Анджеле понадобились несколько минут, чтобы одеться. Ветра не было, но температура за последние два дня пугающе опустилась. Люди вымотались. Те, кому удалось избежать отравления, сменяли друг друга на водительском дежурстве и проводили дозаправку. Ошибки случались легко. Во время последней дозаправки Лейф снял перчатки, чтобы разобраться со скользким переходником. Его кожа соприкоснулась с металлической насадкой шланга. Холод мгновенно лишил её чувствительности, так что Лейф ничего не заметил; попытавшись убрать руку, он оторвал с нее лоскут плоти.
– Ты там поосторожнее, – слабым голосом сказал Эльстон.
– Ты меня знаешь. – Беспечность была наигранной; она видела, что под одеялом он все ещё трясется. И она следила за тем, сколько ели все инвалиды в её ДПП. Этого и близко не хватало.
Анджела вышла на замёрзшую реку и направилась вдоль ДПП к внутреннему кругу. Свет красных задних огней усиливал оранжево-розовое свечение Красного Сириуса, и мир казался усеянным брызгами киновари. В сумерках их было девять – в определенном смысле, счастливчиков: тех, кто избежал отравления, – Лорелея, Лулу, Леора, Антринелл, Каризма и Лейф – и тех, кто в достаточной степени пришел в себя, чтобы вести машины и заботиться о больных, – она сама, Мадлен и Джош.
– Это важный пункт для нас с точки зрения логистики, – сказал Антринелл. – Я оценил наши запасы горючего и хочу бросить грузовик номер два. Мы можем перекачать оставшийся в нем биойль в танкер и баки в грузовике номер один. Минус один набор топливных элементов – это существенно расширит наши возможности.
Анджела посмотрела на Каризму, но лица женщины не было видно под витками ткани и защитными очками. Она не стала протестовать.
– Ну ладно, – сказал Антринелл. Он готовился к ссоре. – Джош, мы с тобой перенесем Лютера в сани и положим с остальными.
– Зачем эта морока? – спросил Джош.
– Прошу прощения?
– В чем смысл? Зачем мы жжём непозволительные объемы биойля, волоча за собой кучу трупов по дикой глуши? Мы должны оставить их здесь. Подберем, когда прилетят эти ваши «Дедалы» и спасут нас. В конце концов, в этих джунглях нет диких животных – никто их не съест.
Анджела вынуждена была признать, что её восхищает его логика, хотя в самой идее было что-то коренным образом неправильное.
– Для протокола, – сказал Лейф, – если монстр меня прикончит, можете и мой труп бросить. Я не хочу быть виноватым в том, что мешал выжившим продвигаться вперёд.
– Они наши товарищи, – хриплым голосом произнес Антринелл. – Мы должны оказать им должное уважение за жертвы, которые они принесли.
– Какие, на хрен, жертвы! – сказала Каризма. – Их убили. И если из-за них мы замедлимся, будем следующими.
Теперь Анджела поняла: это был ещё один вызов законности конвоя, ещё одна разновидность разъедающего воздействия на лидерство. Внедрение сомнений, поощрение желающих усомниться в цели. Эльстон бы их поставил на место; Антринелл был другим, он хорошо исполнял роль заместителя командира, но собственного авторитета ему не хватало.
– Что оно с ними делает? – негромко спросила Анджела. – С Марком Читти и остальными? Их ведь утащили по какой-то причине, в конце концов. Есть идеи, в чем она заключается? Нет? Ну так вот, для протокола: я не хочу, чтобы меня, живую или мёртвую, бросили этой твари для вивисекции или использования в какой-нибудь разновидности сатанинского ритуала. И раз уж мы тут все записываем – наши запасы горючего ещё не достигли критического уровня. Вес на санях ничего не меняет.
Это была полная чушь. Она знала, что до Сарвара оставшегося биойля хватит впритык. Её собственная тайная надежда заключалась в том, что они достаточно близко подберутся к лагерю, и неукомплектованная бригада сможет подогнать к ним танкер или – даже лучше – прислать «Берлин».
– Мы не будем обсуждать участь трупов, – сказал Антринелл, воспользовавшись моментом. – Начните дозаправку. Я хочу закончить её к наступлению ночи. Северное сияние светит ярко, так что мы этим вечером должны суметь проехать какое-то расстояние.
