Литмир - Электронная Библиотека

– Kogo kurwa przyniósł?

– Ответили! – выдохнул Василий и тут же ожесточенно лупанул по клавише сенсорного пульта, включая автопереводчик, после чего зло заорал: – Вы там совсем мозги пропили, пшеки долбаные? А ну быстро включили автомат предупреждения столкновений, курвы!

– …automat unikania kolizji, dziwki! – эхом донеслось из динамиков.

– О, matko boska! – испуганно пискнуло из динамиков. После чего тревожно мигающая дуга четвертой высокой опорной орбиты сначала прекратила мигать, затем перекрасилась из красного в оранжевый, почти сразу начавший постепенно выцветать в желтый. Евсей Сергеевич подождал пару минут, после чего повернулся в сторону все еще висящего в углу экрана изображения военного и с явственно слышимым облегчением в голосе громко произнес:

– Внимание, «Мухолково», говорит дежурный оператор СКП12М237, регистрационный номер КАКМ22/117. Вследствие выхода на связь экипажа ЧСКК «Wielkoludzie» и предпринятых после этого действий диспетчерского пункта контроля пространства СКП12М237 констатирую, что применение протокола «Свет» в отношении ЧСКК «Wielkoludzie» потеряло необходимость. Прошу произвести отмену данного протокола. – Столь витиевато пришлось выражаться вследствие того, что все сказанное и сделанное в этой диспетчерской скоро неминуемо станет предметом рассмотрения в суде. Те ребята, которые сейчас находились на борту ЧСКК «Wielkoludzie», совершенно точно очень сильно вляпались. Вообще-то, на предупреждение подобных ситуаций работало очень много систем, программ и строжайших статей уставов. За безопасностью ближнего космоса человечество следило очень и очень пристально. И любые нарушения здесь пресекались со всей строгостью закона. Никаких космических «чернобылей» и «фукусим» здесь никому не надо было. Но как сказал в свое время гениальный Эйнштейн: «Бесконечны лишь Вселенная и глупость человеческая, при этом относительно бесконечности первой из них у меня имеются сомнения»…

– Принято. «Мухолково», отключаюсь, – отозвался военный, и окно с его изображением плавно истаяло с центрального экрана…

– Ну что, молодой, как первые впечатления? – с легкой усмешкой поинтересовался Евсей Сергеевич у стажера, когда они, сдав наконец столь нервно закончившееся дежурство и пройдя парочку кругов ада предварительного расследования, добрались-таки до терминала вызова колесного беспилотника. Тот поежился и бросил:

– Да уж, жесткач полный. Лучше б я в театральный пошел…

– В театральный, говоришь… – хмыкнул Евсей Сергеевич. Потом что-то прикинул и, повернувшись на пол-оборота влево, рубанул рукой.

– Вон там, где-то в двух с половиной тысячах километров южнее, есть развалины города Вавилон. Слышал про такой?

– Ну да, – недоуменно отозвался стажер.

– Так вот, этот город еще четыре тысячи лет назад был очень развитым центром цивилизации. Центром торговли, ремесла, науки, культуры. И на его улицах и площадях, а также в особняках богатых горожан и дворцах знати сотни актеров, факиров, заклинателей змей, талантливейших танцовщиц и искуснейших арфисток развлекали толпы людей, приводили в восторг тысячи ценителей и заставляли рукоплескать сливки тогдашнего общества, вплоть до царей и цариц… – Он на мгновение замолчал, как будто бы не замечая недоуменного взгляда, которым уставился на него стажер, после продолжил: – Так вот, могу тебе сказать, что все они, так же как и нынешние, старались сыграть свои роли «на уровне лучших классических образцов», или «предложить новое прочтение классических образов», «бросить вызов замшелым традициям», либо «предложить новое видение классики», или там «задать новые тренды в искусстве». Не знаю, как это звучало на аккадском, но смысл был именно таким. Уж можешь мне поверить. – Евсей Сергеевич сделал короткую паузу, после чего закончил. – А потом они возвращались в свои глинобитные хижины, освежались кувшином кислого самобродного пива, после чего валились на лежак из нарубленного тростника и засыпали, укрывшись грубой дерюгой.

– И что? – не понял стажер.

