- Дерьмо! – выругался я.

Он посмотрел на меня и проглотил свой последний кусочек.

- Что ты делаешь?

- Я пытаюсь съесть это чертово печенье правильно.

- А ты не умеешь? – недоверчиво спросил он.

- Нет… а ты? – беспечно ответил я, как будто не пялился на него все это время.

- Могу. Хочешь, чтобы я тебе показал?

- Да, пожалуйста.

Он взял из пачки бисквит и придвинулся ко мне ближе.

- Итак, смотри, - проговорил Джерард, прижимаясь кончиками пальцев к ребристым краям печенья. Кинув на меня еще один взгляд, чтобы убедиться, что я действительно слежу за его движениями, он снова сосредоточился на круглом угощении в своих руках. – Берешь его вот так и… - он чуть крепче сжал обе половинки, - потом просто крутишь их в противоположные стороны и ВУАЛЯ! – половины бисквита легко отделились друг от друга. Он протянул мне одну из них с таким безмятежным видом, как будто предлагал товар в какой-нибудь гребаной рекламе. – А теперь просто ешь.

Очень ловко и без замешательств он еще сильнее приблизил печенье к моим губам, мягко заставляя меня открыть рот. Мощный комок тепла охватил мою грудную клетку и спину, а потом резко метнулся к ногам. Теперь его запах стал еще острее, перекрывая все остальное.

- Давай, Фрэнки, - пробормотал он, - возьми его.

Я высунул язык, робко пробуя на вкус глазурь, когда Джерард продолжал держать печенье вертикально, а затем снова посмотрел на него, сглатывая начинку. Он был ужасно близко… его аромат…

- Теперь кусай шоколад, - он перевернул бисквит, протягивая его мне другой стороной.

Он прижал печенье к моим губам, вновь вынуждая открыть рот. Как можно аккуратнее я склонил голову ближе к нему и откусил как можно меньше, боясь, что при любом неловком движении крошки посыплются на мои колени.

- Разве так не вкуснее? – спросил он, откидываясь назад.

Я энергично закивал, доставая еще одно печенье.

- Теперь хочу попробовать сам, - сказал я, как будто мне нужно было его разрешение. Я попытался действовать так, как показывал Джерард, но он вдруг подскочил на месте.

- Нет, нет, нет… ты все делаешь неправильно! Ты крутишь не так, как надо. Тебе нужно делать так… - он выхватил мое печенье, и наши пальцы на миг соприкоснулись. Из-за одного мимолетного движения у меня сбилось дыхание, а по телу разлилось возбуждающее тепло. Мы частенько контактировали – он обнимал меня, прижимал к себе, даже однажды поцеловал в губы, но именно в этот раз я почувствовал то, что никогда прежде не чувствовал. Я невольно задался вопросом - можно ли было испытывать фейерверки только тогда, когда целуешь человека, которого любишь. Я в этом сомневался. Во-первых, мы сейчас даже не целовались, во-вторых, он не проявлял ко мне никакого особого внимания. Он просто учил меня есть гребаное печенье.

Он поместил две разделенные половинки в мои ладони. Я бдительно следил за каждым его движением, когда он взял меня за запястья и резко соединил ладони. Обе половины Oreo выпали из рук и свалились на мои колени, но меня едва ли это волновало, потому что он держал мои руки.

Он, черт возьми, держал меня за руки.

- О, не совсем получается… - сказал он сам себе.

Все еще смотря вниз, он отпустил меня и поднял печенье с колен, заставляя меня напрячься каждой клеткой тела. Его руки находились слишком близко… но в тот же момент отдалились, а его движения тут же приковали внимание, потому что он сосредоточился на том, чтобы соединить половинки бисквита обратно. Он слепил их в одно печенье, словно подтверждая свою точку зрения.

- Они должны оставаться вместе, - заявил он, вкладывая слепленные половинки Орео мне в руку. – В любом случае, так вкуснее. Можно попробовать все сразу.

Я в недоумении поднял брови и немного откусил.

- Им предназначено быть одним целым, их создавали специально такими. Они определенно должны быть вместе, - прошептал он. – Никого и никогда не будет волновать, как ты ешь Oрeo, - он нежно улыбнулся.

