– Доброе утро. Вы один?
– Уже нет. Само солнце взошло и село рядом со мной…
– Бросьте, – отмахнулась я. – Вы ведь местный?
– Не совсем. Я из Анкары. Провожу здесь выходные. А вы, кажется, из Сербии?
– Как вы догадались?
– По диалекту. И потом меня с Сербией связывает давняя история. Вернее, ещё моих предков.
– Очень интересно… Я как раз изучаю историю родной страны…
– Что ж, расскажу. Вы наверняка знаете про Георгия Карагеоргия?
– Первый правитель независимой Сербии, ещё бы.
– Так вот, его супруга, Елена Петрович, до замужества встречалась с моим дальним предком, который жил в Белградском пашалыке и имел там богатые владения. Карагеоргий убил моего пращура, а Елену выкрал, будучи простым гайдуком. Так он и стал на путь нарушения закона, – улыбнулся Кеттель.
Я вгляделась в его улыбку. Молодой, как видно, обеспеченный человек, всегда знающий, чего хочет и стремящийся к своей цели, он был куда привлекательнее старика Хебранга. Так почему бы не отомстить этому престарелому шутнику именно с ним, тем более что он так хорошо знает историю Сербии?..
– Вы полагаете, что Карагеоргий был преступником?
– Карагеоргий был идеалистом. Слишком верил в порядочность и правду, что в итоге привело к тому, что его обманули и бросили русские, а убил его же двоюродный брат!
– Вы, конечно, не из таких?
– Разве вам интересно, из каких я?
– Если бы мне не было интересно, я бы первая не подсела за ваш стол. Я же видела, как вы смотрели на меня все дни, которые мы с Лукасом провели здесь…
– А сейчас…
– А сейчас он уехал и оставил меня одну, и я не вижу препятствий к тому, чтобы ещё пару дней провести с вами. Как вы смотрите на это?
– О, я просто умираю от счастья. Но, с вашего позволения, мне не хотелось бы прозябать два прекрасных дня с не менее прекрасной женщиной на захолустном курорте. Поедемте ко мне в Анкару, там мой дом, и я покажу вам этот прекрасный город…
Я сделала вид, что задумалась. Кеттель поспешил развеять мои сомнения.
– О, дорогая Мюнхэ, обещаю, что и пальцем к вам не притронусь.
«А вот это как раз зря», – в шутку подумала я и улыбнулась ему.
– И вы знаете моё имя?
– Я знаю администратора гостиницы, – с чувством юмора у моего утреннего визави было всё в порядке. – А также коллекционирую редкие восточные имена. Всё-таки вас, очевидно, тянет к Востоку…
– Пока меня тянет только к вам, – подмигнула я.
* * *
Эмпатия – великая вещь ещё и потому, что не изучена до конца. Не изучены причины её появления, механизмы её работы. Потому я и не могу сказать, в какой момент и почему я вдруг… нет, не вжилась в роль, а мысленно перенеслась в Белград конца XVIII века, забыв о том, что я всего лишь Мюнхэ, и став на минуту Еленой…
Елена
Так получилось, что отъезд родителей из Сербии пришёлся на моё детство, причём на ту его часть, которую можно назвать ещё не вполне сознательной. Всю свою сознательную жизнь я прожила в Германии статично и решила начать путешествовать только сейчас. Этот вихрь странствий сразу захватил меня. Люди, лица, пейзажи, интерьеры, истории – всё менялось со скоростью света, но все эти перемены так или иначе касались истории Сербии, которая открывалась для меня в неведомых доселе красках. Этот же вихрь пробудил во мне с новой силой чувство эмпатии. Рассказы Кеттеля о своём далёком предке, который, по слухам, ухаживал за невестой самого Карагеоргия, а также восточные интерьеры его дома, сама Турция с её, с одной стороны, европейским лицом, и, с другой, с восточной душой – всё это всколыхнуло во мне ощущение Сербии начала XIX века. Ведь, если вдуматься, в те годы Сербия жила именно в такой дуалистической обстановке. Снаружи это была часть Османской империи, где паши властвовали наряду с богатыми сербскими купцами, а с другой – всё же европейское государство, населённое европейцами и христианами.
