Я снова смущаюсь:

-- Я заняла единственную кровать. Извини.

Егор только качает головой и снова улыбается:

-- Сам виноват. Давно пора большую комнату на две поделить, да только все руки не доходят.

Пока закипал чайник и заваривался чай, я, немного продрогнув, подцепила плед. Завернувшись в него, устраиваюсь на диване. Получаю в руки обжигающе горячую чашку, вкусно пахнущую малиной, и чувствую на себе выжидающий взгляд Егора. Вздыхаю.

-- Да нет ничего особенного в моей истории. Все как у всех, -- горько улыбаюсь и чувствую что вот-вот сейчас опять прорвёт. -- Замужем восемь лет. Жили нормально. Любила. А вчера вот узнала, что у него давно уже любовница есть, и со мной он больше жить не хочет. Банально...

Егор хмурится.

-- Ну и дурак. Такая женщина... что ещё может быть нужно?

Я удивленно смотрю на него:

-- Да я не о том, что я какая-то особенная! Обычная. Просто я была верна ему, и... старалась делать все, чтобы он был счастлив. Домом занималась, создавала уют. Думала просто, что заслуживаю хотя бы немного честности по отношению к себе. -- слезы снова текут по щекам, а беззвучные рыдания сотрясают плечи.

Хватит, ну хватит же! Возьми себя в руки. Но уже не могу остановиться.

-- Когда-то же он любил меня! Я точно знаю. А когда хотеть перестал, надо было просто сказать. Я бы поняла. Не простила бы, может, но поняла. А так... -- я роняю голову на руки, отставив кипяток от греха подальше. -- Да, конечно, я чувствовала, что у нас не все в порядке, очень старалась, чтобы стало как раньше, но даже не подозревала, что он... вот так может со мной поступить. Ну почему, почему нельзя говорить все как есть?! Господи, я просто слепая идиотка!

-- Вовсе нет.

-- Ещё какая. Ты просто меня не знаешь. Я теперь не только одна осталась, но и без ничего. Совсем, понимаешь? Деньги он зарабатывал. Все имущество на нем. О, это теперь я понимаю, как хитро он все устроил. Не зря же юрист. Детей тоже не хотел, говорил надо еще подождать, пока созреем. Мне же теперь остаётся только к маме вернуться, поджав хвост, словно побитая собака, пока не найду работу. Только что я теперь вспомню, столько лет не работала...

Егор придвигается чуть ближе, и, поколебавшись, осторожно гладит мои спутанные волосы.-- Не плачь так сильно. Он оказался недостойным мужиком. Значит, и слез твоих не стоит.

-- Теперь-то я это вижу, -- грустно всхлипываю, -- но восемь лет... Восемь лет моей жизни, восемь лет молодости, понимаешь?! Все коту под хвост...

Он вдруг хмыкает:

-- Я-то, поверь, как раз понимаю. Думаешь, просто так в сорок лет в лесу один сижу? Только я ещё и единственного сына потерял.

Я удивленно оглядываюсь, пытаясь пригладить воронье гнездо на голове:

-- В лесу?

А потом, чуть тише:

-- Тебя тоже... предали?

На секунду прикрывает глаза.

-- Не знаю, может и моя вина в том была. Просто меня дома никогда не было, все служба эта, командировки... Хотел как лучше, обеспечить их всем, чтоб не нуждались ни в чем. Она ждала, ждала, а потом в один прекрасный день полюбила того, кто рядом всегда был. Ну и ушла, с маленьким сыном вместе.

-- Мне жаль. Правда. -- я легонько, неуверенно пожимаю его напряженный кулак.

Он встряхивается, будто отгоняя прочь  воспоминания:

-- Да что уж там. Сколько лет прошло. А вообще, -- вдруг тянет он меня за  плед, -- иди-ка умойся водичкой холодной. Сразу полегчает.

Я послушно бреду в ванную, дверь в которую ведёт прямо из кухни. Несколько раз плещу ледяной водой в лицо, вглядываясь в своё унылое отражение. Расчески нигде не вижу (да и зачем она хозяину с такой стрижкой), и стараюсь прочесать свои светлые волосы пальцами. Хорошо, что не длинные. Круги под глазами и красные пятна на щеках, конечно, никуда не делись, но вид стал немного более приличный. Губы бледные, а серые глаза блестят как-то нездорово, если не совсем безумно. Где же та милая и ухоженная девушка, которая красилась и делала укладку рано утром, чтобы предстать перед мужем во всей красе? Похоже, вчера ее не стало. Она оказалась никому не нужна.

