— Санса, Санса… — услышал он собственные мольбы, когда она снова обхватила рукой его член, немного крепче прежнего. — Боги, Санса… можно я прикоснусь к тебе? Я не буду двигаться, обещаю.

Когда она издала неопределённый звук, он двинул рукой в её сторону, пока не нашёл под мехами её бедро. Он начал поглаживать его в том же ритме, с которым она двигала рукой по его члену, а затем закинул её ногу на своё бедро. Санса не остановилась и даже не замедлилась, поэтому Джон продолжил ласкать её, наслаждаясь теплом её тела под своей рукой. Её ночная сорочка сбилась выше бёдер, и где-то в уголке его сознания промелькнула мысль о том, что он должен остановиться, но он так увлёкся, что не обратил на это внимания и продолжил нежно поглаживать и массировать её тело своей рукой.

— Это так… так хорошо, Санса… Я уже близко… я почти…

Он знал, что не сможет сдержать стон удовольствия. Не помня себя, Джон двинул рукой выше, к её упругой заднице, и сжал её в экстазе. Санса вскрикнула, но это была боль, а не удовольствие. Через мгновение Джон излился ей в руку. Санса сразу же отвернулась, отодвинулась от него, и Джон понял, что сделал что-то ужасное, отвратительное, неправильное, но уже не смог остановиться и глухо застонал, ощущая пульсацию в паху, а затем наконец-то умолк. Он подождал ещё несколько мгновений, пытаясь отдышаться, а потом открыл глаза и повернулся к ней.

— Санса, — пробормотал он, пытаясь дотронуться до неё, но она только плотнее закуталась в меха, до самого подбородка. Она дрожала, и в глазах у неё стояли слёзы. Джону хотелось ударить себя, потому что он причинил ей боль, а он не хотел делать ей больно. Седьмое пекло! — Боги, Санса… прости меня, — он задыхался, почти переходя на всхлипы. — Я обещал, что никогда не сделаю тебе больно, и всё же сделал. Я говорил, что остановлюсь, но не остановился. Пожалуйста, Санса… прошу тебя, прости меня. Я никогда не хотел делать тебе больно. Никогда.

Призрак поднял голову и внимательно следил за ними. Затем он подошёл к кровати и начал скулить, тычась носом в её руку.

— Видишь, даже Призрак пытается извиниться перед тобой вместо меня. Не так ли, парень? — он надеялся, что она немного смягчится и простит его, но Санса продолжала всхлипывать и избегать его взгляда.

— Я… мне жаль, Джон, — прошептала она наконец.

— Что? Нет. Тебе не за что извиняться, Санса, — заверил он её и почти потянулся, чтобы обнять, но вовремя остановил себя. — Это всё я. Я должен был спросить тебя, прежде чем что-то делать. Я… Я должен был понимать, что тебя могут расстроить такие резкие движения. Я не подумал. Прости меня, мне жаль.

Санса не ответила, и Джон почувствовал себя беспомощным. Он знал, что лучшее, что он может сделать, — это оставить её.

— Думаю, мне лучше уйти, но позволь я позову твою горничную. Не хочу, чтобы ты оставалась в одиночестве.

— Нет! — она вскрикнула так внезапно, что Джон вздрогнул. — Нет, Джон. Пожалуйста, останься. Останься со мной…

Он почувствовал боль за неё. Санса плакала тихо, изредка всхлипывая, но когда она подняла голову, Джон увидел, что глаза её покраснели, а лицо опухло от слёз.

— Почему? Почему ты хочешь, чтобы я остался, после того что я сделал? Я причинил тебе боль, Санса. Мне не место в твоей кровати.

Она покачала головой и ответила, всхлипывая:

— Пожалуйста, Джон, не оставляй меня…

Теперь он понял. Её воспоминания пугают её больше, чем он. Он не оставит её. Не теперь, когда она сама об этом попросила.

— Я останусь с тобой, — ответил Джон. — Я больше не трону тебя, обещаю.

Но это заставило её расплакаться ещё сильнее.

— Он разрушил всё для меня, — прошептала она наконец. — И для нас.

Джон сжал челюсти так сильно, что почувствовал, как скрипят его зубы, и, он был уверен, зарычал почти как Призрак.

— Нет, — твёрдо сказал он. — Он мёртв, Санса. Он больше никогда не сделает тебе больно. Ты жива, ты в безопасности, ты дома. Со мной. Я знаю, тебя мучают воспоминания, ужасные воспоминания. Но они уйдут… со временем. Вот увидишь. У нас будут новые воспоминания… о нас двоих, и о людях, которые нас окружают. Другие воспоминания, счастливые. Я обещаю.

