- Эй, Джули, всё в порядке? – отец привстал со ступеней, окинув меня обеспокоенным взглядом.

- Я просто обеспокоена собственной судьбой, - поджав губы, произнесла я. – Рик ещё никого не собирал?

- Нет, но сказал, чтобы на обеде были все до единого.

- Всё понятно, - громко выдохнув, сказала я.

Вся наша небольшая община собралась за столом. Мне и кусок в горло не лез, я лишь прижалась ближе к отцу, чтобы чётко почувствовать то, что он сможет меня защитить. Сейчас, отчётливо понимая, что и у меня есть родитель, я осознала, насколько я устала сама быть оберегом. Мне так захотелось забраться под крылышко, пригреться, перестать драться и убивать, просто существовать, принимая бесконечную заботу.

- Я мог бы прогнать тебя еще вчера, - вдруг начал говорить Рик, и общий галдеж за столом непременно стих, выделив голос лидера.

Я подняла на него взгляд, тихо положив на стол вилку, которую держала пять секунд назад.

- Но подумал, что стоит решить это всем вместе. Проголосовать, - Граймс оглядел всех членов группы.

Многие кивнули в знак согласия.

- Но я хочу отметить одно: если тебе придётся уйти – ты уйдёшь одна. Ты не возьмёшь с собой Мартина, ты не заберешь своего отца или Дэрила. Ты покинешь тюрьму одна.

- А ты их остановишь? – я пробормотала эту фразу нечётко, но она звучала настолько нахально и мерзко, что, наверное, мне должно было стать стыдно, но не стало – я защищалась.

- Уж поверь, - Граймс ответил мне в том же тоне.

Я посмотрела на Марти, наверное, уже с готовностью заплакать, потому что ком застрял в горле. Меня хотят раздавить, изгнать, уничтожить. И это маленькое чудо сейчас сидит и всем бесстыдно показывает, кто он есть. Тот взгляд, откровенно демонстрирующий демона внутри себя…я могла бы предположить, что этот маленький мальчик без труда вонзит нож в тело копа, не испытывая никаких угрызений совести…потому что в его шесть лет он уже прирождённый убийца.

- Кто за то, чтобы Джулиетт покинула тюрьму? – спросил Рик у всех и сам поднял руку.

Руку поднял и Гленн. Не так высоко, как Граймс, но твёрдо, не побоялся отвести от меня взгляд, когда мы столкнулись глазами. Кэрол. Очень скромно и неуверенно, опустив голову вниз, но она за. Нора. Она не видела во мне надёжного человека, наверное, уже отчётливо видела, какой я псих. Прошло несколько секунд, Рик уже хотел было перевести внимание на тех, кто против моего ухода, но в самый последний момент руку подняла и Бет.

Не скрываю, что от этого мне стало больно – такой лёгкий укол в сердце. Я не ожидала от неё этого, совсем не ожидала…Итак, их пятеро.

Я на секунду замерла, ожидая, может кто-то ещё поднимет руку.

- Надеюсь, воздержавшихся нет, - произнёс Рик.

Я с облегчением выдохнула, еле слышно засмеявшись. Остальные за меня. За меня, вашу ж мать!

- Я слишком хороша, чтобы против меня было большинство, - улыбнувшись в лицо Рику, проговорила я.

- Всё изменится, когда они поймут, что твоя жизнь тебе дороже, чем жизнь любого из нас.

- Не обижайте девчушку, она все ваши жирные жопы спасла, кто бы ещё почесался! – встал на мою защиту Мэрл, но моя улыбка была уже безвозвратно утеряна – Рик легко понял, кто я есть, какоё трус я есть.

Отец бросил взгляд поддержки на меня, сжал мою ладонь, но я пулей вылетела из-за стола, даже не притронувшись к обеду, и запряталась в своей камере, забившись в угол нар.

- Дорогая… - у клетки появился отец и Марти, я буквально чувствовала их спиной.

- Оставьте меня, пожалуйста, - обессилено проговорила я.

Наверное, Рик ожидал, что я сама уйду, но чёрта с два. Лежа на нарах, на своей укромной верхней полке, я вспоминала те мои первые дни в группе, первые недели, когда я не понимала, что происходит в этом мире и как спасаться. Граймс был первым, кто протянул руку помощи, они с Лори тогда следили за Мартином, когда я первый раз ушла с Дэрилом на охоту, Рик тогда хорошо поддерживал меня. Сейчас восстановление отношений с шерифом вообще не представляется возможным.