Группа распалась, все с неохотой отправились выполнять предписанные задания. Анджела против собственной воли уставилась на деревья вдоль ближайшего берега, – покрытые ледяной коркой и лозами, они выглядели похожими на замёрзшие бивни. Небо и земля казались челюстями, которые должны сомкнуться и сокрушить людей. Но это был всего лишь плод её чрезмерно буйного воображения.
– Спасибо, сказал Антринелл.
– Я всего лишь хочу убраться отсюда к чертовой матери, – ответила Анджела.
Она посмотрела на Мадлен – та поплелась к танкеру, в котором теперь ехала вместе с Атьео. Это было не то место, где она бы хотела видеть Мадлен; девушка должна ехать в ДПП вместе с нею, так безопаснее. Но сейчас она не могла это изменить. Через пару дней, когда люди придут в себя и дежурства распределят заново, можно попробовать.
– Я это понял, – сказал Антринелл. – Мы достигнем Дольче через день-другой. Потом будет лёгкая дорога к Сарвару.
– Конечно, – согласилась она и отправилась сортировать пакеты с едой.
Альдред исчез в квантовом завихрении так же быстро, как появился. Константин изучал алхимическое создание, которое изобразило его племянника, используя каждый сенсор из тех, что усеивали приемную камеру. Его атомная структура каким-то образом вернулась к аномальному фазовому состоянию. Каков бы ни был источник этой аномалии, Юпитер не владел нужным сенсором, чтобы его засечь. Не то чтобы Константин ждал успеха в первую же минуту, но он не был готов и к поражению на технологическом уровне.
– Я бы хотел знать, с аватаром какого рода беседую, – сказал он. – Если предположить, что ты аватар. Или ты просто «Альдред» с дистанционным управлением?
Существо в приемной камере склонило голову набок. Возник запрос на открытие канала связи с камерой, и помечен он был личным кодом Альдреда.
– Я Альдред, увиденный посредством моего зеркала.
– Твое владение языком и синтаксисом безупречно. Ты бы мог разъяснить мне свое существование несколько более детально?
– Это копия Альдреда. Она включает его биологическую структуру и нейронные пути, а также воспоминания. Однако это не он – это мост между мною и вашим видом.
– Не мог бы ты прояснить, что подразумеваешь под словом «я»? Это довольно важно.
– Я жизнь Сент-Либры.
– И опять: ты не мог бы выражаться точнее?
– Я эволюционировал миллиарды лет на другой планете где-то в другом месте Галактики. Я вершина жизни той планеты, её конечный пункт. Я стал един. Теперь я обитаю на Сент-Либре. Её звезда молода; я долго буду жить в её тепле.
– Могу ли я узнать, где ты живёшь? Мы никогда не видели там признаков разумной жизни. Если бы увидели, не поселились бы там.
Альдред-аватар в приемной камере чуть запрокинул голову, словно прислушиваясь.
– Константин, я думаю, мы оба знаем, что это не совсем правда. С первого взгляда было понятно, что я не зародился на Сент-Либре.
– Ты говоришь о джунглях, о растениях? Мы и впрямь предположили, что Сент-Либру биоформировали, да.
– Ты говоришь только о физическом, индивидуальном. Я превыше этого.
– В каком смысле?
– Растения, мои растения, – это мой биологический компонент. Я обитаю внутри них.
Константин обнаружил, что на его лице застыла слабая улыбка изумления.
– У растений есть групповое сознание? Мы не находили клеток, которые выглядели бы эквивалентными нейронам.
– Их нет. Как я сказал, растения – мой биологический компонент. У меня много граней, но биологическая – та, из которой я вырос. Они мои корни в этой квантовой реальности.
– Выходит, жизнь на твоей родной планете эволюционировала до состояния единого сознания?
– Да. Ты пытаешься довести свои машины до совершенства, чтобы они сделались твоими богами и рабами, той сингулярностью[95], которой ты жаждешь; мои предки позволили жизни течь, как ей предначертано. Как ты можешь догадаться, это более длинная, но в конечном итоге более надежная дорога. Я уверен, в своей животной форме эти предки не были такими короткоживущими, как вы. Они никогда не обладали вашей понятной нетерпеливостью.
