Однако по своей природе я никогда не был жестоким человеком. Иногда, когда я оглядываюсь на свою прошлую жизнь, мне становится искренне стыдно за все те поступки, которые я тогда творил, но это, наверное, вполне естественно – совершать ошибки, ведь именно так люди учатся и познают самих себя…

Единственной вещью, по которой я скучал, был Колин, заставляющий меня чувствовать себя нормальным.

Несколько раз мы сильно спорили из-за каких-то мелочей, но уже на следующий день снова были лучшими друзьями.

На какую-то жалкую секунду я вдруг ощутил чувство тоски, но тут же поспешил прогнать его из своей головы, мысленно называя себя глупым идиотом. Сейчас я ненавидел его. Я ненавидел их всех. Это больше не имело значения. Независимо от того, как хорошо мы проводили время, это осталось в прошлом, а у прошлого нет свойства возвращаться. Я не нуждался в их дружбе… Я отлично мог прожить в одиночестве.

Постепенно желание Колина постоянно что-то разрушать вокруг себя стало раздражать меня. Наверное, он слишком бурно переживал этап полового созревания или нечто подобное, но моя совесть все сильнее давала о себе знать, поэтому я чувствовал, что должен был прекратить творить все это дерьмо. Я только и делал, что уничтожал вещи. Но я больше не испытывал желания этим заниматься, черт возьми, я банально не хотел быть пойманным. Я понимал, что поступал как самый последний слабак, но, тем не менее, как можно незаметнее я начал уклоняться от любого общества в целом.

Все они только и делали, что унижали меня…

Причина, по которой я так хотел избежать дома Колина, была в том, что этот парень когда-то слишком много для меня значил. Я никогда не чувствовал к Колину что-то большее, чем обычную дружбу, но в то же время мне иногда не хватало его. Я скучал по нашим глупым выходкам. Нам было так комфортно друг с другом, мы не заботились о том, что говорили или делали. Мы просто дурачились. Мы веселились и бесились, мы чувствовали себя совершенно свободными.

Теперь я потерял все это.

В целом он был нормальным парнем, таким же, как и я когда-то, но в отличие от него я чувствовал себя взрослее, сваливая свое идиотское поведение на играющие гормоны, и надеялся, что однажды я перерасту этот период.

У него были светло-русые волосы и большие карие глаза. Он был выше меня и имел довольно симпатичную внешность, но его нельзя было назвать горячим или сексуальным. Он просто был моим другом. И я скучал по нему.

Раньше в школе я мог пялиться на него во время всего ланча, жалея, что когда-то я поступил именно так.

- Эй, Фрэнк. Давай сегодня вечером куда-нибудь завалимся, мы не виделись сто лет.

- Оу, я не могу. Давай завтра, хорошо?

- Привет, Фрэнк. Прогуляем сегодня школу, чувак?

- Нет, извини, мне правда очень нужно быть на уроках.

Мне было легче обвинять своих друзей и говорить, что я перестал с ними общаться только потому, что они использовали меня. Но в то же время я снова и снова копошился в себе и своей голове, пытаясь понять, почему я не могу быть такими, как все они… Окей, возможно дело в том, что я был геем и именно по этой причине никто не хотел воспринимать меня всерьез. Они с легкостью меняли подружек раз в две недели, а я постоянно слонялся один, все еще думая о том парне, в которого я трескался еще в третьем классе на уроке истории. А потом в какой-то момент я вдруг подумал, что если начну игнорировать людей, то они перестанут бросать мне в след нелицеприятные комментарии. Я просто стал притворяться, что их не существует, а значит, и их слова не могут причинить мне боль.

Но ирония состояла в том, что мои друзья фактически никогда меня не высмеивали. Ну, по крайней мере, уж точно не Ривер, Колин и Мэтт.

Наверное, я мог бы похвалиться тем, что так мастерски смог огородиться от всего окружающего мира. Да, именно так – я защитил себя от возможной боли.

Просто в этом городе было что-то, что всегда раздражало меня, и через какое-то время люди, которые жили здесь, тоже начинали выводить меня из себя. Я уставал от одной и той же картины перед глазами, от порядка и правил, от одинаковых людей, встречающихся на пути. Я лишь хотел чего-то нового, другого.

