Литмир - Электронная Библиотека

«Эксперимент есть эксперимент», – вспомнилась странная фраза отца.

Что он этим хотел сказать? Какой эксперимент? Над кем?

– Вижу, что вы понимаете правильно, Егор. Неважно, достоверна моя информация или является виртуальностью. Неважно, живы земляне или погибли. Неважно, летают они в космос или не летают. И то, и другое равновероятно, и то, и другое может происходить-непроисходить одновременно-равновероятно. И равновероятно – неважно. Важно другое.

– Что же?

– Вы знаете. Еще не осознали этого понимания в себе, но непременно осознаете. Давайте послушаем песню.

– Песню? Сейчас?

– Песню. Сейчас.

Ответить Егор не успел. Рубку заполнила мелодия – простая, незатейливая мелодия, – и детские голоса:

Вот уже два дня подряд
Я сижу рисую.
Красок много у меня,
Выбирай любую.
Я раскрашу целый свет
В самый свой любимый цвет!
Оранжевое небо,
Оранжевое море,
Оранжевая зелень,
Оранжевый верблюд.
Оранжевые мамы
Оранжевым ребятам
Оранжевые песни
Оранжево поют…

Максим Хорсун

Terra innocentiae

Будь благословенна, Земля Невинности! Страна рыжих песков, каменистых дюн, суровых скал и пыльных небес. Край, где по воле Божьей и по благословению святейшего Папы девять монахов-иезуитов строят храм, достойный величия Его.

Начало любой истории – это Святое Писание. Однако мой рассказ начнется с событий не столь давних, и зачином им стало явление, возможно, неочевидное глазу, но грандиозное и удивительное по своей сути. В пасхальную неделю года 2050 от Рождества Христова монах-августинец аббат Густав Иоганн заметил, что одна из самых ярких звезд небосвода изменила цвет. Предвестник войн и несчастий кровавый Марс внезапно переродился, лишившись пугающей красноты, и воссиял синим сапфиром, подобно звезде Вифлеема.

Путем дальнейших наблюдений было установлено, что отныне Марс – не мертв и не враждебен всему живому. Плотная оболочка из пригодного для дыхания газа укутала покрытые тысячелетними кратерами полушария. Иссушенная, словно мощи, кора исторгла из недр своих прозрачные воды, которые разлились по поверхности планеты морями и реками.

Святейший Папа Бенедикт XVII издал буллу, в которой объявил произошедшее чудом.

Было решено, что первыми на Марс отправятся монахи из Общества Иисуса: ученые, путешественники и миссионеры. Несмотря на юность и горб за плечами, я удостоился великой чести присоединиться к экспедиции.

Ватикан поставил задачу удостовериться, что перерождение Марса – есть результат Божьего Промысла, а не проявление прочих сил – дьявольских козней, колдовства или вмешательства гипотетических пришельцев из других Солнечных систем. Нам было поручено воздвигнуть первый на планете храм, дабы звучало под его сводами Слово Божие и совершалось таинство Евхаристии, даря новому миру благую весть и надежду на спасение.

Для нас же девятерых это был путь в один конец.

Без сомнения, пройдет не так много времени, и тысячи переселенцев пересекут бездну безвоздушного пространства. На Марс прибудут атеисты и безбожники, прибудут добрые христиане и праведники. Я и мои братья будем смиренно ждать этого часа. Наш храм, словно Ковчег Спасения, примет каждого нуждающегося в помощи, утешении или надежде.

Таков был замысел, и мы самозабвенно следовали ему, однако Всевышний, как оказалось, вознамерился иначе распорядиться своими верными слугами.

Полет с Земли на Марс длился без малого два года. Все это время я и мои братья провели в молитве и усмирении плоти. Это была пора непрерывных мук и жесточайшей аскезы. Это было суровое испытание для нас и для нашей веры. Оказавшись взаперти наедине со звездами, мы постигли новые аспекты учения Христа и углубились на пути служения Ему. Нас посещали видения, мы слышали голоса ангелов. Наши надрывные литания разнеслись бы по Вселенной, если бы звук был способен распространяться в безвоздушной среде…

Когда настала пора покинуть «Святой Тибальд», мы уже не были теми людьми, которые некогда поднялись на его борт.

