— Иногда ты просто выглядишь, как угасающая звезда, потому что горишь медленнее и глубже, — шепчет Энни рядом со мной. — Ты не всепоглощающая звезда. Твой свет будет сиять долго, и он будет сиять сильно, дорогая. Твой будет сиять ещё долго, после того, как другие сгорят.

Она встаёт и кладёт свою мозолистую руку мне на щёку.

— Мы сохраним сияние вместе, ты и я, дитя, потому что у меня нет намерения сжигать тебя. Ты найдёшь тот покой, который ищешь, здесь, со мной.

Я долго сижу на улице, глядя на звёзды, и ищу те, которые самые тусклые. Энни и меня.

Я даже ещё не ополоснула чашку кофе, когда машина появляется на дороге, поднимая вихри пыли.

— Не прячься, — слышу я, как говорит Энни с крыльца на улице. — Ты придёшь и отдохнёшь здесь, рядом со мной. Не давай мальчику повода задавать вопросы. Ты меня слышишь?

— Да, Энни.

Я киваю, как один из тех болванчиков, которые у неё есть в трейлере. Когда она ездит, они кивают всё время.

Я вытираю руки и выхожу на улицу. Я сажусь рядом с ней и складываю руки на коленях. Моё сердце сходит с ума, и все страхи возвращаются.

— Улыбайся, дорогая, — говорит она. — Думай о радугах и бабочках.

Я улыбаюсь, но никакое количество радуг и бабочек не остановит мой желудок от вращения, когда Джейсон делает два шага к нам.

— Энни.

Он приподнимает шляпу.

— Карен. Как у вас дела этим утром?

Он говорит небрежно, но я не ведусь на это.

— Ясны, как солнечный луч, Джейсон, — она кивает на пакеты в его руках. — Это мне?

— Да. Я думаю, что достал всё из списка. Я просто поставлю их на кухне.

Когда он возвращается, то снимает шляпу и прислоняется к перилам напротив нас. Он вытягивает ноги перед собой.

Его карие глаза пронзительны, а его светло-каштановые волосы уложены слишком опрятно. Он высокий и худой, сложен не так, как Дэмиан. Я хмурюсь, когда понимаю, что сравниваю их.

Его глаза задают вопросы Энни. Я могу видеть это.

— Выкладывай, мальчик.

Тон Энни слегка меняется.

Его взгляд обращается ко мне.

— У тебя есть акцент. Я провёл поиск по твоему имени, и оно чисто как стёклышко. То, что я хочу знать, как кто-то, кто родился в Южной Каролине, закончил тем, что говорит с таким акцентом?

Я снова замираю перед лицом опасности.

— Теперь ты послушаешь меня! — Энни встаёт во все свои пять футов, и я хватаю её за руку.

— Нет, Энни, — прерывает он её, — ты была моей матерью последние двенадцать лет, и я не буду стоять в стороне и смотреть, как тебя используют.

Он тоже выпрямляется, и я встаю, полагая, что мы могли бы также стоять все.

— Я далеко не идиот, так не делай же из меня его.

Затем он снова смотрит на меня.

— Иди внутрь, Карен, — говорит Энни, её голос звучит низко, предупреждающе.

Я говорила, что буду сражаться, чтобы остаться здесь, и я это сделаю. На этот раз, я буду бороться, и я поднимаю подбородок, встречая его сердитый взгляд.

— Вы проверяете всех, кого встречаете, офицер?

Я делаю шаг вперёд и на мгновение чувствую слабость в ногах от страха. Я пережила тот контейнер, значит, могу, чёрт возьми, пережить этого парня. Я свирепо смотрю на него.

— У меня акцент, потому что моя мать из Южной Африки. Мой отец — американец. Я родилась здесь. Проводила время, путешествуя. Хотите увидеть моё удостоверение личности, офицер? — огрызаюсь я. Я создала историю, и теперь он может делать с ней, что хочет. Мне не нужно говорить больше ни слова.

— Нет, — говорит он, и я наблюдаю, как он сглатывает. — Я хочу поговорить наедине с Энни.

Я поспешно ухожу, но остаюсь в коридоре, где могу их слышать.

— Ты пришёл на мою землю, и ты не уважаешь меня.

Набрасывается она на него.

— Она плоть от моей плоти. Ты не можешь приходить сюда и так говорить о ней. Мы положили мою сестру в землю, и Карен — это всё, что у меня сейчас есть. Мы пережили достаточно, чтобы ты поднимал весь этот шум вокруг нас!

