Больше никто из нас не решался заводить разговор, и мы молча сидели за кухонным островком, уплетая за обе щеки обед.

– У нас посудомоечная машина есть, – сказал я, вставая из-за стола, когда кастрюля опустела, – ты же знаешь как ей пользоваться?

– Знаю, – закусил губу Ронни. Врушка.

– Ну-ну, – съехидничал я.

Он показал мне средний палец. Я в ответ показал ему. Вот и весь разговор.

Вечер прошёл тихо и спокойно: я смотрел телевизор, Ронни возился на кухне. С виду так вообще идиллия. Часов в десять он отправился к себе в комнату, я “обрадовал” его новостью о том, что комната, если что, закрывается на замок, на что услышал усталое:

– Я тебя ненавижу.

– Взаимно, – ответил я, прежде чем дверь на втором этаже глухо хлопнула.

А через час я услышал стон и понял, что “веселье” началось. Я вошёл к Ронни в комнату – он свернулся на постели калачиком, пытаясь унять дрожь. Тогда я прошёл в ванную, набрал в таз холодной воды и взял несколько небольших полотенец. Пододвинул стул к его кровати, рядом поставил таз, пустое ведро, намочил одно из полотенец и положил Ронни на лоб, силой заставив его лечь на спину.

Он был в лихорадке, поэтому на имя не отзывался, только матерился по-страшному, извивался весь. Как бы я хотел, чтобы эта картина не была мне до боли знакома. Я вытащил его руки из-под одеяла и обернул еще пару полотенец вокруг запястий. Потом его стошнило – я подставил ведро. Через несколько минут снова, потом еще раз и еще, пока желудок не опустел, но и потом ещё некоторое время тело содрогалось в рвотных позывах. Я отнёс ведро в ванную, чтоб тоже не сложиться пополам от запаха, и снова занял пост у постели Ронни.

Его всё еще трясло, поэтому я сменил компрессы, но он буквально весь был липкий от пота. Тогда я раскрыл его до пояса и положил очередной компресс на грудь. Это помогло, он начал успокаиваться.

– Пить, – почти беззвучно прошептал он. Я сходил за стаканом на кухню и набрал воды из-под крана в ванной Ронни. Он жадно выпил её одним глотком.

По его телу то и дело пробегала дрожь, я снова сменил компрессы, рискнул сходить в свою комнату за очередной футболкой. Стянул с него мокрую, хоть выжимай, переодел его и переложил на другую – сухую – сторону постели. На этой явно виднелся влажный след в форме тела, но запаха мочи не чувствовалось. Значит просто пот. Я набрал еще один стакан воды, и Ронни снова опустошил его.

Он прикрыл глаза и по виску скатилась одинокая слеза, скрывшись в белёсых волосах. Было видно немного отросшие тёмные корни. Я осторожно провёл рукой по его влажным от пота волосам. Надо будет ему отстричь эти позорные пергидрольные патлы к сентябрю. С виду казалось, что он просто спит очень беспокойным сном, но это было не так. На самом деле сейчас всё его тело отдавалось невыносимой болью. Но я ничего не мог сделать, кроме того чтобы снова сменить компрессы и внимательно следить за ним.

Сколько раз я наблюдал эту картину? Я сбился со счёта. Но никогда, никогда, я не думал, что увижу Ронни в таком состоянии. К горлу подступил ком. Это расплата за всю мою трусость. За то, сколько друзей похоронил от СПИДа или передоза и ничего не делал. И вот, пришла пора расплачиваться за грехи. Почему только за них приходилось расплачиваться Ронни? Может потому что ему я точно не дам сдохнуть. Не дам и всё. Хватит. Я больше не хочу узнавать, что очередной мой друг или приятель или знакомый скололся.

– Не дам, – прошептал я, как будто произнося клятву.

Пусть ненавидит меня, пусть думает, что я последний человек. В его глазах может так оно и есть, вот только мне всё равно. Да, я спасаю этого мальчишку из чистого эгоизма, чтобы почувствовать себя лучше. Спасти хотя бы одного.

Сейчас, слыша непонятное бормотание и мат, я был как будто в своём персональном аду. Я так старательно пытался сбежать от прошлого, от тех ужасов трущоб, в которых я вырос, где каждый второй начиная с десяти начинал нюхать клей, а к пятнадцати уже лишался рук от сгнивших вен. И где я был теперь? Там же.

