Артём и Данила кивают, прыгают в машину с названием телеканала и следуют эскортом за джипом.

Шикарный кабинет говорит о своем хозяине только в превосходной степени.

– Круто! – восклицает Данила, озираясь.

– Кажется, повезло… – вслух высказывает мысли Артём.

– Новичкам всегда везет, – подмигивает хозяин. – Да, Владимир Анатольевич меня зовут. Я в своей конторе и президент и премьер министр в одном лице. Кофейку нам! – кивает он вошедшей девице – победительнице конкурса красоты, сообразительности и исполнительности. – Прошу! – он приглашает гостей к диванам из рыжей кожи и низкому столу, и кидает фотографии.

– Это с прошлого сабантуя. Они тут не слишком трезвые, но узнать можно, – комментирует он, улыбаясь. – Это Мишка, это Колян, это Ромыч. Я их всех люблю.

Мы учились вместе и так по жизни вместе. Из таких задниц друг друга вытаскивали! Огонь, воду и медные трубы прошли! Ни беды, ни бабы не развели! Мужская дружба – не пустой звук! Мы учились в Питере, Колька женился первым и уехал работать в Челябинск, он оттуда родом. Мечтал давать стране угля. Работал там на электроламповом заводе. Он первым из нас и в Москву рванул. С женой и ребенком на самолете, а скарб, весь, что был – контейнером отправил. Приехал, а контейнера нет! Потеряли. И он, один, жена не работает, ребенок маленький, с чистого листа начал в прямом смысле слова. Так через два года уже квартиру в Москве купил! А Челябинский завод только на его заказах и выжил. Он их убедил итальянские технологии купить, наладил там линию, а продукцию Газпрому пристроил! Во как! – Владимир Анатольевич засмеялся, искренне гордясь другом. – У Мишки – тоже история, – кивнул он на фото. Его отец, дядя Лёва, из семьи литовских евреев. В сороковом году Литву же присоединили к СССР, в июне сорок первого ему было семь лет, и он был в пионерском лагере. Детей эвакуировали на Урал, по детским домам, и дядю Лёву усыновила директорша детского дома. У них с мужем была своя дочь, на три года старше, и так понравился им пацан, что они его забрали. А муж у нее был дипломатом, и его направили работать в Румынию. Родители искали его всю войну и после нее, и через шесть лет нашли, приехали и забрали. Ему уже было тринадцать. Так он всю жизнь жалел, что они его нашли и вспоминал, как ему хорошо жилось с приемными родителями. Все голодали, война, а они кушали хорошо, квартира большая, игрушек полно. У него всю жизнь была мечта найти их, но не вышло. Мишка можно сказать под эту мечту отца и вырос. И осуществил ее!

Нашел! Не родителей уже, правда, а свою сводную сестру! Они до сих пор общаются. С бизнесом, правда, особо не клеилось у него – то заработает, всех кормит-поит, то весь в долгах. Но человек такой… Таких нет уже людей, которые бы так на чужую беду откликались! Мишке среди ночи позвони – примчится! – Владимир Анатольевич заулыбался чему-то своему и взял в руки следующее фото. – А Ромыч, тот вообще у нас красавчик! Женился на правильной девочке. Его тесть, старый номенклатурщик прихватизировал в свое время всё, что смог. Но Ромыч папин бизнес поставил на широкую ногу. Тесть его сначала знать не хотел, голодранцем обзывал, а потом всё ему отдал, сам от дел отошел, благо Ромыч ему внуков троих наделал…

Артём внимательно слушает истории. Редкая журналистская удача, неизбежный уже взлёт карьеры и любовь ко всему человечеству растягивают его губы в улыбку небывалой ширины и обаяния. Убойный материал будет!!! Пусть не с людьми на улице – они действительно ничего интересного сказать не могут. Но вот же люди!!! Это же Клондайк «сбывшихся мечт»!!!

– Короче, от вас нужны фильмы о моих друзьях, – подытоживает Владимир Анатольевич. – Как это обычно снимают – вот моя деревня, вот мой дом родной, первая учительница, первая любовь, однокашники, друзья, коллеги, конкуренты – максимум позитива, и чтоб солидно и красиво. Тем более, что они это заслужили и рассказать есть о чем!

Хозяин шикарного кабинета встает – аудиенция закончена. Жмут руки, расходятся.

