- Ой, тебе больно, ящерка? – Враг склонился над ним, опираясь на огромный меч. – Не бойся, я не убью тебя, ведь ты должен передать от меня горячий привет своему отцу. Скажи ему, что я так сильно люблю его, что готов задушить в своих объятиях!

Квинза захлёбывался криком. Он чувствовал, как лезвие меча противника раскраивает кости второй его ноги и слышал безумный смех Чёрного Рыцаря.

- Как это славно, ящерка! Разве ты не мечтал умереть в бою? Не будь таким грустным!

Откуда-то из страшного далёка донёсся другой голос, низкий, хриплый:

- Повелитель, не надо... Оставьте его, умоляю... Уже всё кончено!

…Странно. Многие, пережившие запредельную боль солдаты рассказывали, что видели события из своего прошлого и даже детства. Но Квинза не видел ничего подобного. Ни чёрного тоннеля, ни рая, ни ада. Всё вокруг залил молочно-белый свет, звуки и запахи исчезли, оставив его в полнейшей тишине. И в этой тишине он заснул без сновидений.

+++

Первое, о чём он подумал, очнувшись, – у него больше нет будущего. И дело было даже не в отрубленных руках и ногах, а в том, что Квинза проиграл. Он не исполнил своего долга перед Великим Драконом, проиграл битву и даже не смог умереть! Теперь его наверняка заменят кем-нибудь из более удачливых вивернов, например, Хессетом. Он давно метил на место Квинзы. Или это будет Саххаб?

Горечь заполняла все его мысли.

И вдруг посреди этой скорбной тишины он услышал ласковый шёпот:

- Ас-сэйид, ас-сэйид... Всё хорошо. Вы непременно поправитесь.

Он не смог повернуть головы – накаченное наркотиками и обезболивающими препаратами тело не подчинялось ему. Просто подумал “Хияра”. Только одно маленькое словечко. Имя старой рабыни.

- Приходил ваш отец.

Если бы Квинза мог заткнуть уши, он непременно сделал бы это. Или заставил замолчать эту глупую женщину... Всё, что угодно, только бы не слышать, как отреагировал на его падение Хаффи!!!

Но она продолжала говорить, даже не подозревая, что тем самым наносит ему ещё большие раны, чем оставил чёрный меч.

- Он молча сидел рядом с вами и держал вас за руку. Ас-сэйид... у вас добрый отец.

Великий Дракон приходил... и ничего не сказал. У него не нашлось слов для проигравшего! Квинзе хотелось умереть от стыда. Добрый, она сказала? В чём же выражалась его доброта?! В том, чтобы продлить неудачнику-сыну жизнь, обрекая его на годы позора?!!

В своих снах он часто видел чёрный меч, вновь и вновь лишающий его руки и ног и просыпался с криком, в холодном поту. Тёплые руки Хияры успокаивающе гладили его искажённое ужасом лицо, а её негромкий, ласковый голос заполнял пустоту внутри него, как вода, вливающаяся в пустой сосуд. И тогда Квинза мог позволить себе ни о чём не думать. Он просто слушал то, что говорила рабыня и полностью растворялся в звуках её голоса. Не думать. Не вспоминать.

Это оказалось трудно. Гораздо труднее, чем вытерпеть боль от приращения конечностей. Крошечные нано-машины беспрерывно работали внутри его тела, сращивая мельчайшие капилляры и сосуды лучше, чем это мог бы сделать самый квалифицированный хирург. После завершения своей работы эти микро-механизмы растворялись в крови, но боль при этом была невыносимой! Квинза с трудом удерживался от криков, когда действие обезболивающих препаратов заканчивалось и до его мозга доходила волна чудовищной боли.

В такие моменты, когда сознание растворялось в тёмном пламени, сжигающем его тело, Квинза слышал безумный смех чёрного рыцаря и его слова:

- Не плачь, ящерка. Ведь это так здорово – сражаться с сильным противником!

И Квинза действительно был для того человека не больше, чем ящерицей, на которую можно легко наступить, раздавив.

Пальцы новой руки комкали белоснежные больничные простыни в бессильной ярости, но они были ещё такими слабыми, как и ноги, на которых Квинза еле передвигался, чтобы по стеночке добраться до уборной. Встречные раненые провожали его долгими взглядами и чего больше было в этих взглядах – сочувствия или злорадства? Квинза больше не мог назвать себя виверном. Более того, он убил бы любого, кто посмел назвать его так, ибо воин, потерявший свою честь, не может зваться так.