Я попытался взять себя в руки, но очередной выдох отозвался сдавленным рыданием. Может Ронни был моим шансом на искупление?

Воскресенье слилось в одно большое размытое пятно в моей памяти. Ронни становилось лучше, тогда я кормил его, мыл, снова укладывал в постель, но потом его снова выворачивало наизнанку. Потом снова становилось лучше, потом хуже, и так по кругу. Я спал в перерывах, по полчаса, не больше. Оказалось, что он успел за субботний вечер приготовить несколько бутербродов, рис, макароны. Я ел, но вкуса не чувствовал, просто знал, что сейчас нужно быть сытым и хоть немного живым. Только к утру всё наконец закончилось – Ронни провалился в настоящий крепкий сон. Я устало повалился на пол, прислонившись спиной к краю постели. Неужели я тоже смогу отдохнуть? Да, я же большой начальник, могу позволить себе приехать на работу после обеда, а сейчас – спать.

========== Глава 3. Призраки прошлого. ==========

Ронни.

Я проснулся от ужасно неприятного звука. Дрель? Сначала подумал, что это у меня в голове трещит, ведь за последнюю неделю у меня было столько галлюцинаций во время ломки, что и не перечесть. Думал, сдохну. Как я только не умолял Сида хоть что-нибудь мне достать: викодин, оксикодон, новокаин, да хоть сироп от кашля – я слышал, что и от него можно было неплохо заторчать, – ничего. Только запихивал в меня еду чуть ли не силками, изверг.

Я повертел головой на подушке, звук то пропадал, то появлялся, и определенно доносился с первого этажа. На прикроватной тумбочке лежали мои старые часы, я взглянул на них: пять утра?!

Я уткнулся в подушку, перевернулся на другой бок и попытался снова уснуть, но этот процесс прервал продолжительный звук настырной дрели. Моё любопытство взяло верх, а сон испарился, уступая место лёгкой раздражительности. Наконец я решил спуститься вниз, но когда увидел происходящее, точно подумал – глюки.

Сид, стоя на стремянке, прикручивал доску для маркеров к стене, где раньше висел телек. А сам телевизор скромно стоял в углу, отключенный от питания. Я сделал ещё пару шагов навстречу этому миражу и заметил на журнальном столике что-то белое. Штукатурка. Я поднял глаза вверх и увидел свежеприкрученный проектор. Сид не заметил меня и снова начал сверлить, и я поморщился от громкого звука, у меня точно начнётся мигрень.

– Что это? – спросил я, скрестив руки на груди, когда противный звук прекратился.

– Забыл как школьная доска выгля… – он нехотя повернул голову в мою сторону, но уставился на меня, так и не договорив.

Я принялся разглядывать себя, думая, что же привлекло его столь пристальное внимание, потом понял – я в его футболке.

– В ней спать удобно, – пожал плечами я и начал её стягивать, – могу вернуть.

– Нет! – резко остановил меня он, – мне пофигу, – и продолжил сверлить стену.

Я ушел на кухню за тряпкой и принялся вытирать штукатурку со стола. Сид наконец закончил пытать мои уши, но теперь складывал стремянку максимально громко, как будто назло мне.

– У меня для тебя задание, – с энтузиазмом сказал он. Я повернулся к нему, – сделаешь мне реферат, с презентацией, – он многозначительно взглянул на проектор, мой взгляд проследовал за его, – на тему: Последствия приёма наркотических препаратов среди несовершеннолетних. Объём, значит, двадцать рукописных страниц, количество слайдов на своё усмотрение, но чтоб подробно всё было, с картинками.

– И ты ради одного реферата проектор купил и гостиную расхерачил? – я удивленно поднял брови, только у виска пальцем не покрутил.

– Ха, – ухмыльнулся он, – ты слишком хорошо обо мне думаешь, если надеешься отделаться одним рефератом.

– А где я инфу-то возьму? У меня даже компа нет.

– В Великолепной, – он сделал паузу, – Общественной, – еще одну, – Библиотеке, – засверкал он, – она всего в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Или езды. Я точно не помню.