Вечерина в разгаре. Фильмы о друзьях вызвали одобрение, и даже аплодисменты. Владимир Анатольевич доволен – сюрприз удался. Ребята тоже рады – и с работы не вылетели и людям хорошо сделали. Их благодарят, выпивают с ними, обнимаются.

Артём берет слово, делая знак Даниле снимать. Уверенный в своей журналистской удаче, он произносит развернутое вступление про «сбычу мечт», подчеркнув, что здесь собрались люди, добившиеся всего, что хотели, и предлагает виновникам торжества ответить на вопрос: «Что бы вы все-таки хотели изменить в своем прошлом?»

– В прошлом? – нетрезво хмурится Николай. – Купил бы завод, когда он стоил два ляма, а сейчас уже всё, не подступишься. Такие цены ломят!

– Женился бы на Таньке Ельциной! Мы в параллельных классах с ней учились, она мне глазки строила! Кто ж знал! – хихикает Роман.

– Свалил бы нахрен из этой страны! Но в другой таких бабок не сделать, и так их не просрать, так что гуляем здесь! – машет руками Михаил, садясь мимо стула под общий хохот.

Камера крупно берет лицо Артёма, с которого медленно сползает улыбка небывалой ширины и обаяния…

– Матрос, айда корабли пускать! – крикнул Витька Прокопенко, когда вывалили из школы.

– Я на деньги играть не буду! – предупредил Ваня Матросов.

– Не, на просто так!

– Ну, пошли, – согласился Ваня.

Слепящее весеннее солнце резвилось в вымытых окнах, бутылочных осколках и ручьях. Тот, что за школой, отлично подходил для регаты. Мощный, с шеверами и завалами, он катил свои талые воды до самого перекрёстка, где с шумом впадал в сточную решетку.

Витька достал дневник и выдрал из него лист.

– Зачем из дневника-то? – спросил Ваня.

– А, там параша, ещё мать увидит, орать будет. Пусть плывёт, – хмыкнул Витька.

Ваня порылся в портфеле, вытащил материн журнал по вязанию, который каждый месяц забирал с почты. На обложке улыбалась темноволосая девушка в вязаном свитере. У нее были необыкновенно белые зубы и красивые глаза. Ваня засмотрелся.

– Ты чего, Матрос, влюбился что ли? – скривился Витька.

– Не, – смутился друг, – думаю, как сделать.

– А мать не заругает?

– Она такой уже вязала. – Ваня аккуратно оторвал обложку от журнала и сложил из нее корабль.

Мальчишки спустили свои судна на воду, и побежали вдоль ручья.

– Твой застрял! – радостно закричал Витька. – А помогать нельзя! Помогать нельзя!

Ванин корабль боролся с завалом. «Вязаную» корму трепало течением, а нос с белоснежной улыбкой уткнуло в кучу веток. Корабль словно вгрызался в них. Разлинованный Витькин крейсер успешно преодолевал сложности весенней навигации.

– Я на просто так играть не буду! – заявил Витька. – Давай на щелбан!

– Так не честно, – серьёзно сказал Ваня.

– Все честно! Щелбан это не деньги!

– Матросов! Прокопенко! Вы дневники сдали? – крикнула с тротуара их классная, Валентина Архиповна, блеснув на солнце очками, серёжками, заколкой и еще чем-то продолговатым под мощным подбородком.

– Я сдал, – ответил Ваня.

– Я сёдня дома забыл, Валентинархипна! – сказал Витька.

– Дома забыл? – потрясла классная подбородком, и на ней снова всё заблестело. – А лодка из чего? Вон та!

– Это не наши, Валентина Архиповна! Мы просто играем! – соврал Ваня, зная, что ему поверят.

– Я, честно, завтра принесу! – подыграл Витька.

– Только завтра – принеси! – строго сказал Ваня, подождав, пока классная пройдет.

Пока разговаривали, Ванин корабль развернуло течением и он, обогнав Витькин парашеносец, продолжил маршрут вперед «вязаной» кормой, белозубо улыбаясь вслед проигравшему.

– Я пошутил про щелбан, – сказал Витька.

– Я так и понял, – улыбнулся Ваня.

Слепящее солнце прицельно било по глазам, отражаясь в металлических частях корабля. Офицер Матросов нес вахту на ВПК «Прямолинейный», привычно наблюдая в оптику линию склейки неба и моря – горизонт.