– Спасать нерожденного ребенка? – с ужасом прошептала Эгле.
– Больше ничего просто и не оставалось, – горько проговорила друидесса. – Я выхватила нож и рассекла чрево твоей матери. Да-да, – усмехнулась старуха, видя, что Эгле непроизвольно прикрыла рот ладонью. – Надо заметить, что у меня получилось ловко, совсем как у прирожденной повитухи. Когда я тебя выхватила, как горошину из стручка, ты была вся в крови. Между прочим, так всегда бывает с новорожденными, чтоб ты знала на будущее. Но я не услышала ожидаемого крика и плача младенца и тут же принялась отчаянно шлепать, трясти и вертеть тебя во все стороны, как куклу, проклиная и свою неопытность, и злую судьбу.
– Вот, значит, с каких пор ты повадилась меня шлепать, – прошептала Эгле, пытаясь улыбнуться, несмотря на стоявшие в ее глазах слезы.
– Точно так, – согласилась старая волшебница и лукаво подмигнула внучке, однако вновь в мгновение ока помрачнела. – Я поняла, что с тобой что-то случилось во чреве матери, когда нас несла Другая Дорога, и сейчас я потеряю и ребенка. Как я тогда ругалась, если бы ты знала, птенец! Я проклинала и солнце, и луну, и звезды, и все, что мне только приходило на ум и на язычок! Думаю, этот грех предстоит отмаливать еще не одному поколению после меня и тебя. Но, так или иначе, дав волю чувствам, я все-таки пришла в себя – нужно было действовать, и как можно быстрее. И я, скорее, в приступе отчаяния произнесла заклинание Жизненной силы Души. Я тебе однажды о нем рассказывала.
Эгле молча кивнула, во все глаза, со страхом и восхищением, глядя на старую волшебницу.
– Мне почудилось, что на последнем слове магической формулы даже сверкнула какая-то молния, но мне уже было не до того. Я прижала тебя губами ко рту твоей матери, надеясь, что я добудилась до жизненной силы ее души, и та перетечет в тебя и спасет. Но текли секунды, ты уже начинала синеть, и я поняла: заклинание не подействовало, или подействовало уже слишком поздно. Твоя мать умерла. Я воздела очи к небу, готовясь заорать что-то уж совсем неслыханное…
Друидесса зябко поежилась и подбросила в костер толстую ветку, которая тут же вспыхнула, осветив аскетичное лицо рассказчицы и глаза во все лицо ее пораженной слушательницы.
– И тут я услышала стон. Я обернулась и увидела, что это стонет умирающая женщина на берегу, в каких-то десяти шагах от меня. Не знаю, как я на это решилась, кто меня надоумил, свет ли, тьма ли, но я уже была как безумная. Подхватив тебя как куклу – ты уже и так болталась в моих руках как тряпичная безвольная кукла, я, идиотка и неумеха, опрометью кинулась к этой женщине, на ходу твердя про себя и проглатывая слова заклинания.
Эгле издала тихое восклицание, но старуха властным жестом остановила ее.
– Дай мне договорить. Иначе ты этого уже не узнаешь никогда. Я сделала то же самое: раздвинула губы этой женщине, лезвием ножа разжала ей зубы – помню, они были плотно стиснуты – и прижала тебя к ее губам. И через минуту ты заорала, как резаная, можешь себе представить?!
Эгле кивнула и тут же разрыдалась. Старая волшебница взглянула на внучку с сочувствием, но успокаивать не стала, терпеливо ожидая, когда само собой схлынет это безудержное половодье чувств.
– Жизненная сила души этой незнакомой мне женщины вошла в тебя и дала тебе жизнь наравне с силой жизни, данной тебе твоей матерью. Они и умерли, по-моему, почти одновременно: словно успокоились, что дело сделано, и обе испустили дух… А я осталась одна с тобой на руках, а ты орала так, что можно было оглохнуть, ты оглашала своим громогласным криком весь лес!
Друидесса вдруг тревожно взглянула на костер и быстро пробормотала.
– Похоже, мне придется поторопиться – огонь уже угасает. Это – необычное пламя, моя внученька. Когда оно умрет совсем, мы с тобой, мой милый птенец, будем вынуждены расстаться.
– Значит, это все-таки сон, – одними губами прошептала девушка.
