пусть недолог мой плен,

но и я не возьму

больше дней и ночей,

чем отмерено мне,

соглашайся скорей,

пока верность в цене.

23 дек.

Я заметил, как часто

это слово звучит.

Ну а так ли напрасно

н время бежит?

Все бы нам поскорее,

позабыв про сейчас.

Нет, не надо длиннее,

пусть пошьют в самый раз.

Пусть пошьют, как скроили,

оверложат края.

Чтобы ткани и силе

изумилась рука,

провожая влюбленно

аккуратные швы,

купажи синтепона,

наших душ купажи.

24 дек.

Да я все понимаю,

почти как собака.

Хоть могу говорить,

а сказать не могу.

И виляю хвостом.

Все виляю и лаю,

и скулю по ночам

на чужую луну.

И луна серебрит

мокрый нос до макушки,

до загривка седого.

И радостно хвост

отбивает в ночи

по асфальту частушки

про щенячие игры

в декабрьский мороз.

24 дек.

Жил на свете старый гном

и такой был старый,

что лопатой-бородой

чистил тротуары.

Гимназистки ему вслед

корчили носульки,

а он брел в пургу и снег

да лизал сосульки.

Да горел под светом дня

ночкой с гимназисткой.

Но бывает же фигня -

тело пахло чисткой.

И добрел гном до озер,

и взглянул в озера,

на лице своем прочел

слово прокурора.

25 дек.

Я умчу в страну пухлянцию

(не ищите тут меня)

важно мерить иностранцами

пухлосейские поля,

тучных гор развалы строгие

жадным оком обнимать,

рек набухших воды многие

всею грудью целовать.

Я умчу в страну пухлянцию,

паровозиком пыхтя,

приплывут гуськом на станцию

кучевые облака.

26 дек.

Судили гнома всем мир`ом,

садили на скамейку.

За то, что гном оставил дом,

гонял в лесу индейку.

За то, что строчки сочинял

под допингом отчаянья,

за то, что гном - всего-то гном.

И гробовым молчанием

зал отвечал, хотя и мал,

но все же непосредственный,

а гном скамейку раскачал

и жахнулся в растресканный,

замшелый пол избитым лбом,

протер глаза и выстрелил.

Раскинул прокурор - облом -

мозгами, словно мыслями.

27 дек.