– У моего отца такой есть. Вот только код к нему, – Алек нервно сглотнул, а я напрягся, – не его ДНК. А моя.
От его слов у меня волосы встали дыбом. Этого не может быть. Ни один отец не сделает этого с собственным сыном. Зачем подвергать ребенка такой опасности? В голове поднялся тут же ворох вопросов.
– За-чем? – вырвалось рваное у меня.
– Разве не понятно? Чтобы за ним не началась охота в попытке этот сейф вскрыть. Мой отец переживает только за одного человека – себя. А я так – “ценный актив”.
Слова отдавались болью в голове. Я вдруг вспомнил как часто в разговоре его отец называл Алека “ценным активом”. Довольно часто. По спине побежали мурашки.
Вот только что я мог сделать? Я был всего лишь телохранителем.
– Джон, – прошептал Алек, – помнишь, как ты сказал, что подчиняешься его приказам, а не моим? Помнишь?
– Да, – пришлось мне ответить.
– А что, если мой отец прикажет, – он немного помедлил, и я снова почувствовал, как он задрожал, – прикажет меня убить?
– Что за глупости? – попытался я успокоить Алека, но внутри все похолодело. Я прижал к себе его еще сильнее, чтоб унять дрожь, – моя работа – сохранять жизнь, а не отнимать ее.
Мы больше не заводили разговор об этом до конца недели. Хотя я не мог выкинуть эту информацию из головы. Что было в сейфе? Я не хотел знать. Я не хотел знать, сколько конкретно может стоить жизнь собственного ребенка. Возможно, и Алек не знал. Я бы точно не захотел обладать этой информацией.
Все последующие дни прошли достаточно хорошо. Днем Алеку становилось лучше, он даже отложил приставку, немного занимался спортом, и снова читал свои книжки про животных. Пытался и мне про них рассказывать, но я больше кивал, чем слушал. По ночам я спал с ним рядом, обнимал только когда ему становилось хуже, в остальное время старался дать ему пространство. Моя железная выдержка вернулась ко мне наконец, и я пресекал какие-либо намеки на что-то интимное.
Меня волновало одно: почему он вдруг подумал, что я такой же как его отец? Я хотел сказать Алеку, что это не так, но не решался поднимать снова эту тему сам. Однако в последнюю ночь мне удалось все-таки это сделать.
Я уже засыпал, лежал привычно – на животе, Алек был под боком, я думал, что он тоже уже в мире грез. Но вдруг я почувствовал, как его ладонь забралась под мою футболку и начала скользить по спине. Мне хватило секунды, чтобы перевернуться на спину, выхватить его руку, скрутить Алека и уложить нас в уже привычную позу на бок. Он хоть и был теперь выше и сильнее обычного омеги, но мне то что? Я держал его крепко, чувствовал, как он тяжело дышит, но я был спокоен как бык.
– Я не сделаю этого, – прошептал я.
– Чего “этого”? – непонимающе спросил он.
– Я не воспользуюсь твоей слабостью, как твой отец.
Когда мы ехали обратно в город, я сказал:
– Алек?
– М?
– Я научу тебя драться.
Я краем глаза заметил его улыбку, ту самую, которой он улыбался всякий раз, когда я называл его колибри.
========== Глава 5. Лучше награды нет ==========
Джон.
Мы ехали по проселочной дороге. Молча. Каждый был в своих мыслях. Моей главной мыслью было: как за следующую неделю не сойти с ума? Многое изменилось за последние три месяца. И многое изменилось во мне. Когда мы в прошлый раз возвращались из лесного дома, куда как раз и ехали сейчас, был конец весны. У Алека наступили каникулы, началось лето. И он предложил перебраться на лето к отцу. Я сначала напрягся от этого решения, но понимал, что провести лето в душном городе – не самая лучшая затея. Напрягало меня другое. В усадьбе отца в моих услугах Алек вроде бы не нуждался. Хотя с тех пор как Алек рассказал мне истинную причину моей работы, я начал в этом сомневаться. Я не хотел оставлять его с отцом. Я не хотел оставаться без него. Алек поступил как настоящий дипломат. Сказал, что все равно будет часто выбираться в город, и мой летний отпуск мне придется отложить. За это лето наши отношения тоже заметно потеплели.