Насколько бы мне сейчас не хотелось жалости и внимания к себе, я чётко понимала, что чтобы как-то вернуть своё положение, надо стараться искренне помогать остальным. Не требуя ничего взамен, не устраивая истерик. Просто быть сильной. Да, именно так, как это делает Дэрил. Надо смотреть на него и делать так же. И надо перестать бояться…давно уже надо.

========== Глава пятнадцатая. Сломлена. ==========

От третьего лица.

Отец вернулся в камеру Джулиетт несколькими часами позднее, каждые несколько минут он тихим шагом подходил к клетке, следил за её дыханием, он надеялся, что она немного поспит и успокоится. Но она не спала, не могла нагнать на себя желанный сон.

Джон не подпускал Мартина к тёте. Мальчику было больно, но не так больно, как ему – отцу. Пройдя столько километров и вместе с этим столько всего пережив, Джон имел чудесную черту – он постоянно надеялся и верил, верил, что его дочери живы, здоровы…Но видя сейчас, как её поменял этот мир, как её душа ломается у него на глазах… Джон начал частенько возвращаться к мысли, что зря он вообще пересёк стену Анкориджа, вырвался из укрепления, чтобы найти её такой.

Боно, тяжело постукивая хвостом по полу, лежал под столом и грустно поскуливал, изредка поднимая взгляд на хозяина. Отец сел на нижнюю полку нар, вслушиваясь в дыхание дочери на верхней полке. Кажется, оно стало ровным. Девушка…женщина прекратила плакать.

- Ты так и не рассказал мне про Анкоридж, - вдруг произнесла она захрипшим голосом, Джон встрепенулся от неожиданности – она вывела его из раздумий. – Мама…она ведь умерла, не так ли?

Джон кивнул. Кивнул молча, но он знал, что она всё поняла. Это было слишком очевидно, чтобы не понять…Старик крепко сцепил пальцы в замок и устремил на них взгляд, он пытался провалиться в закоулки памяти, напрячься, вспомнить, как же там было, в этом Анкоридже. Он настолько был занят поисками своей семьи, что то укрытие, что спасало ему жизнь долгие первые месяцы пандемии, совсем перестало иметь для него значение, и утратило всякий узнаваемый облик в голове, его так сложно было вернуть, так сложно было вспомнить, что брови сами собой хмурились от натуги, голова начинала трещать…

- Твой кузен выжил, Дарен. Тётя Маргарет и наша бабушка. Как ни странно…бабушка оказалась самой живучей, и…я не удивлён. Всё-таки она жила в военное время, - завёл рассказ отец.

- Ты уверен, что они всё еще живы? – на лице Джулиетт не было никаких эмоций, она не думала ни о бабушке, ни о кузене, ни о тёте…та семья, которая исчезла далеко в воспоминаниях о нормальной жизни, давно была сменена другой семьёй.

И зачем только ей понадобилось знать про этот Анкоридж…

- Бабушка наверняка, она тот ещё боец, - Джон сказал это с доброй улыбкой. – Когда всё началось… - он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. – Военные очень быстро среагировали. Конечно, они действовали слишком жёстко, но благодаря им западный Анкоридж удалось полностью изолировать, появилась такая…своеобразная военная республика.

Джулиетт осознавала, почему её отец здесь один. Никто не захотел идти с ним. Каждый понимал, что потеряет всё, а та цель…ну согласитесь, она слишком идиотская. Была…пока Джон не достиг её.

- И много там выживших? – лишь поинтересовалась Фатте.

- Когда я ушёл, было чуть больше двух тысяч.

Джули повела бровью от удивления. Две тысячи человек за стеной. Военный режим. У них наверняка есть ресурсы, рядом море, есть оружие и все возможности к выживанию. А их тут…меньше двух десятков. И каждый цепляется за жизнь так, что теряет всяческие остатки самого себя. Приходит к тому, что выживание дороже личности. Еда ценнее морали. Действительно. Кому сейчас нужна мораль?

- Я сломалась, папа, - её губы снова задрожали, она боялась повернуться лицом к отцу, боялась увидеть его глаза, полные жалости и сострадания. – Я сломалась, - она еще сильнее прижалась к стене. – Мы с Марти в одиночку в лесу жили, я начала убивать животных, чтобы мы не умерли с голоду. Я была сильной, папа. Ферму разрушили, пришлось бежать, постоянно в бегах, переездах, а я в группе никто, но я была сильной, пап. На базе всё пошло к адовым ебеням, я искала, я искала их, как ты меня, я месяцы провела в одиночестве, и я была сильной. Я была сильной, папа, - нижняя челюсть уже не поддавалась её контролю, горло снова горело от неосязаемого кома внутри, глаза затуманили слезы, а ум затуманила наступающая истерика.