— Энни, — вздыхает он. — Я всего лишь забочусь о тебе. Что-то в ней просто неправильно. Ты всегда берёшь потерянных щенков и котят, — я слышу, как Энни резко вдыхает.

— Позволь мне закончить, — говорит он, терпеливо, — ты не подбираешь совершенно незнакомых людей. Ты не знаешь, какого рода багаж она тащит за собой.

— Джейсон Стюард Уильямс! — Энни выдыхает его имя. — Как ты смеешь!

— Энни…

— Не Эннькай мне,— кипятиться она.

— Это мой долг — заботиться о тебе, — шипит он.

Это всё напряжение, что я могу вынести. Я выхожу обратно на улицу.

— Могли бы вы оба просто прекратить это, — говорю я и удивляюсь тому, как спокойно, я звучу. Я указываю на него.

— Ты не знаешь меня. Ты не имеешь права судить меня.

Затем я смотрю на Энни.

— Он просто беспокоится. А теперь давайте все передохнём и выпьем этого ужасного цветочного чая.

Я возвращаюсь в дом, чтобы сделать немного цветочного чая, который любит пить Энни, и кофе для себя. Джейсон может пить ужасный чай с Энни.

Я занята тем, что размещаю всё в четвёртый раз на подносе, когда слышу, как он входит на кухню. Они шептались некоторое время, и я заняла своё время, приготовлением кофе и чая.

— Она действительно заботиться о тебе, — говорит он.

— И я забочусь о ней, — говорю я, поднимая поднос. Ещё даже нет восьми утра, а я уже устала.

— Я не хочу видеть, как ей причиняют боль, — продолжает он. — Поэтому, если есть что-то, что может навредить ей, потому что у неё доброе сердце, я хотел бы знать, чтобы я мог защитить её.

У него действительно ужасный способ предупреждать людей, и я направляюсь в сторону двери. Останавливаюсь, когда он спрашивает:

— Стоит ожидать чего-то?

Я не отвечаю ему, потому что не знаю. Я была в порядке, пока он не начал копать. Я не знаю, потревожил ли он что-то. Может быть, пора бежать.

Но я эгоистка, и я не хочу. Я цепляюсь за Энни и это безопасное убежище обеими руками.

Дэмиан

Две недели. Вот как долго я взываю к каждой чёртовой услуге, причитающейся мне.

Наконец-то мы узнали местонахождение Кары. Я почувствовал облегчение, когда всплыло имя Карен Вестон. По крайней мере, она использует новую личность.

Я ехал без остановок на сон. Одному Богу известно, в порядке ли она.

Мы получили вести от полицейского участка в каком-то городе посреди задницы-долбанного-нигде. Я просто надеюсь, что это маленький городок, потому что, поиск её от дома к дому займёт вечность.

Кара

Месяц. Я живу с Энни месяц. Джейсон всё ещё настороженно смотрит на меня каждый раз, когда приходит навестить Энни. Он не доверяет мне, а я не доверяю ему.

Меня начинает тошнить, особенно около двух часов дня. Не знаю, почему это называется утренней тошнотой, если она наступает в любое чёртово время дня.

Утром Энни заставляет меня пить мятный чай с мёдом. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. В течение дня я жую лимонные ароматизированные конфеты. Это очень помогает, и хотя тошнота всё ещё есть, по крайней мере, меня больше не рвёт.

Я смотрю вниз на свою талию, пока жду Энни на крыльце. Я накрываю рукой живот, который начинает набухать, и в триллионный раз, я задаюсь вопросом, что я собираюсь делать. Через шесть месяцев, я буду вынуждена вытолкнуть ребёнка в этот уродливый мир. Я буду вынуждена родить ребёнка насильника.

Я всегда мечтала выйти замуж, завести детей, состариться с любимым человеком. Теперь это самая далёкая моя мечта. Бесполезно мечтать о чём-то, чего у меня никогда не будет. Ни один мужчина не захочет такую грязную женщину, как я, или её ребёнка от насильника.

Моё будущее выглядит мрачным. Я не представляю, что мне делать с этим. Что я буду делать с ребёнком? Я не могу сделать аборт. Этот малыш не просил быть здесь. Я всегда могла рассматривать такой вариант, как усыновление, но это бы раскрыло моё местонахождение.