– Конечно, это не церковь и не собор, – заключил я. – Но для экспромта довольно неплохо.

– Как вы это сделали? – спросил Азраэль.

Я опустился на скалу, прогретую за день солнцем.

– То, что Созидатели считают своим тайным знанием, – сказал я, – в действительности, никогда им не было. Все иерархи Высокого Совета эльфов владеют этим искусством. И я в том числе.

– Но почему вы сами не строите храмов?

Я улыбнулся.

Я устал гораздо больше, чем мог позволить себе показать.

– Мы знаем не только секрет этой магии, – сказал я, – но и ту цену, которую приходится за нее платить.

– Цену?

– О, да. Нельзя вкладывать всего себя в вещи. Свою душу ты можешь отдать только другому человеку. Не делу. Не идеалам. Не храмам. Лишь кому-то живому.

Я посмотрел туда, где алое солнце тонуло в бескрайних топях.

– Созидатели Храмов посвятили соборам всю свою жизнь. И с каждой новой постройкой в них оставалось все меньше человеческого. Они превратились в механизмы, наподобие паровой машины. Все, что для них существует – это церкви.

Азраэль сидел рядом со мной; Франсуаз оставалась стоять сзади, сложив руки на груди. Ей не нравилось, что я так доверяю беглому магу, но она не собиралась вмешиваться.

– Когда человек превращается в машину, сперва это почти незаметно. Но как только случается нечто необычное… Созидатели ни секунды не колебались, когда отдавали приказ убить десятки горожан. Да и откуда взяться сомнениям? Ведь главное – это храмы, а не люди…

Маленькая сороконожка выбралась на поверхность камня. Увидев нас, она зашевелила длинными усиками. По всей видимости, наша компания ей не понравилось, поэтому она исчезла.

– Есть и другая сторона… Созидатели думают, что творят храмы из ничего. Но на такое не способны даже Небесные Боги. Как ты думаешь, откуда здесь возникло болото?

– Кикиморы принесли его с собой, с помощью своей магии.

– И ты в это веришь? Брось. Топь растет с каждым годом, и ты наверняка слышал об этом от кентавров. А кикимор здесь становится все меньше и меньше… Нет, каждый акт творения забирает энергию из самой природы и превращает луга и леса в болото.

Паренек кивнул.

Не знаю, возможно, подобная мысль уже приходила ему в голову. Или он просто чувствовал, что подобное очень похоже на его прежних хозяев.

– Приор говорит, что ты был самым талантливым из них. Превосходил даже великих мастеров прошлого. Не удивительно, что ты не смог долго жить в этой обстановке. В этом старик действительно оказался прав…

– Мне нравилось быть Созидателем, – сказал Азраэль.

– Что ты любил создавать?

– Игрушки… Простые, деревянные игрушки, покрытые лаком. Я понимаю, что это глупо… Приор и другие много говорили со мной об этом. Все они были очень вежливы, и было видно – они желают мне только добра. К чему тратить свой талант на пустые безделицы, говорили волшебники.

Паренек теребил фалды своего камзола. Наряд ювелира теперь, казалось, совершенно не шел ему. Он производил впечатление чего-то чуждого, неестественного.

– Простой ремесленник обычным ножом может вырезать такие игрушки. Мне же дан великий дар, и глупо и грешно его не использовать. Я понимал, что они были правы…

– Правы умом, а не сердцем, – ответил я. – Сердца они давно лишились… Что произошло два месяца назад?

– Сам не знаю… Мы строили храм из белого мрамора, для друидов с Зеркальных Гор. Как и всегда, я впал в медитативный транс. Я не могу объяснить, что происходит в эти минуты… Впрочем, вы знаете это лучше меня. Но вдруг…

Он замолчал, и мне показалось, что больше Азраэль не произнесет ни слова; но он продолжал почти сразу же.

– Что-то произошло. Я пришел в себя. Мои глаза открылись. Это случилось помимо моей воли. Я взглянул на храм, который мы создавали над поверхностью волшебного озера, и ужаснулся.

Азраэль замотал головой, словно рассказывая очень страшный сон.

