— Так, ну, смотри. Это — рычаг переключения передач, — Эмметт с видом гениального (и слегка безумного) ученого стал тыкать на объясняемый элемент. — Когда видишь буковку «Р» — стоишь на месте. А вот если «D», то можно ехать! — Его палец приблизился к приборной панели, и он указал мне на табло, на котором дублировалась информация. — Газ — справа, тормоз — слева…

Я упоенно жевала губу, начиная щелкать костяшками пальцев, и из последних сил сдерживаясь, чтобы не закричать.

— Ты сейчас издеваешься? — прошипела я, не видя ничего смешного.

Вчерашний вечер, сегодняшнее утро… Мое недовольство росло в геометрической прогрессии — мне надоело все, начиная от пастельного цвета стен и хромированного чайника с подсветкой до несметного числа бесполезных платьев в гардеробе. Меня до дрожи раздражал каждый диалог, который со мной пытались начать, а белоснежный рояль в зале до такой степени мозолил глаза, что у меня возникало непреодолимое желание свергнуть его с трона и сплясать на куче деревяшек тарантеллу.

На телефоне не было даже короткого сообщения от Тани. Она не посчитала нужным объяснить мне мотивы столь неожиданного путешествия — да тут в двух словах и не объяснишь! Ладно бы она отправилась на пару дней в Анкоридж, но Япония! Понадобится пересечь целый, мать его, Тихий океан!

Еще больше негодования у меня вызывал неизбежный доктор Каллен. Если забота Эсме была правдоподобной, то Карлайл возомнил себя третейским судьей, который был вправе оценивать все мои поступки и действия, а потом выносить вердикт. Он заявил, что мне нужно «учиться быть более сдержанной»! Мне-то! Сдержанней! Мне, рвущей задницу на Британский флаг, чтобы оставаться благовоспитанной, вежливой и минимально разрушительной?! Будто я могла предугадать исход собственных действий. В ушах до сих пор стоял пронзительный треск от разбивающихся лампочек, а когда я проснулась, постель все еще была усыпана битым стеклом. Просто удивительно, что мне удалось не пораниться. Когтистые лапы страха неприятно царапали изнутри, выстраивая в голове сокрушительные картинки вариантов будущих катастроф, которые я могла учинить.

— Эй, ты только не психуй! — Эмметт вскинул над головой руки, с улыбкой смотря на мое перекошенное лицо. — Я и так вчера из-за твоих шалостей из сети вылетел! Не хотелось бы перебирать мотор нового кроссовера…

— Тогда прекрати надо мной издеваться.

Я рассерженно сдвинула переключатель передач и резко нажала на газ, отчего колеса на секунду забуксовали на мягкой земле и оставили ощутимые рытвины; прыть этой машины была поистине восхитительной. Эмметт предусмотрительно молчал, пока я крутила рулем, влетая в повороты и плавно тормозила, перед тем как вырваться на шоссе. Хотя приложить вампира головой о приборную панель — того стоящий опыт.

Мимо яркими вспышками пролетали встречные автомобили, бесконечный лесной пейзаж сливался в сплошное серо-зеленое полотно, на лобовом стекле, словно маленькие шарики пузырчатой пленки, появлялись первые дождевые капли. Эмметт с тихим бормотанием рылся в бардачке, крутя в руках какие-то компакт-диски и один за другим заталкивая их в музыкальную систему.

— Тупак надоел, Канье Вест надоел, Эминем давно уже ничего хорошего не выпускал… Может, какие-нибудь глупости Розали послушаем? — Моего ответа не последовало, а тишину в салоне разбавил проникновенный голос Бруно Марса.

Меня успокаивала дорога. Монотонный шум мотора был похож на шелковистый шорох винилового проигрывателя и заглушал тревожные мысли. Скорость ограничивалась лишь моим страхом. Я чувствовала опустошение. Вампир погряз в смартфоне, как в омуте с чертями, и пропустил захватывающее зрелище моих обгонов по встречке.

Школьная стоянка только начинала заполняться ученическими машинами, и несколько раз мне приходилось дожидаться, пока студенты найдут место для своих колымаг или прекратят обниматься друг с другом прямо посреди проезжей части — мне стоило огромных усилий не огласить парковку оглушительным ревом клаксона. Эмметт с прытью регулировщика направлял к каким-то, по его мнению, «лучшим местам», и я обреченно лавировала среди опустевших клумб и засохших кустов, пока с довольным видом он не позволил мне заглушить мотор. Возникало ощущение, что он просто хотел покрасоваться на Порше.

