Результат за тест по химии оказался невероятно предсказуемым. «D», не больше, не меньше. Вот я и подпортила безупречную статистику семьи Каллен. Несомненно, мне бы не составило большого труда расположиться вечером на мягком датском диване, заточить карандаш поострее и разобраться в каждом выбранном мной предмете. Я была уверена, что внутри меня все еще тлели угольки тяги к знаниям, которые нужно было лишь немного раздуть. Но вместо этого меня приземляла тяжесть от безысходности, напоминая о полнейшей бессмысленности моего нахождения в этих обшарпанных аудиториях. Экзамены, которыми пытался напугать меня Карлайл, не несли никакого смысла. Грезы о беззаботном студенчестве с привкусом превосходства в Лиге Плюща были заброшены, как надоевшие игрушки. После моего просвещения касательно сверхъестественной составляющей этого мира я вообще не видела смысла в высшем образовании. Ни один диплом не спасет меня, если в глотку по самый корень войдут чьи-то зубы.
Я не знала, какая специальность придется мне по душе; не хотела бездумно отсиживать часы на неинтересных лекциях в мучительных поисках той ниши, что окутает мою жизнь жаждой к познанию. Не хотела жалеть об уникальных местах, которые не увидела, блюдах разных стран, которые не попробовала, человеческих ощущениях, которые не успела испытать. Получение высшего образования — это важный шаг более-менее остепенившегося человека, который должен совершаться осознанно, а не по прихоти плоского общественного мнения.
Я видела себя в окружении колючих зеленых изгородей, тянущихся к бесконечным небесам, которые с высоты птичьего полета образовывали извилистый лабиринт. Было невозможно найти из него выход, не к кому воззвать на помощь, я не могла выработать стратегию побега. Неужели в этой холодной дымке Вашингтонского тумана я должна была думать о бесполезной корочке диплома бакалавра? Мне было абсолютно все равно, как оценивает мои скромные знания учитель химии или тригонометрии в старшей школе какого-то захолустного городка. Ни он, ни его синусы с косинусами не могут восстановить во мне простое желание жить.
Есть домашка — нет домашки. Удовлетворять идеалистические замашки перфекциониста-Каллена, направленные на мое погружение в социум, я не собиралась.
На этот раз я целенаправленно и уперто шагала в противоположную от беззаботной толпы сторону; на ланч, а уж тем более на физкультуру я не собиралась оставаться ни за какие коврижки. На сегодня с меня хватит нелепых школьных будней.
Я толкнула тяжелую алюминиевую дверь, что отделяла меня от стоянки и удивилась тому, как легко она поддалась. Краснощекий ученик подул на замерзшие пальцы и стянул с головы капюшон, впуская порыв ледяного воздуха в здание. Снаружи все еще молотил дождь.
Мое дыхание сперло, когда от неожиданности я протаранила тело парня, который мало того, что не дал мне свалиться, так еще и оказался никем иным, как Алексом Мэнголдом. Он, что, преследует меня? От его мешковатой куртки веяло табаком, а из-под молнии выбивался мягкий шарф в крупную клетку.
Я моментально отстранилась, а парень хитро улыбнулся.
— Как я погляжу, ты опять собралась сбежать? — Алекс вальяжно облокотился о стену, тем самым перегородив мне проход.
На его покрасневший от холода нос упала капля и повисла на самом кончике, заставляя парня на секунду передернуться и стряхнуть с волос влагу. Он похож на промокшего под дождем щенка.
— А ты с пугающей частотой появляешься в самый неподходящий момент. — Я попыталась его обойти.
— Да ладно тебе! После этой бесконечной утренней тягомотины я голодный, как волк. Идем, познакомлю тебя со всеми.
Я уныло посмотрела в окно на серебрящиеся вдалеке машины и перевела оценивающий взгляд на парня, головосносительные ямочки которого явственно проступали на загорелых щеках. Ну и какой мне профит от его компании? Только эстетический. Улыбаясь, он солнечно щурил голубые глаза, прямо как…
— Мне, конечно, чертовски приятно быть объектом твоего пристального внимания, но от этого сочный кусок курицы не запрыгнет в мой желудок! Пойдем, ассасин. А то такими темпами моя девушка решит, что мы с тобой решили закрутить роман за ее спиной.
