Со временем мать перестала мыться, ходить в магазин, готовить еду, сильно исхудала. Нина стала носить ей продукты. В один из таких дней мать бросилась на нее с ножом. Нина не выдержала и вызвала психиатрическую неотложку. Это было ужасно. Они скрутили истерящую маму. Один санитар держал ее, обхватив сзади, пока другой натягивал смирительную рубашку ей на плечи. Мама извивалась и билась в его руках. В конце концов, они сделали ей укол и усадили в машину. Нина поехала с ними, но ей приказали сесть спереди. Она могла только наблюдать за матерью через окошко. Укол все никак не действовал. Ее пристегнули к креслу. Она вырывалась, мычала, сыпала нецензурной бранью.

Маму отвезли в психиатрию в соседний район. Когда они доехали, она уже спала. Пожилой врач с бородой, похожий на профессора из советского кино, налил плачущей Нине воды и дал какую-то таблетку, маленькую и зеленоватую, с приятным травяным запахом.

* Только не надо упрашивать меня отпустить ее домой, - строго отрезал он. - А то вечно вызывают сначала неотложку, а потом просят не госпитализировать. А у нас все вызовы фиксируются автоматически. Мы не имеем право после такого вызова не положить в стационар.

Нина ничего не отвечала. Она вовсе не собиралась упрашивать отпустить ее маму. Здесь, в этом тихом заведении, рядом с этим интеллигентным человеком, один вид которого вызывал желание сесть и успокоиться, здесь ее маме будет лучше, чем в дощатом доме с щелями и гнилыми досками. По крайней мере, тут ее накормят и переоденут в чистое. И окна в больнице пластиковые, без щелей.

* Вы не плачьте, - сказал доктор уже мягче, - но вашу маму действительно нельзя отпускать, она опасна для себя и окружающих. Завтра утром привезете ее вещи: белье, носки, обувь, средства гигиены. Халат и рубашку привозить не надо, это у нас свое, казенное.

От слова "казенное" стало совсем горько на душе. Нина кивнула и вышла. Достала телефон, набрала номер мужа - абонент недоступен. Его телефон не отвечал весь вечер, но у Нины не было сил, чтобы злиться. Было уже поздно, автобусы, наверное, в такое время уже не ходят. Она вытащила из кошелька все, что в нем было и пересчитала. Пятьдесят рублей и мелочь. Такси не вызовешь, но нужно же что-то делать. Дома муж и дети. Она вышла на дорогу, подняла руку и стала голосовать. Машины проносились мимо, ослепляя ее дальним светом. Наконец, возле нее остановился старенький "Логан" с подбитой фарой.

* Мне в Дивноморское, - сказала Нина, протягивая в окно пятидесятирублевую бумажку и пригоршню железных денег. - Вот, это все, что есть. Я просто на скорой сюда приехала.

Водитель недовольно посмотрел на Нину, взял пятьдесят рублей и оттолкнул руку с мелочью.

* Садитесь, мне все равно в ту сторону.

Поднимаясь по ступеням к подъезду своего дома, Нина, наконец-то почувствовала облегчение. Вот горят окна ее квартиры, там ее ждут Егор и мальчишки. Наверное, волнуются уже. Только вот почему тогда телефон мужа выключен, может сломался? Сейчас она им все расскажет, пожалуется, может даже заплачет, и они ее пожалеют, и Егор нальет ей рюмку коньяку, который хранит в серванте как раз для таких случаев.

Уже в лифте у нее в кармане завибрировал телефон. Звонила соседка, тетя Зоя, которой они обычно оставляли детей, когда нужно было куда-то пойти.

* Нин, ну вы парней своих собираетесь забирать?

* Всмысле? А они что, у тебя? Я думала Егор дома.

* Он мне их два часа назад привел. Сказал, что по работе нужно уехать, а ты к матери пошла и, наверно, у нее на ночь останешься. Когда вернется, не сказал. А дети уже спать хотят. Вот, решила тебе позвонить. Если вы не придете, так я их у себя на кушетке положу.

* Нет, не надо, тетя Зоечка. Я уже в лифте поднимаюсь, сейчас зайду.

