— Завтра немцы обезумеют. Могут начаться аресты.

— А что будет, если они начнут мстить?

— Этим они и вовсе ничего не добьются: народ возненавидит их еще больше. А если бояться репрессий, то лучше сидеть дома. Немцам же только того и надо.

Взглянув на меня и помолчав, Мика продолжал:

— Все будет хорошо. Гордись тем, что партия доверяет тебе такое дело.

Он встал. По спине у меня побежали мурашки.

Мы стали одеваться. Оставшиеся купальщики тоже собирались уходить. Последний день перед операцией близился к концу. Несколько часов, и я начну действовать. Иногда самое трудное — ожидание. Оно утомляет. Пройдет положенное время — и раздастся взрыв. Успех или неудача? Я верил в первое.

Мика уже оделся и молча наблюдал за нами.

— Обо всем договорились?

— Да.

— Значит, в восемь часов я передам тебе пистолет и гранаты. — Он повернулся к Черному: — С тобой мы больше не увидимся. Задача тебе ясна. Дождешься его и поведешь на место, как договорились.

— Все будет в порядке, — ответил тот.

Мика попрощался с нами и исчез в огородах.

Я посмотрел на Черного.

— Давай пройдемся по берегу. Время еще есть, — предложил он.

Солнце зашло, начали сгущаться сумерки.

Лишь на западе в кронах деревьев горел розоватый отсвет. Я быстро шел по узкой тропинке через огороды и заросли кукурузы к нишской крепости. Здесь мне предстояло встретиться с Микой и получить от него две ручные гранаты и пистолет.

Я поднялся на стену. Мики не было. Стена уходила в сторону. Только тут я вспомнил, что мы точно не определили место встречи. Меня охватило волнение. Видимо, Мика не представлял, как все выглядит. Иначе он точно указал бы место. Я пошел вдоль стены. Набрел на две-три лачужки метрах в трехстах от того места, где поднялся наверх. Мики не было. Пройдет еще немного времени, станет совсем темно. Что тогда делать? Минута летела за минутой, но Мика не появлялся. Я повернул обратно. Что будет, если мы не встретимся? Неужели все должно пойти прахом из-за какой-то глупости? Я начинал злиться. Пробежал по стене. Никого. Во дворике одной из лачужек старуха запирала поросят.

Я устал и ослаб. Стало совсем темно. Я снова повернул назад, к Нишаве, туда, откуда пришел. Сначала шел быстро. Потом замедлил шаги.

«Куда спешить? Успокойся и подумай», — убеждал я самого себя.

Постепенно я начал успокаиваться, хотя гнев еще кипел в душе. Если бы сейчас встретился Мика, я осыпал бы его ругательствами. Неужели нельзя как следует договориться?

«Вернуться к Черному? Может быть, Мика с ним? Пожалуй, правильнее поступить так, если мы не встретимся».

И я снова на прежнем месте. Возвращаться обратно нет смысла. Неужели это конец? Не оставалось ничего другого, как направиться к Черному.

На небе уже поблескивали звезды. Я опять был в нерешительности.

Идти к Черному или пройтись еще разок? Где вероятнее всего можно встретиться? В конце концов я стал гадать, как ребятишки: выйдет — не выйдет, встречу — не встречу. Внезапно послышался шорох. Наверное, ветер качнул стебли кукурузы. Но вот он повторился снова. Громче, отчетливей. Мика? Сердце заколотилось. Еще мгновение — и на стену поднялся Мика. Не могу передать, что я испытал в ту минуту. И злость, и радость. Я готов был наговорить ему бог знает что. И в то же время мне так радостно было видеть его! Конец неизвестности… Он здесь. А с ним и оружие. Тяжело дыша, он поднялся на стену.

— Что с тобой? — спросил я.

— Не мог раньше. Всего не предусмотришь.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Мне кажется, что в городе что-то происходит. Поэтому будь осторожен.

— Я несколько раз обошел всю стену, — проговорил я.

— Надо было ждать вот здесь, в самом начале.

— В другой раз надо точнее договариваться.

До начала операции оставалось достаточно времени. Несколько минут у нас было в запасе — ровно столько, сколько нужно, чтобы проститься. Мы медленно пошли по стене. Оба молчали… В огородах стрекотали сверчки. Ночная жизнь, таинственная и полная неизвестности, вступала в свои права.