Образ прелестного гея моментально рассеялся в моей голове, и я прыснула от смеха. Алекс крайне озадаченно посмотрел на меня, но все же потянул за собой обратно в нутра тусклых коридоров. Я не до конца понимала, что в действительности заставило меня следовать за ним уже второй раз на дню, в столовке наблюдать, как на его подносе растет нескончаемый набор высококалорийных блюд, слушать о грандиозных планах организовать волейбольную баталию на физкультуре. Он даже выразил свои надежды относительно совместного похода в кафешку, где мы впервые увидели друг друга. Странное предложение, если учесть тот факт, что у него есть подружка.
Его нескончаемый поток информации прерывался лишь риторическими вопросами, на которые я парировала односложными репликами и продолжала бездумно сканировать пространство столовой. Я нервно отколупывала наклейку с яблока, замирая в нерешительности перед длинным, заполненным старшеклассниками столом. Раскрепощенный и беспечный Алекс грохнул на столешницу свой поднос и оставил короткий поцелуй на щеке рыжеволосой подружки. Казалось, его возбужденный голос услышала вся столовая, с таким рвением он представил меня своим друзьям.
В ответ послышались басистые приветствия парней-регбистов, на лицах девушек заиграли лицемерные улыбки и с более-менее равномерно распределенным интересом эта сплоченная за долгие годы компания приняла меня за свой стол. Интересно, их показное дружелюбие связано лишь с фамилией, обладательницей которой я внезапно стала? Ну конечно. В этом городе знаться с Калленами — все равно, что по четвергам ужинать у семьи, владеющей производством соуса Табаско.
Меня засыпали однообразными вопросами. Я кратко отвечала, напряженно смеялась, многозначительно прикусывала губу. Лишь одно событие за столом не менялось вне зависимости, матч они обсуждали или погоду на выходные: Мэнголд, который со скоростью конвейера отправлял внутрь себя содержимое тарелок.
Телефон коротко завибрировал, и на экране высветилось имя матери. Сама того не замечая, я схватилась за края стола, посуда на котором предупредительно задрожала. Я не сразу поняла, что перестала дышать. Звуки вокруг стали похожи на радиопомехи: осталась лишь я и горящий экран, на котором красовалась одна короткая фраза, которую я пожирала непонимающим взглядом несколько долгих секунд.
«И что за истерику ты здесь устроила, Элизабет?».
Вероятно, я изменилась в лице. В ушах громыхал пульс, десятки лиц вокруг превратились в полупрозрачные воздушные шарики с копной цветного серпантина на макушке. В моих ладонях затрещала пластиковая бутылка, а в тесном пространстве кафетерия перестало хватать воздуха. От самых кончиков пальцев по всему телу прошла легкая, но ощутимая дрожь.
Если я сейчас же не покину это место, полетят окна, столы, подносы, люди… Случится то, что на медленном огне газовой горелки подогревается внутри меня всякий раз, когда от избытка эмоций становится тошно. Прямо как за несколько недель до нашего путешествия в Канаду. Тогда, в непреодолимом гневе на мать, я разнесла вдребезги целое школьное крыло.
Я не знаю, кому и какой ценой удалось замять последствия, но после этого мать мало того что грозилась отправить меня на полное обследование в клинику, так еще и подыскивала экзорцистов и парапсихологов в недалеких окрестностях. Если бы она только знала, как все обернется…
С противным скрежетом стул проехался по бетонному полу и едва не опрокинулся набок. Чья-то услужливая ладонь успела его удержать, пока я суетливо натягивала на плечи дафлкот и невидящими глазами пыталась найти выход. Меня не заботили странные взгляды, я не слышала тревожных вопросов. Вся столовая, казалось, погрузилась в тишину, пока я слушала мягкий и беспристрастный голос автоответчика, оповещающий, что абонент вне зоны доступа сети. Я сбрасывала и набирала вновь. Без толку.