– Можешь считать и так, – согласилась Ралина. – Ведь ты пока не чувствуешь боли телесной – только муки души. Дальше уже все было проще. Я похоронила женщину, давшую тебе жизненную силу своей души, в этом лесу. После двух заклинаний такой силы и открытия Другой Дороги мне еле хватило сил, чтобы просто вынуть кусок земли и вернуть его обратно, упокоив тело несчастной. А мне еще надо было попытаться вернуться в скит и унести с собой тебя и тело твоей матери. Я с трудом вернула ему первозданный вид, омыла кровь и пустилась в обратный путь. Как мне удалось тогда вернуться, я не знаю и до сих пор.
Друидесса помолчала, задумчиво глядя на угасающий огонь.
– Твою мать похоронили в Круге, и когда ты немного подросла, я первым делом отвела тебя на ее могилу, где и рассказала, что могла. Правды, конечно, там было мало…
Когда тебе исполнилось три года – а это возраст, когда человек впервые начинает полноценно ощущать себя в окружающем его мире, у тебя вдруг стали светлеть волосы. Я забыла сказать тебе, что та, вторая твоя родительница, была светловолосой. Я испугалась тогда, что ее душа начинает брать в тебе верх, а я тогда еще не ведала о ней ничего, хотя и приложила немало сил, чтобы разузнать, что случилось в тот день на Другой Дороге. Но спустя год твои волосы вернули свой цвет. Твой нынешний цвет, и теперь ты такая, как была и при рождении – у тебя на головке уже с первого дня сразу начали пробиваться черные волосики.
– Бабушка, – тихо сказала Эгле. – Ты ведь тоже не знаешь одной вещи… Я тогда не поняла этого и решила забыть, а сейчас снова об этом думаю.
– О чем ты, моя девочка? – ласково спросила старая волшебница, лицо которой озаряли последние отблески тающего огня.
– Там, в Зеркале… Когда я глянула в него, я вдруг увидела себя… светловолосой. Я еще удивилась и не сразу себя признала, а потом решила, что это просто в зеркале так отсвечивало.
– Зато темный силуэт рядом с тобой ты сразу разглядела, а, егоза? – усмехнулась Ралина.
– Что это значит, бабушка? – тревожно спросила Эгле, все еще потрясенная и подавленная всем услышанным от самого дорогого ей человека на свете.
– Я не знаю, моя змейка, – покачала головой Ралина. – Но зато я теперь знаю, кто была та женщина. Может быть, в этом и лежит ответ, который тебе предстоит искать самой.
– Кто, кто же она была?! – воскликнула Эгле и тут же осеклась, устыженная столь бурным и внезапным проявлением собственных чувств.
– В Круге был друид, которого я считаю одним из величайших людей из тех, что когда-либо приходили к Истине служения Лесу, – молвила Ралина. – Его звали Камерон, и ты о нем наслышана. Ваш Травник – его ученик, и Камерон однажды спас Травнику жизнь, когда тот был еще мальчишкой-несмышленышем. Но у Камерона был еще один ученик, быть может, самый главный и дорогой его сердцу. Он был потомком угасающего рода властителей одного из захудалых северных королевств. Его звали Рагнар.
– Рагнар? – удивилась Эгле. – Ну и дела…
– Камерон взял его в Учение, выучил, и Рагнар стал его правой рукой, – продолжила свой удивительный рассказ друидесса. – Несколько раз они спасали друг друга от верной смерти. Но однажды наемные убийцы Ордена, которому Рагнар со своим учителем насолили немало, все-таки отыскали Рагнара и его семью. У него к тому времени был маленький сын.
Силы были неравны, убийцы проникли в его дом, и в схватке Рагнар едва не погиб. Защищаясь, он в отчаянии применил магическую защиту, которая выбросила его и его жену на Другие Дороги. На разные Дороги, – добавила друидесса и печально покачала головой. – И поэтому Рагнар так и не нашел своей жены, да и времени прошло уже немало – Камерон отыскал его и еле спас от ран, которые для любого другого человека, не знакомого и не приобщенного к магическим искусствам, оказались бы смертельными. Рагнар бросился на поиски жены сразу, едва только встал на ноги, но к тому времени прошло уже полгода… Мне неизвестно, узнал ли о том, что случилось с его женой, его учитель Камерон, лучше всех знавший Другие Дороги еще с молодости; рассказал ли он Рагнару все, что ему было известно, но я знаю одно: друид сделал так, что сын Рагнара, чудом оставшийся целым и невредимым, исчез из города, и убийцы его не нашли. А деревню, куда мальчишку поместили на воспитание доверенные люди Камерона, он не назвал даже Рагнару. Во всяком случае, я думаю, что так оно и было.