Его слова эхом отдались в моей голове.

Он все еще был на расстоянии примерно одного фута от меня, так близко, что я мог видеть каждую деталь лица. Его губы были слегка потрескавшимися - на розовой нежной коже просматривались тонкие белые трещинки. Высокие острые скулы делали черты его лица идеальными; мне было жаль, что я не мог быть похож на него хотя бы немного.

Я мог поклясться, что он использовал косметику, потому что длинные черные ресницы слишком идеально обрамляли яркие выразительные глаза. Его зрачки казались большими и темными, как у кошек. Присмотревшись чуть лучше, я вдруг заметил кое-что, что не видел прежде. Под его правым глазом было маленькое розовое пятнышко, похожее на рану. До этого момента Джерард выглядел для меня таким мягким и хрупким, что заметить сейчас на его бледной коже какой-то изъян казалось чем-то странным.

- Что это? – спросил я, очарованный меткой. Может его кто-то ударил?

- Где? – тут же отозвался он, обдавая меня своим дыханием, все еще пахнущим печеньем, которое мы ели.

- Здесь, - ответил я, приближая палец, чтобы коснуться его лица. – Маленькое пятно под твоим глазом. Откуда оно?

- Ах, это… это просто лопнувший кровеносный сосуд, - произнес он, наблюдая за моим пальцем краем глаза.

Как можно аккуратнее я провел подушечкой пальца по его щеке, надеясь, что мои движения не приносят ему дискомфорта. Я почему-то все еще был в восторге и не мог себя сдержать. Я понимал, что не должен был касаться его. Мои пальцы были грязными, я сам был отвратительным и уж тем более не имел никакого права пачкать его красоту собой.

- Тебе больно, когда я здесь касаюсь? – прошептал я, все еще невесомо гладя его кожу. Как только мой большой палец слегка надавил на эту точку, то кожа в том месте сразу побледнела, и метка исчезла, но стоило лишь убрать палец, кровь прилила обратно, а на его щеке словно расцвел крошечный витиеватый цветок. Вау, у него даже есть способность превращать какие-то недостатки в нечто замечательное и завораживающее.

Он мягко рассмеялся, заглядывая в мои глаза.

- Нет, мне не больно.

Я наконец убрал руку, отыскивая в себе последние капли здравого смысла и опустил взгляд. Его лицо было мягким, когда я его касался, точно таким же, каким я себе и представлял. Я перевернул палец, по-дурацки надеясь, что на нем остался какой-нибудь след. Естественно, там ничего не оказалось. Невольно я вспомнил прошлый вечер, когда мы находились на моей кровати, и он коснулся моих губ. Еще долго после этого я чувствовал на них легкое давление.

Всей своей сущностью он просочился под мою кожу, этого уже нельзя было отрицать. Но именно это мне и нравилось. Я хотел, чтобы каждая его частичка была выгравирована на мне, чтобы я стал таким же совершенным, как он, и мог с гордостью демонстрировать свое тело.

Но это была не единственная причина.

Я был очарован им. Весь он, такой потрясающий и удивительный, заставлял меня сходить по нему с ума, чувствовать почти физическую боль. Он становился частью меня; испытываемое к нему влечение не могло сравниться ни с чем в моей жизни. Любое его слово растворялось в коже и оставалось там, заставляя меня нервно вздрагивать каждый раз, когда он находился рядом.

- О боже, - внезапно пробормотал он. – Не говори мне, что мы сами все съели.

Я посмотрел на пакет с нашей закуской, и, конечно же, он был почти пуст.

- Толстяк, - произнес он, пихая рукой меня в живот.

Я вздрогнул, опуская взгляд на его пальцы. Мое тело отреагировало так, как будто там мгновенно должны были проявиться синяки. Его пальцы были жесткими и резкими и несомненно причинили боль. Я положил ладонь на живот и начал медленно массировать его, желая избавиться от дискомфорта. Казалось, что он продолжал тыкать меня, настолько его быстрое прикосновение оказалось сильным. Я придвинул свободную руку ближе, закрывая ею свой полный живот, и отвел взгляд, стыдясь самого себя. Он не ошибался, когда говорил, что я в ком-то нуждался, а теперь был прав в том, что я толстый.