Я продолжала упрямо молчать, чувствуя приступ стыда и уже совершенно не соображая, к чему это меня приведет. Мне хотелось доказать ей, что я в силах сама справиться со своей болью, я хотела вырасти в ее глазах, а не стать неблагодарной дочерью. Но как убедить ее в обратном, если…

— Если ты ведешь себя так из-за этого мерзкого человеческого отродья с членом вместо мозгов, то даже не жди, что я поверю во все эти сказки про идеальные вторые половинки! Все это брехня, уж поверь! Этот ублюдок едва не сломал тебе шею, он и не думал останавливаться, если бы я ему не намекнула! Ты могла стать человеком с ограниченными возможностями, и тогда бы я взглянула на то, как бы вы сейчас премило общались! Мне плевать, какие у вас там теперь отношения, соседи ли вы по парте или ходите друг к другу на ужин. Он чуть тебя не убил!

Из Тани сочился самый настоящий яд, обращенный в праведный гнев. Я чувствовала себя беззащитной букашкой, на которую вот-вот наступит огромный каблук и раздавит в зеленое месиво. Она снова давила на меня, снова не оставляла никакого шанса просто пережить ситуацию как она есть. Она требовала от меня того, к чему я была не готова. Она хотела чтобы я стала ее маленькой девочкой, которая спрячется у нее в объятиях и расскажет, как ей страшно, она не понимала, что мне нужно это пережить, справиться одной, чтобы хотя бы попытаться стать ей ровней…

— Раз уж ты так этого хочешь, я уйду, — ее голос упал до шепота. — Но потом не обвиняй меня в эгоистичности, не кричи на весь дом о том, кто я такая и как живу. На этот раз ты сама меня оттолкнула, запомни это. Я не сделала ничего дурного, лишь пыталась тебя защитить.

«Та сногсшибательная женщина взяла тебя в плен?» — Его сообщение ярким маяком мелькнуло на экране и из горла Тани донеслось утробное рычание, когда она выхватила мой телефон и со всей силы швырнула его в стену. Он разлетелся на тысячу мелких осколков и оставил огромную вмятину, добравшись до самых кирпичей. Я ошеломленно закрыла рот ладонями, чувствуя, как по щекам катятся слезы, а в груди разрастается болезненная дыра.

— Достаточно, Таня. Мои поздравления, ты добилась от нее реакции, — доктор Каллен стоял на пороге палаты. Из-за его спины выглядывали обеспокоенные медсестры.

Мое тело лихорадочно дрожало, из груди рвались горькие рыдания, и я совершенно не понимала, что происходит. Таня с ужасной злобой окрестила Карлайла кем-то там на незнакомом мне языке и вылетела из палаты. Я отдернула от себя ладонь доктора и забилась под одеяло, чувствуя себя просто отвратительно. Его утешительные слова сливались в механический шум; все, что я слышала в своей голове — кричащий голос матери.

— Мисс Каллен, вам нужно выпить лекарство, — медсестра добралась до меня под одеялом, и я дернулась, отрицательно качая головой. Хватит с меня обездвиживающих лекарств. — Ваш отец…

— Оставьте меня… — мой голос звучал глухо, хрипло, словно я кричала на протяжении последних нескольких дней.

Как ни странно, девушка послушалась. А я, наконец, позволила себе выплакаться просто потому, что мне было больно. Арчи мертв, Таня только и думает о том, чтобы сковать меня цепями, а вокруг белые стены и таблетки, что не дают мне вырваться из-под контроля собственных чувств. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое и дали время на размышления, а в итоге мать все свела к тому, что я неблагодарная сволочь. Еще и расхреначила мой телефон об стену…

Я прекрасно понимаю, что их забота меня спасла. Без теплого крова и искреннего внимания Тани я бы могла вновь оказаться в лапах дьявольского стража итальянского вампирского клана. А Марвел дала мне сколько угодно времени на то, чтобы я смогла набраться сил и окрепнуть, невзирая на ту опасность, что я собой несла для нее и ее семьи. Изменилось бы ее поведение, если бы она знала правду обо мне?..

Но теперь правду знают все, и это не заставило их отвернуться и сбежать. Они готовы рискнуть собственными семьями, чтобы отстоять найденыша из зимнего леса.

