Иначе было невозможно, –
И еле улыбнулся ей.
«Покушали бы…» Отказался.
В его сознанье всё быстрей,
Стремительней кружился, мчался
Молниеносных мыслей лёт:
«Мы отступили. Вдруг разбиты?..
Бежать! Возможно, повезёт…
Здесь глупо ожидать защиты.
Я в Седакове! Ну дела!
Как будто чья-то злая шутка.
Крестьянка барича спасла!
Курить… хотя бы самокрутку…
Спороть погоны! Боже! Как
Предстану я перед своими?!
Сдаст красным: я заклятый враг.
Бежать! Бежать!! Бежать!!! Во имя!..»
Всё больше нагнетала страх,
Совсем лишив его покоя,
Та мысль, что в десяти верстах –
Его поместье родовое…
9
«На вилы бар!» Пожар, погром –
Дозволенное окаянство.
И превратились в бурелом
Древа ветвистые дворянства.
Остервенело мужичьё.
Арсений в ужасе, в смятенье
Нещадно проклинал своё
Дворянское происхожденье
И, барской злобы не тая,
Бессильно скрежетал зубами:
Теперь родимые края
Встречают пулями-штыками…
Иным, совсем иным в те дни
Душа Лизи переполнялась.
Преображению сродни,
В ней постепенно воскрешалась
Вся полнота далёких лет:
Усадьба с парком и прудами,
Янтарно-солнечный паркет
В просторной зале с зеркалами,
Ещё неясных грёз туман,
Листвы беспечное шептанье
И увлекательный роман
Как первое переживанье.
Беспечный быт былых времён
Казался нянюшкиной сказкой,
Забытой некогда, как сон,
Под рёв столичной свистопляски.
Под зов причудливых миров
Над бездной копоти и гари,
Что возникали из паров
Болотной петербургской хмари.
Сводили публику с ума
И завлекали постоянно
Господ публичные дома,
Театры, бани, рестораны.
А если кто в себя влюблял
Весь город-ад, потом нередко
В красивой позе застывал,
Как бронзовая статуэтка,
Желая тайно поскорей
Покрыться патиной порока,
Вступить в трагичный сонм теней
И смерть переживать до срока.
Но этот мир исчез, и вот –
Обоз, унынье, отступленье.
Лизи как будто узнаёт
Поля, знакомые селенья.
Верста, верста, ещё верста…
Просторы хмурые, пустые.
Покинутые ей места,
Чужие – и навек родные!
«О боже, я сойду с ума!» –
Лизи трясло, и сердце сжалось
В тот миг, когда из-за холма
Её усадьба показалась,
Уныла, брошена, пуста,
На череп издали похожа.
В порыве побежать туда
Лизи запуталась в рогоже,
С телеги грохнулась плашмя
Под дружный хохот: «Ну, шальная!»
Волненье, грудь её щемя,
Росло, росло, не отпуская.
«Катитесь к чёрту!» – встав с земли,
Она не ощущала боли.
И ноги сами понесли
По подмороженному полю.
Растрёпанная, добежав,
Бессильно у крыльца упала,
Как крылья, руки распластав,
И, задыхаясь, зарыдала.
«Лизи!» – внезапно раздалось:
То был спешивший к ней Арсений.
Он совершил побег; пришлось
Два дня, две ночи в исступленье
Плутать, минуя наугад,
Но всё ж на удивленье споро,
Капканы хищные засад,
Арканы ловкие дозоров.
Он пробирался невредим
И, наконец, изнемогая,
Однажды вышел в тыл к своим,
О том и не подозревая.
Его вниманье привлекла
Пустая грязная усадьба.
Он ждал, когда сгустится мгла,
Потом проник в неё: «Поспать бы
Хоть в эту ночь не на земле!..»
Но в доме – как в отхожем месте.
На полусгнившем горбыле
Он мёрз в сарае: «Срам! Бесчестье!» –
Но вскоре погрузился в сон.
Проснулся в полдень и услышал
Рыданья… Сильно удивлён,
Тихонько из сарая вышел…
«Лизи!» – «Арсений?! Вы спаслись?!
Все думают, что вы… Арсений!» –
Они, ликуя, обнялись,
Как после кораблекрушенья
В живых оставшиеся. «Что
С дивизией?» – «Почти разбита,
Вся армия – как решето.
Вон, видите, плетутся. Вы-то?..» –
«А тут…» – Арсений перебил,
Но тут же смолк от изумленья:
Он наконец сообразил,
Чьё это грязное именье.
Его родители порой
Сюда с визитом приезжали.
Соседи всё-таки. С собой
И мальчика Арсюшу брали.
«Мой дом», – как мысли прочитав
Арсения, Лизи сказала.
Уверенность словам придав,
Он отчеканил: «Да, немало
Таких усадеб на Руси.
Довольно страшных потрясений:
Мы всё вернём себе, Лизи!» –
«Война проиграна, Арсений». –
«Проиграна?! Да чёрта с два!
Мы – люди нового закала!» –
«Одни красивые слова!..
О, как же я от них устала!
Нас разгромили, донкихот!» –
«Мы будем отступать с боями!» –
«А дальше что? На пароход?
В Константинополь босяками?» –
«Выходит, будем уповать
На помощь Запада… на чудо…» –
«Как вы не можете понять:
Нам некуда бежать отсюда!..»
1917
1
В числе изысканных гостей
Салоны посещали слухи.
Шушукались, кто пошустрей,
О милюковской «оплеухе»,
О стачках, голоде, долгах,
Убийстве старца («был в почёте!»),
Предательстве («в каких кругах!»)
И («тише!») о перевороте…
Маститый фабрикант Жучков,
Творец общественного мненья,
Поехал по штабам фронтов,
Как будто по делам снабженья,
Но целью был иной «товар».
Его сопровождали двое:
Раззявка – пламенный фигляр,
Болтун кадетского покроя;
Второго имя в вихре дат
История не сохранила.
Профессор или адвокат.
Ему таинственная сила
Повсюду расчищала путь:
Он оставался неприметен,
Везде умея проскользнуть,
Всегда полезен и приветен.
Жучков, умелый интриган,
К военным проявлял участье,
В душе вынашивая план
Скорейшего захвата власти:
«Какой внезапный поворот
В войне, какие перемены!..
Чудесный позапрошлый год!
Прорыв у Горлице отменно
Смогла Германия развить,
И наши дружно отступали…
Тогда бы власть и захватить!..
А мы ещё чего-то ждали
Да всё шумели невпопад,
Хоть были средства, связи, силы.
Но изумительный расклад