Границы пересекались так часто, что я на время утратила ощущение привязанности к определённой территории, к какой-то конкретной земле. Открывая глаза в доме Кеттеля и сталкиваясь взором с колоннами, арыками, шелками, слыша запах отменного турецкого кофе и ощущая вкус инжира на губах и языке, я, оставаясь всё же сербкой и имея связи с этой землёй, словно бы помимо своей воли становилась частью Белградского пашалыка 1790-х годов. И не просто частью. Мне казалось даже, что дом Кеттеля – это мой дом, и где-то рядом мои родители, которые вот-вот должны вернуться с базара, а сама я – дочь богатого купца, который так любил всё восточное…
Да, страсть отца к Востоку имела место в нём. И дело даже не в его тяготении к мудрёным и малопонятным заимствованным словам – всё здесь, в этом доме, говорило мне о том, что всё же наша страна – часть Османской империи. Все это знают, но почему именно у него, Северина Йовановича, такая страсть к турецкому? Нет, нельзя сказать, чтобы он не был истинным правоверным христианином или не любил свою страну и свой народ. Просто его манит восточный колорит. Он часто говорит так:
– В исламе всё правильно, потому что правильно от начала до конца. Там жена по-настоящему боится и уважает мужа только за то, что тот отдаёт дому и семье практически всё, что имеет – кроме, пожалуй, души, которая принадлежит Аллаху. У нас же есть только слово. «Жена да убоится мужа своего». И всё. На деле это не уважение, а страх, причём не за то, что он – её муж, а за то, что он сильнее. Стоит ему дать слабину, как она уже принадлежит другому. Потом – третьему и так далее. А всё потому, что мы воспитываем дочерей не так, как надо. Они видят неуважение в семье родителей, непочтительное отношение друг к другу. Не за совесть, а за мгновенный страх, который пройдёт, стоит мужу состариться или потерять свою силу, хранят теперешние жёны тепло очага. Да и очаг этот – всего лишь тлеющие угольки. Да и хранят его так, что малейший ветерок вот-вот его погасит. Всё идёт от отсутствия веры. Никто толком ничего не понимает, а попы не удосуживаются объяснениями. Малопонятные длинные фразы твердят на своих службах денно и нощно, а, коль скоро понять их нельзя, то под конец устают…
Таких слов обычно не выдерживает мать.
– Прекрати, Северин. Вечно тебе надо возвести хулу на Бога.
– Вот тебе и пример! И ходить далеко не надо. Нет бы дослушать мужа до конца, ты обрываешь меня.
– Потому что ты говоришь ерунду.
– Как ты, женщина, существо малоумное от природы, способна понимать всю суть того, что я говорю?..
Я сижу в углу большой комнаты, обставленной в восточном стиле, и занимаюсь вышиванием – обычным своим делом. Такие разговоры между родителями – не редкость, и потому вызывают у меня улыбку.
– Ты хочешь сказать, что, если муж не уважает жену, жена всё равно должна уважать мужа? За что?
– Хотя бы за то, как она живёт! За то, что она не крестьянка и не просит подаяния! За то, что одета в шелка не хуже жён дахов!
– Ну, опять за старое…
В этот момент из гостиной слышен шум – пришли гости. Я уже знаю, кто это. Это старик Петро Йованович, дальний родственник отца, живущий на другом конце Белграда. Он приехал сюда недавно вместе с семьёй из Шумадии, из какой-то деревушки. Там турки совсем стали заедать местное население, вот он и переселился в пашалык. Он беден, ему вечно не хватает денег, и отец время от времени ссужает его. Отец богат, но не могу сказать, чтобы помощь родственнику была ему не в тягость – он несколько скуп, что не добавляет ему веса и уважения ни в глазах жены, ни в глазах дочери. Хоть и не оставляет родственника совсем без средств к существованию.
Последнее время Петро приходит к нам со своим сыном. Высокий и статно сложенный, с горящими глазами, похожими на угли в костре, этот юноша не мог не привлечь к себе моего внимания. Что я почувствовала к нему? Сложно сказать. Но то, что не осталась равнодушной – это уж точно. Пока отец с матерью беседуют со старым Петро (а беседы эти, посвящённые самым разным темам и сторонам человеческого существования, всё же Петро мудр в силу опыта и возраста, и потому всякий раз является для родителей интересным собеседником), мы часто ходим с юным Георгием по нашему саду, и тоже пытаемся в свойственной нам манере говорить о жизни. Слыша краем уха, о чём говорят старшие, после мы смеёмся над ними, такими устаревшими кажутся и их представления, и даже их язык. Нет, что ни говори, а молодость умнее старости, хоть и принято считать обратное.