За время, проведенное в Денали, я настолько пригрелась и смирилась со своей судьбой, что совершенно потеряла возможность быть самостоятельной. Нет сомнений, что я все еще люблю Таню, но меня не покидает страх, что если я позволю ей безраздельно мной командовать, то скоро снова пригреюсь под мягкой шубкой и растеряю решимость меняться. Моя семья мертва, но они бы никогда не хотели, чтобы я хоронила себя заживо из-за того, что чувствую себя потерянной и одинокой в этом мире. Тем более, я здесь не одна. Больше не одна.

— Воу, у вас тут что, боевые действия были?

Я вздрогнула от знакомого голоса и вынырнула из легкой дремоты, все еще чувствуя себя разбито и расстроенно. Спасаясь от одеяльной духоты, я выбралась наружу и непонимающе уставилась на свою находку: Мэнголд замер в дверях палаты и с искренним недоумением рассматривал дыру в стене; на полу так и продолжал лежать уничтоженный девайс. Он держал в руках яркий, свежий букет цветов и тепло мне улыбнулся, прежде чем поднять кресло с пола. Он устроился на том самом месте, откуда чуть раньше исчезла моя мать.

— Привет, Ли, — шепотом отозвался Алекс. Было странно видеть его здесь. Хоть я и не испытывала к нему жгучей ненависти, всепоглощающей любви не было и в помине. Лекарственные чары рассосались, и больше я не окажусь беззащитной жертвой в плену его небесных глаз. — Выглядишь гораздо лучше.

Я глубоко вздохнула и отвернулась, испытывая странный приступ стыда от того, как же я, должно быть, выгляжу в действительности. Опухшие, заплаканные глаза, бледное, осунувшееся лицо и дурацкая больничная одежонка в ромбик. Не знаю, за что принял Мэнголд мое молчание, но его оно явно нисколько не угнетало. Какой настырный.

— Все в школе несколько обеспокоены твоим отсутствием, а Софи в особенности, — поведал Алекс, осторожно пристраивая цветочный букет рядом со мной.

Я принялась отрешенно гладить нежные лепестки мандариновой розы, совершенно прекращая вслушиваться в его россказни о типичных школьных буднях. После всего, что произошло, я очень сомневалась в том, что еще когда-нибудь там появлюсь.

— Твой отец предупредил, что ты в последнее время несколько молчалива, но я не думал, что до такой степени, — несколько расстроенно бросил Алекс, и я взглянула на него краем глаза. Быть может, на этом его миссия по оказанию поддержки закончится, и я смогу продолжить самобичевание под одеялом с надеждой, что завтра все образумится?

Я вдруг поняла, что не могу разобраться в собственных мыслях и вроде хочу попросить его закрыть дверь с противоположной стороны, а вроде и не против того, что он здесь. С раскрасневшимися от мороза щеками и ясными, искрящимися глазами, полными не то заботы, не то раскаяния. Я была не готова ему отвечать, но и запретить ему говорить тоже не могла.

— В тот раз, что я был здесь… Не знаю, что на меня нашло, Ли. Будто наваждение, безропотное подчинение высшей силе. Ты прости, если я тебя задел; та женщина-воительница достаточно ясно дала мне понять, что я был несколько… не своевременен, — он провел пятерней по растрепанным волосам и бездумно уставился в окно, прежде чем набрать в грудь побольше воздуха и продолжить.

— Это была моя мама. Не менее несвоевременна, чем ты, — глухо произнесла я, чувствуя, как горло неприятно жжет от вынужденного разговора. Алекс заботливо налил воды в пластиковый стакан, и я сделала несколько глотков, продолжая гладить маленькие розы.

— Я очень благодарен, что твой отец позволил мне приехать сюда в такой поздний час, ведь у меня на душе кошки скребут уже который день от того, что я натворил, — его голос упал до хриплого шепота, а побелевшие костяшки пальцев впились в лакированные ручки мягкого больничного кресла. — Это самое меньшее, что я могу сделать в сложившейся ситуации, но я просто обязан попросить у тебя прощения за то, что чуть…

— За то, что хорошенько меня придушил. Да, забыть такое сложно, — пробормотала я, чувствуя себя до странного тревожно от того, что парень выглядел настолько разбитым и отчаявшимся. Он сглотнул и выпрямился, устремляя на меня совершенно серьезный взгляд.