Вернувшись на кухню, вижу, что уже начало светать. За большим окном начинают проступать очертания заснеженных деревьев, а небо над ними окрашивается в легкие розоватые оттенки.

Егор сидит, уставившись в окно и сжав кулаки на коленях. Теперь стала видна легкая седина у него на висках, и мелкие морщинки у внимательных карих глаз. Видимо, моя история разбудила его собственные неприятные воспоминания, которые он предпочёл бы и дальше хранить где-нибудь на задворках памяти.

Неуверенно мнусь у двери:

-- Я и так заняла у тебя много времени. Думаю, мне пора уходить.

-- Куда тебя отвезти?

Пожимаю плечами:

-- Ну подкинь на автостанцию, пожалуйста, а там решу уже.

-- Ну нет, так не пойдёт. Сейчас решай. А то будешь там в кресле сегодня ночевать, небось.

Тяжело опускаюсь на табуретку у стола.

-- Честно, не могу я сейчас ничего решить. Но и тебя напрягать больше не хочу. Как-никак взрослая, разберусь.

Он хмыкает:

-- Да уж, видел вчера, какая взрослая. Чуть до смерти не заморозилась в тряпочках своих летних.

Я чуть обиженно передергиваю плечами:

-- Тебе-то что?

-- А то.

Он резко встаёт, и с наслаждением потягивается, разминая внушительные мышцы.

-- А знаешь... У меня идея! Рано ведь еще куда-то ехать. Так поехали пока погуляем. Я тебе покажу кое-что красивое!

Надо бы отказаться. Но я не чувствую ничего, кроме странного облечения. Так сильно хочется ещё хоть немного отложить весь этот кошмар, и не думать ни о чем прямо сейчас. Удивительно, но с совершенно незнакомым Егором я чувствую себя спокойно.  Но все же у меня просыпается совесть:

-- Я не хочу тебя отвлекать, ведь наверняка ты должен работать. Да и зачем тебе это? Из меня сейчас товарищ по прогулкам сам видишь какой.

-- Товарищ? -- улыбается. -- Смешная ты. Зачем? Это уж мое дело, -- хитро усмехается. -- А работа... так я и есть на работе. Лесник я!

-- Да-а? Ничего себе. Никогда не видела живого лесника.

Он хохочет, и на этот раз улыбка сразу достигает тёплых карих глаз, совершенно преображая лицо.

-- Да увидишь нас тут. Лазишь-лазишь по лесу круглый год... леший уже, а не лесник. А вообще, мастер леса, если что.

-- Уверен? -- боюсь поднять глаза, и увидеть на лице Егора раздражение или дежурную холодную вежливость. Но улыбается он действительно искренне и тепло, да так, что у меня опять щемит сердце.

-- Пошли одеваться!

Надо же, вдруг подумалось, а я уже не плачу.

Глава 2

Егор одевает меня в тёплые стеганые штаны, которые пришлось подвернуть едва ли не вдвое, такую же куртку, и смешную шапку-ушанку. Увидев, как я скривилась, оглядывая свою несуразную в этой одежде фигуру, он смеётся:

-- Это лес, деточка! Тут не помодничаешь, иначе задница на раз отмерзнет.

А я, невольно подхватив его улыбчивое настроение, делаю реверанс, чуть не запутавшись в огромных бурках:

-- Благодарю вас, прекрасный сэр.

Кухня ведёт в сени-прихожую, где нас радостным повизгиванием встречает Линда. У неё там шикарная лежанка из старой шубы и подушек. Да уж, с такой короткой шерсткой на морозе не поспишь. Она вьётся вокруг хозяина, заискивающе заглядывает ему в глаза, и смешно подпрыгивает.

Выйдя наружу, мы оказываемся на большой открытой веранде. Слева стоит большой деревянный стол, по бокам от него скамейки со спинками, а ступеньки по центру спускаются во двор. Передо мной -- большое, расчищенное от снега пространство. Первое, что бросается в глаза --  огромный дровяной склад слева. Перед крыльцом стоит большой чёрный пикап Егора, на котором мы вчера приехали. Присматриваюсь к значку спереди, но я в них не особенно разбираюсь.