Гитара! Мне с ума сойти, как долго

ты не была в руках: день, два иль три?

Прости, прости поблекшего осколка

зависшей над забвением души.

Парит она последним вздохом грусти,

последним испарением от грез.

Но восходящий, верю, не попустит

и не позволит все принять всерьез.

Потоки силы, боль туда-обратно,

и вновь туда, обратно и опять.

Одежда прохудилась безвозвратно,

так что уже не стоит надевать.

Так, без одежд, надежд и вдохновенья,

одно терпенье, сколько там его?

я неуместно праздную мгновенье,

еще, еще, еще,

еще одно.

6 окт.

Плита сверкает, мойка блещет,

и чайник, в персиках бочок,

зеленым светом рукоплещет,

чист и прекрасен кухонь бог!

Как я сподобился умыться?

набраться сил и вымыть пол?!

Вот Он, наверно, удивится,

когда усядится за стол!

Потру ладонями смущенно

виски и скромно промолчу.

Он заскучает - ждать-то долго?

который день к тебе стучу!

Был не готов, прости Всевышний.

Все собирался, да никак...

Уже сверкает облик внешний,

внутри... внутри все тот же мрак.

Все то же топкое болото,

постылых мыслей сухостой,

Ты бы помог чуть-чуть, хоть что-то

подкинул царственной рукой?

Есть у меня твои лишь руки,

их дал тебе, а ты не взял.

Ну вот, опять ты! Что за муки

изведал я, как примерял

твой дар, уверен, драгоценный,

но без любви напрасен дар.

Постой, Фома Cамозабвенный,

но и любовь я тоже дал!

А вот башка моя дырява,

на что мне руки без башки?

Тебе не надо. Где приправа?

отведаю твои борщи!

8 окт.

Ухватиться б за тебя,

старец, донельзя любимый,

и поститься, и молиться,

четко четками стуча,

суеты забыв кипенье...

Что ни камень - преткновенье,

что ни выбор - западня.

Я волнуюсь за себя!

Я не верю в испытанья,

в этом слове - пытки, ложь.

Так обрящешь, так найдешь

лишь могилу для стенанья,

омерзительный острог.

А взгляни, как мир широк, -

обойдешься без гаданья,

не читая между строк.

Не нужны - ни оправданья,

ни голимый горький лик.

Неужели ты постиг?

донага все мирозданье,

своеволя каждый миг.

Ты один. В горсти крупица.

А горстей не перечесть.

Не просыпав, не донесть.

Искушение для слабых,

а для вольных - отчий дом.

Милый старец, где твой ранец,

что наполнен кирпичом?

Дай донесть, хотя б немного,

расцветая до ушей.

Нам дорога - не дорога.

Подорожники - в зашей.

Подорожные поборы,

чем бы руки не погреть?!

Воры, конченные воры,

на подворье - страх и смерть.

А... простительно, не жалко

пары ведер из котла.

Там одна на всех заварка,

...и одна на всех метла.

9 окт.

И кажется, что мир лишь ждет,

когда свихнется ум за разум,

когда одним единым разом

он кверху дно перевернет.

Мне каждый день горит экстазом,

одним оргазмом каждый миг.

И в этом я гомеостазом

проистекаю напрямик

такою лужей среди моря,

таким вселенским пирогом!

Что остальное все кругом

уже мне горе и не горе,

а так - сплошной родильный дом.

9 окт.

Ненавижу высокий сапог!

Что за дурость! Как будто в колхозе.

Сорри, как в беспардонном навозе

извозюкана плоскость дорог...

То ли ботики - милое дело!

Что за прелесть! Удобны, легки!

Как они дополняют умело

вакханалию женской ноги!

10 окт.

Осень - тонкая бумага.

Кто-то взял фломастер и

разукрасил все, как надо:

листья, небо и вдали

ниспадающего града

башни, стены и огни.

Не хватай ее рукою,

а не то проткнешь насквозь:

вот над дымкой голубою

побежит, как изморозь,

ее истинная сила

в том, что силы больше нет:

крыл лишившаяся вила,

побледневший белый свет.

Все, однако, как просила -

на бумаге акварель.

Мимо роз и девясила

не промчится тучный шмель,

в корчи туч заглянет лучик,

освятит лебяжий луг,

даже времени попутчик

в миг растает из подруг.

Осень - тонкая бумага,

папиросная почти.

А весны уже не надо,

тут дожать бы до зимы.

10 окт.

Все проблемы: дураки, дороги

так понятны стали и просты -

нас покинули единороги,

их густые гривы и хвосты.

Вслед за ними упорхнули нимфы,

лешие ушли с больших дорог.

Пешие, отстукивая ритмы

архаичные, подались на Восток.

Гномы позабыли тропы в горы,

эмигрировали в Токио, в Париж.

Там единорожные остовы

все еще витают между крыш.

А у нас - острожные каноны,

фараоны, мандаринов сок.

В горы, гномы. В беспросветные каньоны.

Путь, хоть и не близок, - недалек.

По дороге глянем на долину,

преломив остроженный пирог

осторожно: может, в середину

положил иголок некто стог.

Там, в щелях надломленной породы,

будем бесконечно вспоминать

годы, все чудные эпизоды,

не желая больше волховать.

12 окт.

I want to live in English speaking country

To learn the language easy as a joke.

I want to cross the boundaries above them

And then to go farther to revoke

Привычную до чертиков погоду

в любое время года, суток час.

I know exactly where I should to go

You guess it can be London - not so fast.

But I can't be the guy that ought to show you

The straight way out through the holy wall.

Поскольку сам дикарь, покрыт паршою,

спустился я за солью с лысых гор.

But you can have believed that I'm a waiter

To serve you anywhere any time.

I'm sorry but I'm only a setter

That keeps it's own hennel for a while.

14 окт.

Утром сквозь дымку башенный кран -

прямо журавль - как над крышами встал!

поверх колодца и донца двора.

Вот-вот взовьется с уловом ведра.

Как он успел вознестись до небес?

Вроде вчера обходился я без

стереометрий, упрямо прямых,