– Ах, каллиграфический, – передразнил он, – а я думал просто выёбистый.

– Сам ты вы…– я вскочил со стула, и тут Кеннет понял, что я не шучу.

– Извини, – он перебил меня и подобрался на стуле, – перегнул палку. Просто… Я, правда, на второй год остаться не хочу. Снова.

– А чего ты хочешь? – вырвалось у меня.

Альфа уставился в пол, потом сморщил нос:

– Вот, умеешь ты вопросы задавать, на которые у меня ответов не находится.

– Таких большинство, – фыркнул я, – здесь моей вины нет.

– Согласен, – выдохнул он, – но завтра контрольная по алгебре, и на те вопросы я ответы хочу. Точнее, хочу пятьдесят баллов.

– Амбициозно, – присвистнул я.

Через неделю, когда пришли результаты контрольной, оказалось, что Кеннет набрал шестьдесят.

Я надеялся, что за неделю или две пыл альфы поубавится, и он оставит меня в покое, но не тут-то было. За окном было начало марта, а я с Кеннетом по-прежнему проводил учебные вечера в библиотеке. Не сказать, что учеником он был способным, потому что то и дело вздыхал, пыхтел и зевал во время наших занятий. Последнее у меня всегда вызывало праведный гнев, и я гортанно рычал. Он от этого звука моментально подбирался, протирал глаза и обещал, что больше не будет, а обещания подкреплял мятными или лимонными леденцами. Каждый чёртов раз.

– А здесь, – я ткнул пальцем в учебник геометрии, – два отрезка находятся на разных плоскостях, понимаешь?

Кеннет уставился, как мне показалось, на учебник и застыл. Я непонимающе перевёл взгляд туда, куда и он и не увидел сначала ничего странного. Но альфа молча положил свою руку рядом с моей, и моё сердце по-настоящему остановилось.

Они были такими разными. Мои изящные длинные пальчики с полупрозрачными лепестками ногтей выглядели игрушечными рядом с его смуглыми ровными пальцами, на которых колечками колосились золотистые волосы. Мои же казались голыми. Я уставился на свои фаланги. Вот они – маленькие светлые предатели, выдававшие во мне омегу. Так мы и сидели минут пять, глядя на свои руки, пока мизинец Кеннета медленно не подполз к моему, и они соприкоснулись. Я нервно сглотнул. Сейчас он меня разоблачит.

– Понял, – хриплым голосом сказал Кеннет, не поднимая головы, – дальше.

И я продолжил. Мы оба сделали вид, что ничего не происходит, просто два ученика склонились над учебником, но во мне как будто вулкан бушевал. Понятное дело, что это было почти случайно, так казалось со стороны, но он намеренно коснулся меня, а я не смог убрать руку, так мне этого хотелось. Просто чтобы кто-то касался. И от одной мысли, что это делает Кеннет, у меня шла кругом голова.

Весь следующий день я ждал только вечера. Когда пришло время нашего вечернего занятия, альфа выглядел спокойным как удав, я тоже делал вид, что не рад его видеть. Мы уселись привычно друг напротив друга.

– Ты помнишь, что завтра срез знаний по литературе? – спросил я как ни в чём не бывало.

– Нет, – поднял брови он.

– Господи, Кеннет, ты хоть одну книжку из списка семестрового плана читал? – я раскрыл свою тетрадь в том месте, где у меня был этот список и прошёлся по нему взглядом в поисках чего-нибудь интересного.

– Нет.

– Даже Джека Лондона? – альфа только губы поджал, а я откинулся на стуле, вспоминая одну из книг, – тебе бы понравилось. Автор писал про выживание в условиях крайнего севера. Времена золотой лихорадки, но самое крутое, что он писал про стаи волков, и…– я внезапно замолчал, потому что почувствовал как мизинец Кеннета снова соприкоснулся с моим.

– И? – с нажимом спросил альфа.

Я закусил губу, но отвести руку не было сил:

– И их взаимоотношения, ах, – мизинец Кеннета накрыл мой, я снова замолчал.

– И? – повторил он.

– И про путешествия на собаках и много чего ещё, – я наконец решился взглянуть на наши сплетённые пальцы, вырвал руку из его плена, но только чтоб осторожно провести подушечкой указательного пальца по одной из его фаланг, а точнее по золотистым, немного жёстким волосикам.