– Стены у храма были черными, а не белыми. Везде, везде разлита кровь. Много крови. Черепа. Отрубленные руки. Глаза, наполненные болью и страхом. Это был жуткий храм, бог свидетель, ужасный храм…

Я понял, что сам сотворил все это. Мысль эта ударила в мою голову внезапно, как молния. Я осознал, как сильно все это время я ненавидел храмы; ведь я хотел делать игрушки, свои деревянные игрушки…

Он замотал головой.

– Моя ненависть к тому, чем я занимался, копилась во мне незаметно, год за годом. Последние пару лет я не сделал ни одной деревянной свинки, ни одного веселого дракончика. Только храмы… Одни лишь храмы… Боже… Меня хвалили, говорили, что у меня талант. Старшие мне даже завидовали. Но я не хотел, не хотел этим заниматься…

– И ты убежал?

– Мне не оставалось ничего другого, после того, как я испортил собор друидов. Я знал, что волшебники не отпустят меня. Но в тот момент все они находились в трансе и ничего не замечали. Я бежал на болота… Надеялся, что мой след затеряется.

– Топи возникли из-за того, что Созидатели Храмов нарушили священные законы природы, – произнес я. – И именно поэтому на болотах их власть не так сильна, как в других местах.

– Вскоре меня нашел разъезд… Я назвался бродячим торговцем, сказал, что могу достать для них драгоценности по очень низкой цене. Конечно, они приняли меня за скупщика краденого. Но им было все равно. Я создал несколько золотых браслетов и подарил их коменданту, в знак дружбы… Уверен, он хорошо нажился на них. Так я остался в замке и даже открыл небольшую лавку.

Кентавры думали, будто меня снабжают кикиморы и лешие, которые грабят путешественников и воруют в соседних городках. Люди-кони покупали мои творения за бесценок, а потом перепродавали в крупных городах. Поэтому они согласились, чтобы я жил в замке. Поэтому же старались поменьше болтать о моей лавке – боялись, что из столицы приедет инспекция и они потеряют источник денег. Мне казалось, что я хорошо спрятался…

– Они не пытались выследить тебя, когда ты якобы ходил к своим друзьям-кикиморам?

– Конечно, пытались. Но здесь много потайных ходов. Кентавры в них не помещаются. Поэтому я мог продолжать эту игру. Мне хотелось покинуть болота с очередным караваном, но, как я уже говорил, это оказалось невозможно. Так я застрял здесь на целых два месяца.

– Ты создавал игрушки? – спросил я.

– Да, – отвечал паренек. Его лицо засветилось, он собирался рассказать мне об этом во всех подробностях, но Френки перебила его:

– А как насчет чудовищ?

Парнишка спрятал лицо в ладонях.

– Вначале, я ничего не знал о них. Просто, иногда у меня не получалось создать брошку или другое украшение. Я думал, все потому, что я устал. Наверное, именно тогда в священном озере и появлялись эти чудовища… Видит бог, я этого не хотел.

– Когда ты понял, что происходит?

– Несколько дней назад. Тогда я решил больше не прибегать к магии. К счастью, у меня оставался еще небольшой запас драгоценностей. Кентавры тоже понимали, что ворам-кикиморам не может все время везти, поэтому время от времени я остаюсь без товара.

Но нынче утром в крепость вернулся разъезд. Они рассказали о монстре, который ночью напал на караван… Наверное, я создал его, когда спал. Не знаю… Или все эти годы, когда я строил храмы вместе с другими Созидателями, я, сам того не подозревая, одновременно творил и чудовищ, и они только ждали своего часа в глубине озера…

Я встал.

– Монахи Вселенской Церкви помогут тебе справиться с этим. Им удавалось усмирять и не таких монстров… Пойдем. Хватит с нас болота, кикимор и китоврасов. Френки, отправь нас в столицу Церкви, в Град на Семи Холмах.

– Вы никуда не поедете, – мягко сказал приор.

Серые пылевые вихри взметнулись к небу над вязкой поверхностью болота. Они росли и крепли, как колос черной пшеницы, а потом разворачивались, словно бутон отравленного цветка.

Вокруг нас, широким кольцом, стояли Созидатели Храмов.