И вот однажды, когда отчаяние, росшее в нём всё это время грозило свести его с ума, в палату вошёл Хаффи. Он был один, никто не сопровождал его. Без своих золотых доспехов, высоких каблуков и ритуальных украшений Великий Дракон казался трогательно хрупким и человечным.

- Как самочувствие, Квинза?

Если по внешности Хаффи нельзя было различить этого, то голос выдавал всю бездну усталости, что тяжким бременем лежала на плечах отца.

- Я раздавлен и унижен, о, Воплощение Великого Дракона. Всё, что мне осталось – терпеливо ждать наказания, что вы выберете для меня, ничтожного из хсаши.

- Ты сдался? Так просто? – Янтарные глаза гневно сверкнули и Квинза почувствовал, как заныли его новые кости. – Почему?! Я воспитал тебя как виверна, я вложил в тебя многое из того, что бы сделало тебя великим, так почему ты лежишь здесь, как побитый щенок и скулишь от жалости к себе?!!

- Хаффи, я не достоин называться более виверном. Я опозорил это звание, проиграв противнику, который сделал со мной то, что захотел. Если пожелаете, наказание...

- ХВАТИТ!! – Араши сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев и Квинзе на мгновение показалось – сейчас отец врежет ему со всей силы, но... Великий Дракон совладал с собой и уже более тихим, спокойным голосом продолжил: – В чём, как ты думаешь, заключался твой проигрыш?

- В силе противника. В его мощи и моей слабости.

- Что ты чувствовал при этом, Квинза?

Воин замялся. Сказать сейчас об этом отцу – всё равно что опозориться вторично, но, с другой стороны, что может быть хуже уже случившегося?!

- Я испугался. – Сказал это и закрыл глаза, чтобы не видеть лица Хаффи. Его тонких, язвительно улыбающихся губ и приподнятых в брезгливом удивлении бровей. Но вместо этого он почувствовал, как Великий Дракон тяжело опустился на край кровати и тёплую ладонь отца, накрывшую его глаза.

- Сейчас, когда тебя окружает темнота, я скажу тебе кое-что, сынок. Всем свойственно бояться. Это не позор и не слабость. Неужели ты думал, что я, “бесстрашный и блистательный повелитель” так и родился с церемониальным мечом в руках и в доспехах? Я пришёл в мир таким же, как и все. Я плачу, когда мне больно, смеюсь, когда весело... И, разумеется, мне бывает страшно.

- Хаффи... – потрясённо прошептал Квинза. Впервые после того, как виверну исполнилось десять лет, отец позволил себе говорить с ним в таком тоне. Так... ласково.

- Там, где я вырос, для страха были все причины и я познал все его оттенки. Знаешь, каково это – вслепую бродить по коридорам, каждую секунду ожидая, что мои ублюдочные братцы подстроят какую-нибудь пакость? Они пользовались моим недугом и боль, Квинза, приходила всегда неожиданно. Но даже тогда я не сдавался. Если противник сильнее тебя физически, его можно победить другим способом. Всегда найдётся что-то такое, что может ранить. Надо лишь научиться понимать это. Если ты видишь, что в сражении нельзя победить, не стоит губить себя и людей, что пошли за тобой. Отступление не зазорно, оно лишь поможет тебе лучше осмыслить ситуацию и разгадать все слабые места противника. И вот тогда ты вернёшься, Квинза, и нанесёшь такой удар, от которого не будет спасения.

- Я понял, отец. – Почтительно прошептал виверн. Горячая ладонь покинула его лицо, но открывать глаза не хотелось.

- Твой страх – это всего лишь ещё одно препятствие на пути к величию и ты преодолел его.

- Но...

- Как мне сказали, ты всё же принял бой, не так ли? Не убежал, не спрятался, а бился с врагом. Для этого нужно немалое мужество, сынок. Я горжусь тобой. Ты никогда не сможешь стать поистине великим полководцем, не испытав горечи поражений. Так что считай это ценным уроком.

Араши закрыл за собой двери палаты и привалился к ним спиной. Зашипел сквозь сжатые зубы – старая рана вновь напомнила о себе, и скрывать боль становилось всё труднее. Скоро проницательная Гюссхе обо всём догадается. Араши была ненавистна сама мысль о том, что его драгоценная императрица будет тревожиться и печалиться. И меньше всего на свете он хотел бы быть этому причиной! Он любил её улыбку, любил тот свет, что она приносила с собой, куда бы ни пошла… Необходимость скрывать от неё что-то угнетала и расстраивала Великого Дракона.