Она доехала до своего этажа, а потом спустилась на два пролета ниже, чтобы забрать мальчиков. Младший, Колька, уже засыпал на ходу, и его пришлось нести на руках. Ноги заплетались от усталости, сердце тревожно ныло. Егор никогда раньше не исчезал вечером без предупреждения. Вот и родная дверь. Коля окончательно повис у нее на шее. Его ноги болтались и мешали ей вставить ключ в замочную скважину.

В квартире во всех комнатах горел свет. Нина растерянно огляделась и не сразу заметила на вешалке чужие вещи. Муж был дома. Не один. Длинноногая пышногрудая красавица, не успевшая до конца одеться, с детским визгом проскочила мимо и скрылась в темноте коридора. Егор мрачно посмотрел на жену и продолжил молча одеваться. Так и не сказав ни слова, он вышел с видом оскорбленного достоинства и громко хлопнул дверью.

Ошарашенная Нина стояла посреди своей прихожей и прижимала к себе детей. Наконец, старший сын, Миша, дернул ее за руку. Он тоже был очень сонный и, кажется, совершенно не понял, что только что произошло. Она спохватилась, отнесла Кольку в кровать, на ходу снимая с него сандалии, затем затолкала в ванную Мишку, наскоро умыла и тоже отвела в спальню. Сын тут же закрыл глаза и затих. Нина тихо вышла и погасила в детской свет. Без мужа дома было как-то пусто. Она подошла к серванту, взяла оттуда бутылку коньяка, которую Егор хранил там как раз для таких случаев, щедро плеснула себе в бокал и залпом осушила. Легче не стало, но безумно потянуло в сон. С большим трудом Нина дошла до двери, щелкнула выключателем, легла на диван, не раздеваясь и не расстилая постель, и постаралась ни о чем не думать.

Наутро она проснулась с больной головой. Не от коньяка, все таки его было не так много, скорее, от нервов. Заливая кипятком растворимый кофе, Нина старалась успокоить себя. "Так, без паники, хуже уже не будет. Хуже уже просто некуда", - думала она. Но, как оказалось, нет предела совершенству, и ее беды на этом не закончились. В дверях стоял Егор. Он не принес цветы и, явно, не собирался падать на колени и просить прощения. Холодно и спокойно он произнес:

* Ну ты же понимаешь, что в случае развода квартиру придется продавать и делить. И тебе с детьми достанется в лучшем случае однушка. А, может быть, даже комната в коммуналке. И алиментов от меня не жди, у меня официальная зарплата - ноль.

* Как делить? Это же моя квартира, по наследству досталась от деда. - Такого поворота событий Нина не ожидала.

* Ты в это время состояла в браке? Состояла. Значит это совместно нажитое.

* Нифига! Наследство одного из супругов не является совместно нажитым имуществом!

* Ах ты уже справки навела?! Алчная тварь! Паскуда!

* Вообще-то, это в школе проходят. - Нине было так обидно, что даже стало смешно. Она не узнавала человека, с которым провела под одной крышей семь лет. Неужели все эти годы были одной сплошной ложью?

* Ну ничего, отличница ты моя. Я в этой квартире ремонт делал, а значит имею право либо на компенсацию, либо на часть имущества. У тебя есть деньги на компенсацию? Нет? Тогда готовься собирать манатки.

* Да здесь ремонт на пять тысяч рублей. Только обои, да плитка над умывальником. И тот на мою зарплату сделан.

* А это ты еще докажи.

С этими словами муж, безусловно, уже бывший муж, развернулся и ушел в комнату. Нина слышала, как он открывает шкафы, шуршит какими-то пакетами, достает из-под дивана чемодан.

* Когда будешь готова извиняться, придешь ко мне, я пока у матери поживу, - бросил он, пропихивая к выходу свои пожитки.

Нина заперла за ним дверь на замок, а потом, немного подумав, задвинула еще и щеколду, на всякий случай. Но замки не спасают от всех бед, и спустя три недели, она получила повестку в суд о расторжении брака с разделом недвижимого имущества. Егор был полон решимости отсудить добрую половину Нининой квартиры.

Рассказывая о своих невзгодах, она совершенно забыла, что находится на людях: ругалась, плакала, громко сморкаясь в ресторанные полотняные салфетки, которые официантки все утро старательно складывали в виде лилии, накручивала на вилку непонятно откуда взявшиеся спагетти. Давно уже ей не было так легко, наверное, все восемь лет.