Джон наклонился вперёд, заглядывая ей в глаза и пытаясь заставить поверить, но он знал, что уже наломал дров этой ночью. Он схватил её, как похотливый мальчишка, и сделал ей больно. Нет, даже хуже… Он заставил её вспомнить о нём… о другом бастарде.

Мало-помалу Санса успокоилась и начала говорить:

— Он сказал, что я не смогу убить его. Что теперь он — часть меня.

Джон упрямо покачал головой.

— Нет, я не позволю этому случиться. Он мёртв, и со временем ты забудешь о нём. Ты будешь счастлива, и ты будешь в безопасности. Тебе никогда не придётся испытать это снова.

Санса выдохнула и слегка наклонила голову, всё ещё избегая его взгляда.

— Ты действительно так думаешь, верно? Ты веришь в это, — мягко произнесла она.

— Да. Я должен, Санса, должен ради тебя. Я должен знать и верить, что ты будешь счастлива снова. Мне жаль… Мне жаль, если этот брак стал ошибкой для тебя, я говорил об этом с самого начала. Но мы не можем повернуть назад. Только вперёд… Вместе.

Она посмотрела на меха, туда, где лежала его ладонь, затем не спеша выпростала свою тонкую руку из-под одеяла и крепко сжала его пальцы.

— Ты прав, — кивнула она решительно. — Мы должны двигаться дальше. Но есть кое-что, что я должна сделать сперва. — Она выскользнула из кровати и встала рядом с ней, прижимая одну руку к своему телу, а второй пытаясь развязать узел на своей ночной рубашке. — Я пыталась показать тебе раньше… что он сделал со мной, — сказала Санса. — Мне это нужно, Джон. Я хочу, чтобы ты знал… чтобы ты понял.

Джон запротестовал и попытался отговорить её.

— Нет, ты не должна. Тебе не нужно делать этого, Санса. Я…

— Нет, я должна, — упрямо повторила она. — И ты должен.

С мрачной улыбкой и решительным взглядом, который приковал его к кровати, Санса потянула за узелок своей рубашки, позволяя ей изящно скользнуть по изгибам её стройного тела и упасть на пол, и осталась обнажённой в свете очага.

Джону оставалось только смотреть.

========== Часть шестая ==========

У Джона перехватило дыхание, когда он увидел тело Сансы. Он провёл дрожащей рукой по лицу, пытаясь прогнать наваждение, увидеть что-то другое, осознать, что он ошибается, что глаза его обманывают, ведь всё это не может быть правдой.

Её высокое и стройное тело было более чем прелестно. Оно захватывало дыхание… по разным причинам. Её тонкая шея и округлые плечи казались искажёнными, руки и туловище были усыпаны синяками, хотя прошло уже несколько лун с тех пор, как она сбежала. Жёлто-зелёные очертания сильных пальцев, которые держали её руки и бёдра в беспощадной хватке, угадывались безошибочно, хоть и казались выцветшими. Но были и большие тёмные синяки от ударов кулаками, расцветавшие на её теле, как фиолетовая капуста, которая росла у них в теплице когда-то, и они не давали Джону вдохнуть, наполняя его слепым недоверием и кипящей, возрастающей яростью. На её упругой, полной груди остались порочные следы укусов, тёмно-красные, и Джон физически почувствовал её сопротивление, то, как ей захотелось прикрыть себя, когда она увидела, КАК он рассматривает её тело. Вместо этого она опустила голову и слегка повернулась, чтобы Джон мог рассмотреть синие полосы. Должно быть, он бил её хлыстом во время езды на коне, в ином случае он просто разорвал бы её нежную кожу и сломал бы рёбра. Когда Санса полностью повернулась спиной к нему, молчание нарушил вскрик ужаса, и Джон подавился воздухом, выплёвывая проклятия.

“Наши ножи остры” — вот девиз их дома, вспомнил Джон. Ах ты, чёртов ублюдок…

Он подполз ближе к краю кровати, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают. Бастард порезал её. Он вырезал огромную X на её спине, начиная от лопаток и заканчивая её красивой округлой задницей: грубый, ужасный знак его собственного дома, освежёванный человек, неоднократно высеченный на её теле. На порезы больно было даже смотреть: они были вырезаны острым, как бритва, лезвием. Видимо, он потратил много времени, чтобы сделать всё как можно более точно, наслаждаясь её болью и страхом. Шрамы казались почти свежими, незарубцевавшимися. Он резал там, где их труднее всего будет лечить — каждое её движение растягивало края ран, не давая им зажить. Джон даже не мог себе представить, какую, должно быть, агонию она испытывала каждый раз, когда ложилась в постель.