Поэтому последнее время я жил мыслью, что когда-нибудь я уеду отсюда и познакомлюсь с новыми людьми, которые станут моими друзьями. Я мог бы встретить их в колледже, например, и у нас было бы больше общих черт, что в скором времени привело бы к общению, а затем и к дружбе.

Я провел хорошую работу, день изо дня, из года в год убеждая себя, что я не должен подстраиваться под общепринятые рамки и заводить связи со своими сверстниками в школе. Все мы общались друг с другом только из-за того, что это было удобно. Мы больше никого не знали, мы не знали ничего, что творилось за пределами нашего маленького несчастного мирка, под названием Черри-Хилл.

Но в этом городе я встретил Колина, а также Мэтта и Ривера, хотя большую часть времени я болтался именно с Колином. Периодически к нам присоединялись Мэтт и Ривер, но они были еще более буйными и неуправляемыми, чем мы. В конечном счете я просто не смог выносить этого дальше. Я не хотел опускаться на дно. Я не хотел проваливаться на занятиях. Они постоянно болтали на уроках и отвлекали меня, и все это приводило к серьезным проблемам в учебе. Я был зол и раздражен.

Существовало столько много причин, по которым я отстранился от своего окружения, однако теперь я с удивлением отмечал, что если бы я не сделал этого тогда, то сейчас моя жизнь была бы совсем другой.

Сбежать от своих так называемых друзей мне удалось не с первого раза, потому что им всегда удавалось как-то задобрить меня и уговорить снова стать частью их компании. Я ненавидел свою покорность и продолжал пытаться избегать их. Это происходило примерно три или четыре раза, прежде чем они, наконец, поняли гребаный намек. Я перестал отвечать на телефонные звонки и не перезванивал сам. Я просто хотел остаться один.

Я понимал, что они были просто чертовыми безалаберными неудачниками, которых устраивала однообразная жизнь типичного подростка со всеми вытекающими из нее последствиями. Я не хотел становиться частью системы. Более того я мог сказать, что хоть все мы и были подогнаны под одни рамки и правила, я все равно был не в состоянии вести обычный образ жизни. С каждым днем я все меньше и меньше был доволен собой, и почти не сомневался, что мои друзья вот-вот разглядят во мне мою истинную сущность и в итоге просто пошлют меня.

Если я ни с кем не буду связываться, то тогда никто не причинит мне боль.

Я приближался к дому Колина. Я был у него в гостях так много раз, что знал его дом как свой собственный. Правда большую часть времени мы проводили на улице, но иногда мы могли завалиться к кому-нибудь из нас, чтобы посмотреть телевизор или заказать пиццу. Я скучал по этому. Я скучал по нашим отношениям, никогда не забывая, что именно Колин всегда звонил мне первым.

Но сейчас я должен был думать только о том, что у меня есть Джерард, хотя, черт возьми, он скоро уедет, так что какая вообще разница.

Я сам виноват, это моя ошибка, я создан для одиночества.

Это не может быть правдой, наверное, мне просто кажется. В то время как я переходил дорогу напротив дома Колина, погрузившись в свои мысли и надеясь проскользнуть незамеченным, я увидел его, стоящего около крыльца.

Сейчас его волосы были длиннее, чем раньше – тонкими прямыми прядями они свисали по бокам головы, закрывая уши. Думаю, он выглядел неплохо. Я не любил отвешивать комплименты людям, которые заставляли меня кипеть от злости, хотя был уверен, что не ненавидел Колина. Теперь я относился к нему равнодушно, как и ко всем остальным; не было никакой ненависти.

Он не смотрел на меня, чему я был очень рад, потому что единственное, чего я сейчас хотел – это миновать его дом и продолжить свой путь.

Но я не мог так просто пройти мимо.

Я был не в состоянии прекратить пялиться на него, попутно с этим задаваясь вопросом, кем он был теперь. Я хотел знать, чем он сейчас занимается, что происходит в его жизни, как он проводит лето. Я хотел снова стать его другом.