Брелок издал тихий звук, и двери защелкнулись. Бросив ключи в полупустую сумку, я обернулась к вампиру. Сейчас он со спокойной душой отправится играть в свои сетевые игрушки, а я окажусь затянута в кипящий водоворот мыслей. Вот бы на день поменяться.

— Пока, Эмметт.

— Эй! И тебе даже не интересно, как я доберусь домой?

Я вскинула брови, оценивая искреннее замешательство на его лице.

— Ты уже большой мальчик. Как-нибудь разберешься.

К счастью или нет, но настроение Эмметта мне не передалось. Я чувствовала себя провинившимся ребенком с избранной мерой пресечения. Какие-то светлые лучи из очень глубоких чертогов все же пытались пробиться к подернутой полупрозрачной вуалью совести, пошатнувшемуся, нестабильному рассудку и прилежному здравому смыслу, напоминая о невыполненной домашке. Сейчас на костях лапочки-Лиз танцевал взбалмошный дьявол, который мечтал показать всем мое истинное отношение к сложившейся ситуации.

Я не без интереса наблюдала в окно за оживлением на парковке: вокруг моей машины терлась чуть ли не половина школы. Когда и эта суета стала действовать усыпляюще, я-таки вынула из сумки телефон. С десяток минут я сосредоточенно колотила по виртуальной клавиатуре, создавая обвинительный трактат Тане. Провокации и несколько обличительных строчек должны были стать приманкой: она уделит мне внимание, и я смогу самозабвенно требовать ответов.

Вот только время шло, над сообщениями появлялись заветные галочки о доставке, а ожидаемой реакции сервера не следовало. В классе становилось шумно. Шуршали тонкие листы библиотечных книжек, кто-то болтал о близящемся сочинении, а для кого-то цветовая палитра моей машины заканчивалась на фиолетовом. Дружелюбная соседка сменила ободок, но не будничную приветливость. Я была слишком занята подсчетом катышек на свитере соседа спереди, чтобы одарить ее хотя бы подобием на улыбку и коротким кивком. Софи, кажется, было все равно.

Сколько бы я не пыталась сосредоточиться на монотонном голосе учителя или заняться подсчетом предметов в аудитории, как мне советовала со страстью свежеиспеченного психиатра Кейт, в голове назойливо всплывал один и тот же вопрос: почему сейчас? Почему эта крошечная, всякий раз смываемая к чертям, Япония заинтересовала мою Марвел именно сейчас? Дома ее ужас казался материальным. Она буквально сходила с ума от одной мысли, что неведомые Вольтури могут разрушить наш мир, но стоило ей удостовериться в моей мнимой безопасности под крылом у Калленов, как она навострила ласты на остров!

В гнетущей тишине аудитории под глухой голос учителя послышался треск ломающегося карандаша. Я мечтала, чтобы на его месте оказалась ветка цветущей сакуры, которую я бы самолично переломила об коленку. Софи остановила на мне встревоженный взгляд, и я отбросила остатки карандаша в сторону, с какой-то странной сосредоточенностью всматриваясь в мелкий дождь, что сыпался с неба за окном.

Я нервно дергала ногой под партой, сгорая от непреодолимого желания встать и выйти из аудитории без объяснения причин. И уехать. Уехать настолько далеко, насколько хватит топлива в баке, быть одной в течении того недолгого времени, которое отпустят мне неминуемые вампиры. Сидя в этой тесной людской комнатушке, я все острее ощущала себя загнанной в угол. Здесь, среди будничных звуков дыхания и кашля, под картонными глазами неестественно счастливых людей на постерах, вырывались воспоминания о беззаботном детстве, о моей свободе выбора, о мыслях о будущем, которое я неминуемо представляла себе в стенах Корнелла или Гарварда [1]…

А потом я захотела стать взрослой, захотела бойфренда, жалящих поцелуев втайне от родителей, поменяла свое отношение к семье… Стала чаще злиться. Прямо как сейчас. Лишь бы не разнести окна в аудитории. Один раз подобное чуть не стоило мне душевного благополучия.