– Не отвлекайся, Мэл, – прозвучал хриплый голос. Я оторвал палец и чуть отодвинул руку, но со стола не убрал.

– Кхм, ну да, – я продолжил разговор, – но, про Джека Лондона вряд ли завтра будет. Скорее, по произведениям братьев* Бронте.

И принялся пересказывать “Грозовой перевал”. На середине рассказа я снова почувствовал мизинец Кеннета рядом с моим, но на этот раз я просто запнулся и продолжил своё повествование. Альфа даже к концу заинтересовался, чем же роман кончился, на что я не смог сдержать довольного смешка.

На срезе знаний Кеннет набрал шестьдесят два балла, при том, что он и книги-то ни одной не прочитал, а меня пробило вдохновение, и я накатал эссе на двадцать страниц. Даже препод не смог сдержаться и покрутил пальцем у виска.

Так и продолжались наши занятия. Кеннет никогда не заходил дальше якобы случайного прикосновения рук, за что я ему был бесконечно благодарен. Даже если он и начал догадываться о моём секрете, то виду не подавал и языком не трепал. Вообще, во время занятий он не сильно-то и изменился, даже спать не перестал на задней парте, но контрольные и самостоятельные, слава богу, больше не игнорировал. На химии, где мы по-прежнему сидели вместе, тоже не проявлял никакого излишнего интереса, я, было, после первого случая с прикосновениями снова отодвинулся максимально к окну, но он каждый раз садился за своё место, скрещивал руки на груди и делал вид, что слушает. “Делал вид”, потому что я то и дело ловил на себе его взгляды, руки его периодически сжимались в кулаки до побелевших костяшек, а учитель докричаться до него мог только с третьего раза.

Каждый день. Из раза в раз. Всё повторялось по новой. Но мне это не надоедало: лёгкие прикосновения и сладости. Я только хотел ещё. Нет, не большего, всё и так, казалось, вот-вот рухнет, просто чтоб это не заканчивалось.

В начале апреля был объявлен родительский день. Я очень обрадовался, когда папа сказал, что смог отпроситься с работы. Мне не терпелось показать ему своё обиталище, хорошие оценки и много чего ещё, о чём я ему все уши прожужжал по телефону.

Приехал он, как я и догадывался, с профессором Стоккетом. Эти двое жались-мялись, но я оказался первым:

– Из вас вышла очень красивая пара.

Папа зарделся, а профессор только руку пожал и перевёл разговор в другое русло. В тот день мы обошли всё: главный корпус, библиотеку, моё жильё, заглянули, конечно же, в учебное здание. Там с преподавателями у папы разговор был короткий, но, как оказалось, информативный:

– Мне сказали, ты с каким-то учеником после школы занимаешься? – невзначай спросил папа, а я позорно покраснел.

– Это чтоб материал лучше запоминать, – соврал я.

Папа сделал вид, что поверил, но каждый раз, когда мы встречали на пути какого-нибудь альфу, шёпотом спрашивал: “Этот?”.

А потом мы наткнулись на Кеннета, сидящего на подоконнике общей спальни. Папа снова сверкнул глазками:

– Этот?

– Да, – выдавил я.

Кеннет услышал разговор, поймал на себе наши заинтересованные взгляды и подошёл, протянув руку. Папа и профессор с ним обменялись приветствиями и именами.

– Значит, это вам мой сын помогает с уроками? – прямо спросил папа.

– Это преподы слили инфу, – выпалил я, красный как рак.

Все трое не смогли сдержать улыбок, а мне показалось, что я сейчас лопну от напряжения.

– Да, мне, – спокойно сказал альфа.

– И как успехи? – не отставал папа.

– Успеваемость взлетела до небес, – и понизив голос добавил, – по сравнению с тем, что было.

Тут уж скрыть улыбки не смог я.

– А твои родители где, Кеннет? – спросил профессор Стоккет.

– О, они уже уехали, – махнул рукой парень, – заскочить смогли только на пару часов.

Мы вчетвером отправились в столовую, и там ещё немного поболтали на отвлечённые темы. Я то и дело ловил себя на мысли, что давно не чувствовал такой гармонии. Потом напоминал себе, что чувство это было ложным.