.
- Чти Библию, - сказал Стефан Храп, вмешиваясь в разговор. - Не способны проникнуть в Суть мира - Дух! Евреи лишь свидетельствовали о Спасителе, о Его грядущем приходе, но, когда Он явился, не приняли Его, не признали. Потому и зрительных изображений Христа и праведников не имут. Потому и воздаяние себе ищут на Земле, а не в Горнем Царстве!
Великий князь Василий появился в мастерской незаметно для собеседников, пройдя внутренней лестницей и явившись среди иконописцев почти незримо. С удовольствием обозрел сосредоточение тружающих, узрел и Киприана со спутниками, и дядю Владимира, которому поклонился первым, пряча улыбку в усы. Владимир Андреич сгрёб племянника за плечи и облобызал. Следом за Василием в рогатом жемчужном кокошнике, пригнув голову в дверях, осматривая иконописное устроение, в мастерскую вошла Софья. Она ещё не была тут ни разу. Подойдя к Киприану, приняла благословение владыки, обожгла взглядом мастеров, на Феофана глянула снизу вверх, ласкаясь, тронула за рукав Василия.
- А римские изографы ныне пишут и людей, и коней, и хоромы, и замки, и всю иную красоту земную на иконах своих! - сказала она.
- Умствуют много латиняне! - сказал Даниил Чёрный, нахмурившись и отводя взгляд от серых глаз великой княгини. - Мы-то пишем святых, тех, в ком Господня Благодать пребывает, а они телесного человека тщатся изобразить! Ето их до добра не доведёт! Святых уже низвели на землю, пишут, яко рыцарей аль горожан, скоро и Бога низведут! Уже не ведают, человек ли служит Господу или Бог человеку. А коли человек становит соревнователем Господа, вот тебе тут и вся сатанинская прелесть! Да полно, што баять о том! Словами-то мочно и сатану оправдать!
У Софьи раздулись ноздри и потемнели зрачки. Но мастер словно и не заметил сановного гнева.
- Икона являет нам што? - продолжил он, глядя в глаза великой княгине. То, что её отец Витовт крестился трижды и последний раз перешёл в латынство, ведали все.
Василий же, который наедине с женой мало мог ей высказать истин о православии - всякий разговор кончался любовной игрой, - тут любовался живописцами, вступившими в спор с литвинкой. Владимир Андреич, уразумевший игру племянника, прищурился, и Киприан молчал, не вступая в беседу. Говорили одни иконописцы.
- Што являет икона, образ? Чего образ? Чей? Земного естества? Дак то будет парсуна, лицо, а не лик, то зачем и писать... А в иконе - Надмирный смысл! Отрекись от злобы, зависти, вожделения, гордости - тогда постигнешь... Ты перед образом постой в церкви-то да войди в Тишину, постой без мыслей! - повторил Даниил Чёрный с нажимом. - С открытой душой! Тогда и узришь и почувствуешь... Так вот надо писать! Почто мастер иконный держит пост, молитву творит, егда приступает к работе, прежде чем взяться за кисть?! Он просит благословения у Господа!
- И вы такожде? - чуть закусив губку, улыбаясь, спросила княгиня, осматривая крепкотелого мастера, которому бы, кажется, не в труд было и брёвна катать.
Данила Чёрный усмехнул.
- Мы с Феофаном на Страстной всю неделю ничего не едим! - сказал он, поведя плечом.
- И не долит? - вскинув бровь, спросила Софья.
- Нет! - сказал мастер, улыбаясь. - Привыкши! Чреву легше и голове ясней! Ты меня вопроси, - продолжил он, оборачиваясь к иконе, которую только что писал, - што я хотел изречь? Не скажу! Феофан тебе повестит, он - философ, а я не скажу! Вот написал - зри! А словами пояснять... Всё - суета! Речённое в иконе - выше слов!
