Стало быть, если тебе дорога душа, имп-устройства не для тебя.

Само собой, не для тебя, Руди. Самое скромное из них стоит как авто премиум-класса в заказном исполнении, а которые сложнее – до цены гиперзвукового стратоплана. Вывезти тайком щепотку импов ему даже в голову не приходило. У буров вор – отщепенец, изгой, которому на выбор предлагают – каторга или высылка в ЮАР.

Но хотя будущих вахтеров проверяют полиграфом и отсев велик, здесь Руди чувствовал плотную пошаговую слежку. Весь производственный цикл, начиная с обогащения пульпы, под визуальным контролем. Может, люди на Земле не отрываются от мониторов, смена за сменой глядят, как Вит и Руди ходят по жилым отсекам. Такое реалити-шоу – со скуки завоешь…

А так ли просто приезжают коло из Рассвет-России?.. Формально – да, привозят растворитель пульпы, прочие расходные. Что, если они заодно присматривают за рудничными, выясняют настроения и после пишут рапорты в компанию? Славянская душа – загадка: наполовину – звездная мечта, а другая половина – сумрак и спецслужбы…

На родине не так. В Европе и Америке – кругом надзор и все на подозрении. Дома Руди привык к доброму соседству и недолюбливал глядящие из углов глаз-камеры.

«Но с чего бы, – размышлял он перед сном, – коло стали на компанию работать?.. Деньгами их не купишь – у них коммунизм, все свое или привозное-дармовое. Их впрок содержат, для светлого будущего, чтобы было куда с Земли драпать. За принцип стараются?.. Э, нет, у коло принципы свои, и лучше мне разобраться в них до возвращения».

В ту ночь, когда он пытался понять, чего ради люди на Марс навсегда улетают, ему и приснился этот странный сон.

Даже не сон, а голос.

Была сплошная чернота, а в ней звучали слова.

– Если ты слышишь меня, я очень рада. Значит, не зря я сижу здесь и говорю в пустоту. Интересно, кто ты?.. Наверно, я схожу с ума. Вокруг так привычно, так обычно, словно ничего не происходит, но все уже будто покрыто тенью – люди, деревья, дома… Даже небо. Глупо делать вид, что наши дела в порядке. Хотя многие притворяются. Или верят утешениям властей. Но повсюду эти приметы… Надо плотно одеваться, защищать кожу. У самых нежных цветов сгорают листья. Сколько нам осталось жить? Говорят, лет сорок, пятьдесят, а потом станет трудно дышать. Это значит, до старости видеть, как гибнет мир. Если только обломки не упадут раньше… Как быть, не знаю. А вдруг тебя не будет и я общаюсь ни с кем?.. Пожалуйста, будь. Выслушай меня. Я так боюсь остаться одна…

Голос прервался, и в наступившей тишине до Руди донесся далекий, долгий свист, иногда звучавший прерывисто, как сигнал об опасности. Потом какой-то шум и неясные крики, словно за окном по улице в панике бегут люди. На этом звуки оборвались.

С пробуждением память о ночном голосе осталась – ясная, четкая, хотя обычно сны ему запоминались плохо. Заученно выполняя бытовой регламент – одевание, санузел, прием прогноза погоды и сводки о работах, – Руди хмурился, пытаясь вытеснить из мыслей горький осадок, оставленный тоскливым женским голосом.

«Откуда это?.. Излучение нам, что ли, потолки пробило?.. Вроде о корональных выбросах не сообщали – значит, не протонка. Что за чушь такая?»

В столовую спешить не стоило – по графику сегодня стряпал Вит. Оставалось время сесть на койку и помолиться, чтобы тягостное впечатление от сна ушло.

Напарник в таких случаях советовал проделать пару упражнений цигун или помедитировать, глядя на призму Пинк Флойд и мандалу Юнга. Но Руди предпочитал проверенный дедовский метод: «Если предкам помогало, то и мне поможет». А восьмерка с призмой куда еще заведут – охнуть не успеешь, как в астрал уйдешь.

– …Ибо все вы – сыны света и сыны дня: мы – ни сыны ночи, ни тьмы, – шептал он, переплетая пальцы и склоняя голову. – Итак, не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться…

В этот миг ему и явилось открытие:

«Да ведь она говорила на африкаанс! As jy my kan hoor, ek is baie gelukkig… Как там?..»

