Кэндем женился на ней потому, что его сердце навечно застыло от посягательств извне, оно умерло с той, что была его первой и единственной любовью. И никакая другая женщина теперь не могла поселиться в его душе. Ему было все равно, кто станет его женой. В любом случае, ей не дано было задеть его чувства.
Тем временем Кэндем лег на свою половину кровати, постель под ним прогнулась, возвращая Туайлу назад от невеселых мыслей.
– Спокойной ночи, муж мой, – произнесла она, гася свечу.
– Сладких снов, дорогая, – ответил он и повернулся к ней спиной.
"Дорогая". Волшебные силы, как бы она хотела, чтобы эти слова были для него правдой. Но для короля по отношению к ней они не значили ничего. Божество никогда не посмотрит на серую мышь, даже ту, что делит с ним постель.
Абигайл встала на цыпочки и вытянула шею, но даже стоя на лавке, служившей ей кроватью в грязной темнице, и вытянувшись во весь свой маленький рост, она едва доставала носом до узенького окошка, которое было единственной связью с внешним миром. За окном шумело море Эршир, но девушка не видела его, все, что представлено ее обозрению под таким углом, было безоблачное синее небо, и чайки, парящие в небесах.
Но Абигайл была даже рада такой картине. По правде говоря, она боялась морей, рек, озер и других водоемов, потому что не умела плавать. В детстве она чуть не утонула, выпав из рыбацкой лодки, в которой находилась со своим отцом, и с тех пор жутко боялась воды. Вид безбрежного океана, с угрожающими огромными волнами, разбивающимися о скалы, вызывал в ее душе картину искреннего ужаса. Благо их деревня находилась в центре королевства, и единственным предметом страхов девушки была старая речушка.
Зато здесь в этой сырой, темной комнате у нее появилась пара друзей. Первым был паук, живший в углу у потолка. Абигайл назвала его Перт. А вторым на удивление оказалась крыса, что промышляла в башне днями и ночами. Они встретились с девушкой одним ранним утром, когда животное из щели в полу забрело к ней в комнату. Сначала при виде крысы, Абигайл испуганно взвизгнула и подскочила на кровати. Она прижалась к стене и закуталась в старый плед, наблюдая, что зверек будет делать дальше. Крыса долго смотрела на нее, потом перевела взгляд на ее пустую чашку, на которой было лишь несколько крошек хлеба.
– У меня ничего нет, – прошептала девушка. – Это вся еда, что я имею.
Крыса еще долго смотрела на нее умным взглядом своих черных глаз-бусинок, а потом развернулась и исчезла в щели в полу. Абигайл облегченно выдохнула. Но какого же было ее удивление, когда крыса вернулась через минуту, держа в зубах кусок сала. Она бросила его на пол и снова исчезла. Девушка была поражена. Теперь, если бы кто-то использовал слово «крыса» в качестве ругательного, она бы сделала ему замечание.
С тех пор девушка и зверек подружились. Абигайл не знала, какого пола есть крыса, и нарекла его или ее Бигван. Подходит и мальчику, и девочке.
Снаружи заскрипел дверной замок, Абигайл быстро села на кровать и свесила ноги вниз. Ей не хотелось, чтобы ее застали, выглядывающей в окно. Дверь отворилась, и в комнату вошел Одхан, ее страж с первых дней пребывание здесь. Всякий раз, когда этот худощавый скрюченный человек с острым взглядом близко посаженных глаз входил в помещение, у Абигайл по телу пробегал неприятный холодок. Это был жестокий человек, девушка знала.
Башня, в которой была заключена Абигайл, находилась дальше всего от королевского замка, поэтому ее хозяин Одхан считал это место территорией своих бесчинств. Пытки давно были запрещены в Бакинтрее, но те крики боли и стоны, что слышала девушка за стенкой своей темницы, по ее мнению, были не чем иным, как актом издевательств этого мужчины над заключенными в оборудованной им пыточной. И именно этот человек невзлюбил девушку с первых минут ее появления здесь. Он не давал ей перо и бумагу, чтобы она могла написать письмо семье (а заключенным это разрешалось), скверно кормил, – вино, вяленое мясо, яйца и рыбу, что давали остальным, Абигайл не видела, зато ежедневно получала от него хлеб и воду – и только три раза за месяц ее выпустили погулять во дворе.