Мика молча протянул мне гранату, большую и тяжелую.

— Когда-то такие гранаты носили пограничники и жандармы, — сказал он.

Я погладил холодную рубчатую сталь. Сколько будет осколков, когда она разорвется! Кольцо выдергивалось легко. Через несколько секунд Мика протянул мне еще одну, такой же величины. Я взвесил их на руках. Обе по весу были одинаковые.

— Чего ты их взвешиваешь?

— Та, что потяжелей, пойдет для цели посерьезней.

— Обе одинаковые. А тебе понадобится только одна. Вторую береги про запас и не бросай ни в коем случае.

Я положил гранаты в карманы. Они сильно оттягивали их, словно два огромных яблока.

Потом Мика протянул мне большой, чуть тронутый ржавчиной револьвер.

— Заряжен. Патрон в стволе. Сам проверял.

Я спрятал и его. Итак, оружие в порядке.

— Это все, что я должен был тебе передать, — сказал Мика, держа меня под руку. — Остальное тебе известно. — Мне показалось, что рука его дрожит.

Оставалось проститься. Потом каждый пойдет своей дорогой.

— Ну, пора двигаться. Мне еще надо зайти к Черному, — сказал я, глядя в глаза Мике.

Он посмотрел на часы.

— Мне тоже пора. Как раз до дому доберусь. — Он помолчал секунду, словно подыскивал слова. Потом спросил: — Значит, обо всем договорились?

— Кажется, да.

Он посмотрел на меня, положил руку на плечо и сказал:

— Придерживайся плана, и все будет в порядке. Выполнишь задание, Черный отведет тебя в Ясеницу, а оттуда на поезде доберешься до Куршумлии.

— Когда мы увидимся? — спросил я.

— Об этом не беспокойся. Я сам разыщу тебя или товарищи помогут. В Куршумлии будет известно, где ты.

Время шло. Пора было трогаться в путь, но что-то удерживало меня на месте. Мику я видел дважды. Первый раз в Прокупле. А сегодня мы провели вместе целый день. Но казалось, что мы давно знакомы и нас связывают общие интересы. Мне было жалко расставаться с Микой. О своем недавнем раздражении я уже позабыл. На душе у меня было тяжело, и я не торопился протягивать ему руку. Весь день Мика приучал меня к мысли спокойно идти в неизвестность, может быть, на смерть, а теперь я тянул. И не потому, что я вдруг чего-то испугался. Просто мне хотелось еще хоть минуту провести с ним. Ведь, прощаясь с ним, я прощался со всеми товарищами. Я смотрел на Мику и вспоминал своих друзей из Куршумлии, школьных друзей. Вспомнил Селю и многих других…

«Еще минуту — и все», — подумал я. Потом протянул Мике руку.

— Ну, пора!

Он сжал ее. Левую руку положил мне на плечо. Глаза его горели каким-то необычным блеском. Он явно хотел что-то сказать мне.

— Гордись! — начал он тихим прерывистым шепотом. — Сегодня вечером все твои товарищи, все честные люди мысленно будут с тобой.

— Не беспокойся. Я постараюсь сделать все как нужно, — ответил я.

Мы обнялись. И хотя больше никто из нас не сказал ни слова, каждый понимал, что эта встреча могла быть последней. Может быть, уже завтра одного из нас не будет в живых.

— Пора идти, — проговорил я.

— Пора, — согласился Мика и снова сжал мою руку. — Желаю удачи!

— Не беспокойся.

Я быстро пошел по стене. Прежде чем сойти с нее, посмотрел на Мику. Он стоял на том же месте и глядел мне вслед. Увидев, что я обернулся, махнул рукой. Я побежал к Черному, который меня ждал на берегу Нишавы, чтобы проститься и с ним. Он стоял на берегу, прислонившись к дереву.

— А я уже начал беспокоиться: что-то долго тебя не было, — сказал он, опуская в карман часы.

— Все в порядке. Мика немного запоздал.

— Оружие получил?

— Да.

Я показал ему револьвер. Он взял его в руки. Оглядел со всех сторон. Попробовал. Покачал головой:

— Не очень-то за ним ухаживали.

Потом вынул свой пистолет и протянул его мне:

— Бери. Этот надежнее. Я несколько раз стрелял из него. Пока ни разу не подвел. Здесь запасная обойма. А твой я себе оставлю. Мне он, вероятно, не понадобится.