Я вздыхаю.

-- С удовольствием гуляла бы сегодня целый день. Лес так и тянет. Но мне все-таки нужно попасть домой и взять свои вещи, а то начинаю чувствую себя бомжом каким-то. -- горько усмехаюсь. -- Если сможешь отвезти, конечно.

-- Конечно, смогу. -- вижу, что он хочет что-то добавить, но передумывает.

-- Роман должен быть сейчас на работе, а запасной ключ от дома есть в гараже. Так что просто соберу свои вещи и документы, а потом попрошу маму скинуть мне денег на карточку, чтоб хватило на билет на автобус.

Егор мрачнеет.

-- Пожалуйста, не уезжай сегодня. Останься хоть ещё немного. Ты же сказала вчера, что не хочешь к родителям.

-- Не очень хочу. Но что мне остается? У тебя, конечно, хорошо, и ты... очень гостеприимный, - с трудом подбираю слово, --  но я так не могу. Пойми, я и так чувствую себя полным ничтожеством. -- он протестующе дергает плечом, но молчит. -- В качестве кого я тут нахожусь? Это странно.

-- Да почему странно? -- раздраженно ставит чашку на стол. -- Ты моя гостья. Разве мужчина не может пригласить в гости женщину, которая ему... небезразлична, пусть даже она и оказалась в трудном положении?

От этого "небезразлична" у меня удивленно округляются глаза.

Увидев, что я снова открываю рот, машет рукой:

-- Ладно, давай пока к тебе съездим. Потом решишь.

Свою футболку я вчера аккуратно выстирала в рукомойнике, и она как раз успела высохнуть. Так что после еды я быстро переодеваюсь в ванной, и, по мере возможности, привожу себя в порядок. Увидев в зеркале бледное осунувшееся лицо и красные глаза, удивленно качаю головой. Неужели я Егору в таком виде приглянулась? Как-то не верится.

Оставив возмущённую Линду на хозяйстве, мы выходим к машине.

Егор полностью сосредотачивается на дороге (из-за начавшегося снегопада ехать тяжело), а я мрачнею с каждой секундой, пока мы приближаемся к нашему с Ромой дому. Хоть его сейчас там и нет, все равно это будет очень тяжело. Как так запросто собрать сумку и выкинуть из жизни уютное гнездышко, которое я с таким удовольствием обставляла и лелеяла?

Рома всегда больше хотел жить в городе, так что этот переезд был большой уступкой именно мне. И я это очень ценила. Родившись и живя на десятом этаже шестнадцатиэтажки в городе-миллионнике, я так устала от людей и машин, что, ещё не окончив институт, начала бредить уютными домиками у леса, чистым воздухом и безлюдными дикими пляжами. Пока работала, мы с Ромой жили в одной из его квартир в центре, ну а потом он пошел навстречу моим настойчивым уговорам, и мы купили дом здесь. А он продолжал ездить на работу в город, благо, что ехать в одну сторону не больше часа. Теперь же мне начинает казаться, что именно тогда все и пошло под откос. Я увлеченно занималась новым домом, ухаживала за садом, гуляла у реки, а он, по сути, так и остался в городе со всеми своими делами... и знакомствами.

Когда Егор сворачивает на нашу улицу и останавливается у знакомых ворот, чувствую, что потихоньку начинают дрожать руки. Но он вдруг так нежно и ободряюще сжимает мое плечо, что мне почти сразу удаётся взять себя в руки.

Слава Богу, что на воротах кодовый замок, а не то без ключей я бы не вошла. И тут меня ждал сюрприз -- красная "Хонда" на месте, а значит, муж дома. Почему? Сегодня же понедельник. Сердце колотится как бешеное, так, что даже кровь приливает к лицу и ушам.

И что теперь делать? Господи, собираться при нем... Складывать трусы и носки под насмешливым, слегка презрительным взглядом? Именно так он смотрел на меня, когда объявил аккурат после роскошного ужина в честь годовщины нашего знакомства, над которым я колдовала весь день, что я его больше не устраиваю, как жена. Нет, я не смогу. Лучше прийти в другой раз, когда его не будет. Надеюсь, он не видел меня в окно. Выбегаю со двора, будто за мной кто-то гонится. Егор прохаживается вдоль ворот, и время от времени, приподнимаясь на носках, заглядывает за забор. При его-то росте это несложно.

Увидев меня так быстро, еще и с пустыми руками, он хмурится:

-- Что случилось?