Абигайл была уверена, что его величество не ведает, что творит Одхан, и несколько раз порывалась ему обо всем рассказать, но, естественно, никто не подпускал ее к королю. А когда всего один раз Кэндем пришел проведать заключенных, стражник льстивым голосом сказал, что Абигайл из рода Маккелан крепко спит, и ее не стоит тревожить. Подлец!
Одхан вошел в комнату, держа в руках корку хлеба и кружку воды, и одарил девушку зловещим, но в то же время плотоядным взглядом. Абигайл привыкла к этому. Ее внешность всегда привлекала мужчин. Наряду с длинными соломенными волосами и глазами горного меда, ее маленькое милое личико с аккуратным носиком и губками бантиком создавало впечатление чего-то неземного и волшебного. Не зря за необычную внешность, ее в деревне прозвали знахарка-нимфа. Девушку всегда забавляло такое прозвище. А вот реакция Одхана откровенно пугала. Благо тот только поставил еду и ушел.
Но никакие одханы и водные глубины не пугали Абигайл так, как это делал один человек, с которым она познакомилась недавно, и который пока не сделал ей ничего плохо, но девушка была уверена, сделает обязательно, как только ему представится такая возможность.
Фаррел Тах был тишахом, то есть вождем одного из островных кланов, и почетным гостем во дворце короля. Вчера он изъявил желание посмотреть заключенных, и Абигайл вместе с остальными вывели во двор, чтобы показать вождю. Дело в том, что Бакинтрее существовал закон, что не особо злостных преступников могла выкупить их семья, а также любой другой человек в королевстве, внеся в королевскую казну налог в пятьсот коинов. Богатые люди чаще всего выкупали тюремщиков, чтобы те потом работали на них.
Конечно, у семьи Маккелан таких денег не было, и Абигайл могла рассчитывать на «пожертвование» со стороны знатного вельможи. Ничего страшного в этом она для себя не видела. Работать знахаркой на своей земле или в другом месте не было для нее особой разницей, главное, попасть к хорошему хозяину.
Но когда Абигайл столкнулась лицом к лицу с Фаррелом, ее душа от страха ушла в пятки. Никогда до этого она не встречалась с такими опасными людьми. Этот человек был просто огромен, настоящий великан, намного выше семи футов в высоту. Он напоминал лесного медведя, крепкий, плечистый, мощный, с большими лапами вместо рук. Казалось, одной такой ручищей он может вырвать дерево с корнем, а второй с легкостью задавить орка. Такой мог положить ее на одну ладонь и прихлопнуть другой. Девушка никогда не видела до этого людей такого роста и телосложения.
Но страшнее всего было его лицо. Обрамленное шапкой лохматых светло-каштановых волос, его квадратное по своей форме лицо наполовину было изуродовано глубокими шрамами. Вся его левая щека от губы до уха была словно исполосована граблями. Вторая сторона лица выглядела целой, но не менее угрожающей с грубой обветренной кожей и трехдневной щетиной.
Но даже не эти следы его воинственного характера, а Абигайл знала, что тишахи обожают принимать участие в каких-нибудь заварушках, их хлебом не корми, дай только подраться, так сильно напугали девушку при первой встрече, страшнее всего были его глаза. Темно-серые как грозовое небо, казалось, они таили в себе столько глубины, как в бездонном колодце, попади в который, обязательно утонишь. И то, как Фаррел смотрел на людей, заставляло думать, что душа у него темная. Грозный, даже жестокий взгляд, которым он окинул девушку при первой встрече, и каменная маска суровости пригвоздили ее к месту.
Ну, как такого не бояться?
Он был одет просто: в льняную тунику и такого же материала штаны. Тишахи были дикими людьми, и понятия не имели ничего о светской моде.
Островитяне. Абигайл была наслышана о них. Каждый клан имел свой остров. Это были королевства в королевстве, и хотя официально вожаки кланов были верноподданные короля, на деле все обстояло несколько иначе. Эти люди лишь платили ежегодный налог в королевскую казну, охраняли страну от нападения со стороны моря и, когда это требовалось, и не без удовольствия, принимали участия в войнах. На этом их обязанности заканчивались. Они жили вольно на определенном расстоянии от короны и творили на своих островах, что хотели. Никто их не контролировал, а, по сути, не хотел связываться с этими суровыми людьми.