– А то, что, какими бы они талантливыми ни были, сколько бы сил ни отдавали своему творчеству, до каких бы вершин самореализации ни поднимались… ничего вот из этого они изменить не могли. Никак. Вообще. Потому что есть дело и ДЕЛО. Я и сам иногда с удовольствием в театрец выбираюсь и приятную музыку под шашлычки послушать не против. Но если ты хочешь, чтобы после тебя человечество, все мы, люди, стали сильнее, умнее, научились новому, ранее для нас недоступному, а то и вообще немыслимому, и пошли дальше, к звездам, а там и к новым галактикам, то театральный – это точно не твой выбор. А дальше – решай сам…

Первый подкативший беспилотник уже давно увез старшего диспетчера, а молодой стажер все еще продолжал стоять на остановке, переводя взгляд то на звездное небо, то поворачивая голову в ту сторону, в которой за две с половиной тысячи километров сиротливо возвышались среди пустыни развалины древнего Вавилона…

Вера Огнева

Марсианский синдром

Тирренская Патера

23.04.2216

Вчера он вернулся.

Я почти не ждала – устала ждать. Больше полугода мои сообщения не находили адресата. Месяц прошел с объявления мира, когда корабли марсианского флота спустились с орбиты. Кто-то вернулся домой, кому-то звонили, писали, а мой коммуникатор молчал. Порог был пуст.

Тоскливый вечер выдался. Песок хрустел на зубах – верный знак скорой бури. Небо затянуло ржавой дымкой, солнечная точка ползла к горизонту, за похожие на черных гусениц сцепленные вагончики. Шаттл местного НИИ свернул батареи и кренился в сторону космодрома. Воздушный купол над поселением окрасился лиловым, стал радужной пленкой, готовой лопнуть.

А у дома затормозил потрепанный солнцекар.

Вадим вышел из машины, опустил сумку в пыль и стал озираться, как зверь на непривычном месте. Смерил взглядом низенький забор, флюгер в виде петуха и пустой ящик, в который мы думали посадить первые устойчивые образцы, когда они появятся. Живые цветы у крыльца, разве это не прекрасно? Куда лучше пластиковых, которыми украшают дома в поселке. Но Вадим смотрел на все это и, кажется, не узнавал. И сам выглядел знакомым и одновременно другим, как в зыбком сне.

Я позвала. Вадим вскинул голову, сощурился, – будто взял меня на прицел. Терпеть больше не было сил. Сбежав по мерзлой дорожке, я скользнула за калитку и обняла его. Крепко обхватила руками, боясь, что он может исчезнуть, как мираж.

Вадим оказался настоящим. Немного другим. Вместо рук бледные протезы: все в разъемах для оружия и невесть чего еще, пальцы неестественно длинные, с выпуклыми шарнирами-суставами. Лицо жесткое, выдубленное солнечным излучением, тело сухое и жилистое. И шрамы… Бугристые черви на скулах и шее, в вырезе утепленной рубашки. Мне тут же захотелось коснуться, стереть их пальцами.

– Господи, это ты, это и правда ты! – Я зарылась лицом в ворот его куртки, пряча слезы. Она терпко пахла мужским телом, машинным маслом и металлом. Как давно я не слышала этот запах… Даже мурашки сбежали по спине.

Вадим взял меня за плечи и отстранился.

– Давно не виделись, – сказал и как-то странно, криво усмехнулся, не размыкая губ. Снова возникло ощущение нереальности. Раньше Вадим не усмехался. Раньше он улыбался, широко и открыто.

Флюгер-петух провернулся с долгим скрежетом. Вадим проследил за ним, как кошка за мышью.

– Это что? – спросил.

– Нравится? – Я была так довольна, что он заметил. – Совсем как на старых земных домах.

Вадим едва заметно скривился. Протянул руку, содрал петуха с крепления и бросил в песок.

– Некрасиво, – коротко пояснил он, закинул сумку на плечо и двинулся по дорожке, когда-то выложенной им самим. Ссутулившись, размашисто чеканил шаг. Ноги ставил широко, как делают все пилоты.

Этой походки у него тоже не было.

Дом у нас небольшой. Вагончик, какие выдали всем бездетным поселенцам, разделенный занавеской на зону кухни, которую я приспособила под лабораторию, и жилую часть со сросшимися в тесноте кроватью, столом и двумя стульями. В стену встроен телевизор.

3
{"b":"603693","o":1}