-- Он дома.

-- И что?

-- Я не хочу... не могу с ним видеться. Потом приеду.

-- Еще чего. Это и твой дом тоже, и уж тем более твои вещи. Чего ты боишься? Я же с тобой.

Я расстроенно качаю головой в сомнении:

-- Не знаю.

И хочется, и колется. Господи, ну я и трусиха!

-- Пошли, -- Егор берет меня за руку, и уверенно тянет к калитке.

-- Ты что? -- пугаюсь я. -- Ты хочешь зайти?

-- А почему бы и нет? Помогу с сумками.

-- Он тебя не пустит.

-- Хотел бы я на это посмотреть! -- расправляет плечи и насмешливо оскаливается.

Согласна, впечатляет. Но Рома адвокат, и... а, ладно! Хуже чем сейчас уже быть не может.

Стучать не хочется, поэтому открываю заднюю дверь запасным ключом из гаража. Вот и второй сюрприз -- чужие красные замшевые сапожки на шпильке, и короткая серая шубка на вешалке. Быстро он. Неужели так уверен, что я не вернусь? Хотя, скорее, ему просто плевать. Пальцы начинают дрожать уже от злости, а не от обиды.

Егор садится на табурет возле вешалки и жестом показывает, что подождёт здесь. Я разуваюсь и медленно вхожу в кухню-гостиную, из которой ведёт лестница на второй этаж.

На обеденном столе, на скатерти, которую мы купили в Вене на рождество три года назад, валяются коробки из-под суши, остатки еды, бокалы и пустые бутылки шампанского. На микроволновке вижу свой телефон, и кладу его в карман. Хорошо, что его можно включить только моим пальцем.

Чуть поскрипывая ступеньками, поднимаюсь по лестнице на второй этаж. В спальню надо стучать, а то мне совсем не хочется увидеть что-нибудь лишнее. Вдруг до меня доходит абсурдность ситуации. Собираюсь стучаться в свою собственную спальню, потому что мой муж там сейчас лежит с другой женщиной. Господи, неужели это моя жизнь?! Руки практически не слушаются. Но ощущение незримой поддержки Егора, сидящего внизу, придаёт мне сил, и я решаюсь.

Никто не отвечает. Я стучу громче, и срывающимся голосом громко говорю:

-- Роман, выйди. Я пришла за вещами.

Слышу, как скрипит кровать, он чертыхается и шлепает к двери. Глубоко вдыхаю, чтобы унять волнение.

Он выходит, замотанный в простынь, от которой несёт незнакомыми приторно-сладкими женскими духами, и смеряет меня презрительным взглядом:

-- Ещё раньше не могла припереться? Я сплю.

-- Ничего, -- прислоняюсь к стене коридора, чтоб не подвели ноги, -- я просто заберу свои вещи, и больше вас не побеспокою. Не смогла удержаться, чтобы не выделить голосом это "вас", но он пропустил это мимо ушей. А я понимаю, что мне на самом деле уже все равно, кто там лежит сейчас на нашей кровати.

-- А с чего это ты взяла, что тут есть что-то твоё? -- хмыкает он в ответ.

Я бледнею и уже возмущённо открываю рот, но он машет рукой:

-- Собирайся уже давай. Только побыстрее.

Вытащив из зеркального шкафа в соседней комнате свои чемоданы, я начинаю складывать одежду. Потом достаю из секретера бумаги, и отбираю из общей кучи свои документы. Рома внимательно следит за тем, что именно я беру. Потом иду в ванную, и собираю там все самое нужное. Конечно, очень жаль любимое белье, шторы, скатерти и полотенца, среди которых многое дарили мне лично, но... куда мне их теперь? Да и ни в одну сумку все это не уместишь.

-- Прекрасно выглядишь. -- издевательски хмыкает Рома, нагло разглядывая мое бледное лицо без привычной косметики. Он и раньше не стеснялся указывать мне на какие-либо недостатки внешности, если его что-то не устраивало. Милая, у тебя в этих джинсах попа плоская. Милая, причешись поприличнее, все-таки в такой приличный ресторан идём. Милая, что это ты накрасилась, как на панель? Да пошёл он! Мне уже все равно.

Когда очередь доходит до туалетного столика, Рома наклоняется, и проворно отодвигает от меня резную деревянную шкатулку:

-- А драгоценности оставь. Тебе они не понадобятся, тем более, что я храню все чеки.