Сразу, словно в ответ, в голове его отчетливо раздалось:

– Если ты слышишь меня, я очень рада. Значит, не зря я сижу здесь и говорю в пустоту.

Внезапный ужас охватил Руди, и у него невольно вырвалось:

– Стоп, хватит!..

Голос умолк, но еще с минуту Руди сидел, боясь пошевелиться и едва дыша, чтобы слова вновь не зазвучали внутри черепа.

«Плохи дела. Только полгода продержался – и готов. Спишут с комплекса в больницу коло…»

Камера следит. Нельзя показывать, что ты охвачен паникой. Ни словом, ни жестом, ни мимикой.

Для пробы осторожно сделал вслепую пальценосовую пробу – нормально.

Казалось, организм в порядке. В глазах не двоится. Крыс, чертей и тараканов в комнате не видно. Новых голосов – ну, скажем, чтоб подстрекали выйти без скафандра или совершить какое-то безумство, – не отмечается. Вообще мысли больше об упущенной выгоде – кто ж станет платить сошедшему с ума? И сердце колотится.

«Стоит кому-то рассказать – немедленно приедут медики с Рассвет-России. И плакали мои денежки. Глядишь, еще должен останусь… В суде доказывать придется, чтобы неустойку не платить. Значит, молчать. Держать в себе, так?»

Перед глазами, будто строка поиска, явились и угасли призрачные буквы:

«Самое лучшее на Марсе – это сны. Строго храни их в себе и не бойся. Ты не одинок».

«О господи. Откуда это?.. А, из коридора. Почему?..»

– Черт подери! – вставая, раздраженно выругался он сквозь зубы, так и не кончив молитвы.

«Я – моя голова – ведет себя как проклятый компьютер! Запрос – ответ!.. Если написано «Храни в себе» – значит, такое здесь уже случалось? С кем? Какой адрес там был?.. Что-то чужим алфавитом…»

«ВС, градот Скопје, Илија Попов, техничар», – возникла подсказка.

«Спасибо, больной мозг. Теперь переведи ВС».

«Велика Србија. Groot Serwië. Великая Сербия».

«Значит, я это знал. Читал или видел когда-то, мельком, не запомнил, но оно осталось в памяти… Но почему? Что со мной происходит?.. Илья Попов, техник. Город Скопье. Где-то на Балканах. Только бы высидеть здесь полтора года и долететь до Земли… Я должен найти этого парня, расспросить. Ну-ка, милая, еще раз – Если ты слышишь».

– Если ты слышишь меня, я очень рада. Значит, не зря я сижу здесь…

«Стоп». – Руди решил отдавать команды только мысленно, чтобы мониторинг ничего не заподозрил.

К завтраку он вышел замкнутый и напряженный, но внешне старался держаться непринужденно. И Вит вел себя как обычно. Ни косых взглядов, ни особо пристального внимания. Парень ждал приезда Аэлиты и без умолку говорил о своем. Де, после заправки пульпы в центрифуги у него будет сол – марсианские сутки – безделья, а это подходящий случай съездить в Рассвет-Россию и с большого узла связи задать пару подробных вопросов земным химикам-технологам.

– Вообще там есть с кем поболтать. Так гораздо лучше, чем по телекому. До единства разумов нам далеко, пока будем общаться по старинке…

Руди согласно кивал, поддакивал, работал ложкой и прихлебывал кофе из бурых лишайников, а в голове вертелось колесо мыслей.

«Я компьютер. Типа киборга. Ложился спать как человек, послушал ночью чьи-то жалобы про апокалипсис, а утром – оп! Проснулся знаменитым. Только к свиньям эту знаменитость. Едва открою рот признаться, тотчас попаду в оборот. И не угадать с налета, кто мной займется. Илья смолчал – уехал без проблем. Или с проблемами? Надо разведать, в Скопье он или уже опочил с царями и советниками земли… Уже за то спасибо, что предупредил. А он ли первый так попал?.. Коло и приезжие на Марсе роются полвека с лишком – что, неужели других не накрыло?.. Как разобраться?»

Текучка мыслям не помеха – он проверил режим на руднике, сменил фильтры вентсистемы, свел отчет за прошлый сол по работам, одновременно пытаясь понять перемену в себе и чем она грозит. Все-таки инженерный колледж хорошо ставит мышление – в целом Руди продумал план, как действовать с минимальным риском разоблачения. Осталось выяснить, применял ли это кто-нибудь раньше, и успешно ли.