Я спустился по трапу нашего космического скитальца первым и тут же рухнул на колени, чтобы возблагодарить Творца за этот день, за благополучное завершение путешествия и за чистый воздух, которым я снова дышу. Рядом со мной на колени пал брат Яков, но вместо молитвы с его уст сорвалось лишь одно слово: «Гравитация!» – а после он поцеловал камни и пыль.

Брат Михаил приземлил «Святого Тибальда» в защищенную от ветров межгорную долину. Три вершины образовывали гребень вулканического хребта, и руководитель экспедиции професс Габриель Савойский нарек их слева направо – Отцом, Сыном и Святым Духом.

Мы сняли с корабля, которому больше не суждено было взлететь, две фермы крепления сбрасываемых топливных баков и сварили их перпендикулярно друг другу. Это было первое дело, совершенное нами под новым небом нового дома. Взвалив на плечи получившийся крест, мы двинулись к вершине Отца сначала по рассыпчатому щебенистому склону, а потом – по вырезанным ветрами ступенчатым уступам на самый верх. И там, на продуваемой со всех сторон площадке, мы установили символ нашей веры, заглубив его нижнюю часть в черную породу, и там же отслужили первую литургию. Вокруг простиралась пустошь, но наши души были переполнены благодатью, и когда схоласт Станислав вдруг указал на облака, серебрящиеся над Сыном, и произнес громким голосом: «Крылья! Смотрите, там крылья!» – мы все сочли это благим знамением и отозвались в один голос: «Аллилуйя!»

Я могу долго рассказывать о нашем новом доме. Если бы я не возлюбил его всем сердцем, то этот мир превратился бы в изощренную тюрьму без стен и надзирателей.

Ранним утром воздух здесь пахнет снегом и студеной речной водой. После полудня добавляются отчетливые медвяные нотки нагретого солнцем глинозема. Вечером же в дыхании небес ощущается соль молодого моря.

Я помню сделанные аппаратами НАСА фотографии марсианских рассветов и закатов. Теперь тут все изменилось – утренние и вечерние цвета стали такими же, как на Земле, но из-за запыленности атмосферы сумерки тянутся нескончаемо долго, а запад осиян умопомрачительным слоистым заревом, в котором смешаны все оттенки красного.

Подобно земной пустыне, которая преображается после каждого дождя, внезапно разгораясь яркими красками, так оживали и пустоши вокруг хребта Святой Троицы. На гребнях дюн распускались цветы – желтые, бледно-розовые, серо-голубые, тончайшие нити их корней крепились прямо к камням. Тучи песчаной мошки – мельчайших насекомых-однодневок – кружат над пустошью, словно призраки. Наполненные влагой чаши кратеров обжиты коричневыми мхами и трубчатыми серыми лишайниками. В водоемах обитают бесчисленные виды водорослей, мелких моллюсков и проворных существ, похожих на рыб.

Мы установили, что в основе здешней биологии – те же самые белки, благодаря которым существует жизнь на Земле. Несомненно, это был «подчерк» Творца!

Такая близкая родственность внушала оптимизм, поскольку запасы провизии на «Святом Тибальде» таяли, а оранжерея, которая находилась в зоне моей ответственности, девятерых пока прокормить не могла.

Я первый попробовал похлебку из рыбы, выловленной в речушке, чей исток находился на противоположном склоне Сына. Ничего вкуснее я не ел, наверное, всю свою жизнь. Мои братья глядели, как я уплетаю сваренную на костре уху прямо из котелка, и в глазах их читался вопрос, а еще – желание поскорее присоединиться к трапезе. Но они были вынуждены ждать, чтобы удостовериться, что со мной ничего не случится.

21
{"b":"603693","o":1}