Мы перебрались в усадьбу, много проводили времени на открытом воздухе в тренировках. Я сдержал свое слово, начал обучать его боевым искусствам и самообороне. В этот раз все было иначе. Его режим, питание, занятия не прошли даром. Я чувствовал его. Я чувствовал силу в его руках, сосредоточенность во взгляде, его тело пружинило, реакция была быстрой. Конечно, сильнее меня ему не быть, боюсь, никогда, но во время наших утренних пробежек даже я незаметно пытался поймать дыхание. Но Алек все равно замечал.
На глазах отца он держался нарочито холодно со мной. Я даже сначала не мог понять, что я сделал не так. Но я помню, как во время очередного ужина в компании его отца, на мои вопросы Алек отвечал особенно сухо, я тогда приуныл немного. Но вдруг, я почувствовал, как под столом в мою руку легла его ладонь, и переплела наши пальцы. Тогда я понял, что это все напоказ.
С отцом его я вел себя уважительно, но внимательно следил за ним, за тем, как он отзывается об Алеке. Делал он это крайне редко и очень бесстрастно. Здесь как раз-таки фальши не было.
По ночам именно это не давало мне уснуть. Чувство обиды, несправедливости. Алек был хорошим мальчиком. Он был достоин отцовской любви.
Хотя “мальчик” под его описание уже не подходил. Алек совсем расцвел. Он коротко подстригся на лето, обнажая сильную шею. Узкие майки не скрывали рельефа его рук, все еще грациозных, но налитых силой. Короткие шорты оголяли мраморные ноги. Мне было все тяжелее скрывать свое любование его телом.
И вот сейчас, когда мы ехали в место, где в радиусе пятнадцати, а то и больше, километров будем только мы одни, я спрашивал себя: смогу ли я сдержать данное ему обещание?
Нет, дело было не только в физике. Алек очень изменился. Перестал быть богатым капризулей, заядлым тусовщиком и лоботрясом. И от этого он нравился мне еще больше. Я видел, что у него появилась цель, какая – я не знал, но его упорство в характере, которое мне удавалось наблюдать уже не раз, целеустремленность, не могли не притягивать мой интерес.
Я не знал, нравлюсь ли я ему, ведь он не давал мне никаких намеков или жарких взглядов. Кроме того случая за ужином, мы касались друг друга только на тренировках. Иногда, когда под конец он уже выбивался из сил, он мог склонить свою голову мне на грудь, но это было больше от усталости. А мне было этого мало. И я пытался бороться со своим голодом, но ничего не мог поделать. Неделя с ним. Только с ним. Я даже не хотел начинать думать, что может произойти за эту неделю.
Алек.
Мы вот-вот должны уже были приехать. Как долго я этого ждал. Три месяца. За эти три месяца мне много чего удалось сделать. Я попытался поудобней сесть на сиденье. Ягодица привычно болела от противозачаточного укола. Но на этот раз мне было плевать на боль. За это лето я получил столько тумаков и ссадин, что маленький синячок от укола не вызывал во мне никаких эмоций. Другое дело – Джон. Вот он вызывал у меня бурю эмоций. Я незаметно улыбнулся своим мыслям. Он вел машину и думал, что я не замечаю того, как он нервничает. Много мне пришлось пострадать, чтобы довести его до такого состояния. Пока мы жили у отца, я то и дело ловил на себе его взгляды, делал вид, что не замечаю. Не давал даже повода притронуться к себе без причины. Однажды только взял за руку, но в тот момент неизвестно кому это было нужнее.
За те три месяца я окончательно понял, что желание быть с Джоном, во всех смыслах, не было причудой моих гормонов.
Мы вырулили к дому и остановились. Вечерело. Я тут же выскочил из машины и помог Джону с сумками, он попытался что-то возразить, но я не стал обращать внимание. Как только с вещами было покончено, я зашел в дом и взглянул на Джона. Вот он, мой уссурийский тигр, мой белый медведь, мой хищник – метался по первому этажу, не находя себе место в закрытом помещении. Ты у меня на крючке.