Доктор Каллен, похоже, всласть использовал все прелести расширенной страховки для членов своей семьи, раз не спешил меня выписывать и ссылать за закрытые двери вампирского дома. И если Таней двигал материнский инстинкт, то Карлайла не отпускал врачебный. Так, я и приходила в себя: самовольный обет молчания, частые приступы агонии от воспоминаний промеж двух противоборствующих фронтов из властной материнский и отцовской фигур. Иногда мне просто хотелось побыть одной, обнять подушку и насладиться тишиной, но Таня или сменялась Карлайлом, или вообще не покидала моего общества. Моя тотальная холодности практически ее не задевала. По крайней мере, я на это надеялась.
— Поешь хотя бы суп. Я понимаю, что горло саднит, но тебе нужно переходить на твердую пищу. Ты сильно теряешь в весе. — Так звучал призыв Карлайла не пропускать очередной обед или ужин, сколько вообще сейчас времени?
Я перевела обреченный взгляд на мутный суп и смирилась с тем, что довольно удачно успею сесть здесь на диету. Если меня не разбомбит от лекарств.
— Ну же, Ли. Хочешь, я тебя покормлю? — Тане стала присуща дикая гиперопека, пока я находилась здесь, и я постаралась изобразить ужас на своем лице, наблюдая в изящной кисти больничную пластиковую ложку.
Пока она не зачерпнула суп и не начала изображать из меня младенца, я отвернулась, пряча голову в плечи. Несколькими часами ранее Карлайл снял фиксирующий воротник, и мне стало гораздо комфортнее и проще избегать взглядов матери.
— Пускай ест сама, Таня. Пора ей уже набираться сил, прежде чем возвращаться домой.
Домой. Мифическое слово, несущее в себе лишь ассоциативные очертания покатой крыши, огромных окон и мягкой мебели. Шарм создает новизна, уют — пышущий очаг. Но ни то, ни другое не соотносятся с семейным гнездышком. Даже облезлая скамейка и качели на заднем дворе у Мэнголда смотрелись более органично.
— Лиззи? Ты с нами? — Я перевела взгляд на голос доктора и устало вздохнула, с сомнением смотря на неидетифицирующуюся жижу в пластиковой тарелке. Ложку Таня вернула на место, прежде чем затаиться в кресле и выжидающе наблюдать со стороны. Жизнь под вампирским прицелом.
Суп оказался пресным и холодным. Я с трудом осилила несколько ложек, прежде чем заметила шоколадный десерт на краю подноса. Приторный, вязкий, но безумно приятный на вкус. По взгляду доктора я поняла, что он смирился с моим протестом насчет местной стряпни, но все же остался доволен тем, что я начала есть. Быть может, в скором времени меня отключат от всех этих иголок.
— Я принес из дома твой телефон. Судя по количеству сообщений, твои одноклассники здорово волнуются из-за твоего отсутствия. — И доктор вынул из нагрудного кармана мой смартфон, который я с радостью у него приняла. — К их сведению, приемные часы в больнице с двух до шести.
Я благодарно кивнула и уселась по-турецки, проверяя почту, читая десятки сообщений от Софи и несколько от Алекса. Алекс… У меня из головы совершенно не выходила сцена тем днем, и я до сих пор терялась от обилия чувств. Он нес собой нечто приятное; я до сих пор мечтала вновь почувствовать ту легкость, даже эйфорию от его присутствия. Но больше он здесь не появлялся, ведь отношение Тани к нему вряд ли поменялось.
— Ты уверял, что ей нужен отдых и покой, а сам принес телефон, в котором она теперь… — Я перевела взгляд на мать, ожидая, чем же она закончит гневную тираду. Также сделал и Карлайл. Таня взмахнула ладонью и стремительно вышла за дверь. Карлайл без особой строгости попросил меня не сидеть долго и удалился, а я теперь могла вдохновенно переписываться с Алексом без свидетелей.
Тогда был едва ли не первый раз, когда Таня не сумела удержать чувства под контролем. Тихий звоночек предупреждал меня о том, как ей на самом деле тяжело вот так просто сидеть и отрешенно наблюдать за моими попытками прийти в норму. Но если я и могла обратить внимание на ее поведение, то просто предпочла переключиться на то, что доставляло мне немного радости. Щенячий восторг Алекса от того, что мне принесли телефон сложно описать без того количества смайликов и картинок, что он использовал.
Мы бездумно болтали час за часом, пока мой смартфон не изъявил желание отключиться. В тот момент я поняла, что Таня так и не вернулась. Мне стало довольно грустно, а одновременно с этим я старалась заставить себя с этим смириться. Живи, пока тебе рады, но будь готова уйти по первой просьбе.
Медсестра помогла мне избавиться от капельницы и отпустила в душ, а перед этим, путем нехитрых манипуляций, жестов и мимики я нашла себе зарядку. Когда я покинула прилегающую ванную комнату, опасливо придерживаясь за дверной косяк, Таня нашлась на своем привычном месте. На ней была свежая одежда, а на постели стояла сумка с неизвестным содержимым.
— Выглядишь гораздо лучше, мышонок. — Она поднялась и приблизилась, осторожно отодвигая мокрые пряди с моего лица. — Элис передала фен. Давай, я помогу тебе высушить волосы?
Я отступила, чувствуя резкий контраст ледяной кожи ее тела и своих распаренных щек. На лице матери отразилось непонимание.
— Ли, прошу тебя… Мне действительно жаль, что я приняла то роковое решение оставить тебя здесь одну, да еще и не внимала твоим крикам о помощи. Ты не можешь себе представить, как сильно я виню себя за то, что не сумела предотвратить действия этого…
Я с мольбой взглянула ей в глаза, мысленно упрашивая не продолжать. Она просила прощения за то, что мы уже не сможем изменить. А чтобы с чем-то смириться или отпустить может понадобиться больше, чем несколько дней у постели больного ребенка.
— Не отталкивай меня, Лиззи. Я все еще твоя Марвел, — прошептала она, нежно касаясь губами кожи на моем виске.
Я кое-как сдержала в груди рыдание, кое-как не позволила слезам пролиться. На тумбе спасительно завибрировал телефон. Ожил. Зарядился.
Ей пришлось выпустить меня из хватки, когда я дернулась навстречу вибрирующим телефону. Я действовала совершенно самовлюбленно, когда приняла решение наплевать на ее искреннее признание собственной вины. Несмотря на те дни, что она провела у моей постели, я все еще не могла заставить себя перестроиться, позволить ее ласке и любви пробить броню ощетинившегося сердца. Пускай ощутит, каково мне было, когда в ледяном одиночестве чужого дома я не могла нормально спать, когда я бесконечно проверяла почту, сообщения, да все что угодно, лишь бы быть удостоенной хотя бы одной весточки. Прости, Марвел, что мне приходится быть такой задницей, но ты это заслужила. Смотри, что ты заставила меня делать.
«Взгляни, Эшли увлеклась этими маленькими разноцветными круглыми шариками и сделала деток-дракончиков!» — Алекс прислал фото с тремя забавными брошами из бисера, которые смотрелись просто невероятно. Три маленьких дракона: черный, зеленый и багровый.
«Выглядит невероятно! Забронируй мне одного».
«Хочешь поговорить таким образом?» — параллельно пришло сообщение от Тани, которая со свирепым видом наблюдала за мной из кресла. В ее ладонях едва ли не трещал по швам серебристый Блэкберри.
«Говорит, выбирай любого. P.S. Пожалуйста, выбери Дрогона!»
«МИШЕЛЬ ЭЛИЗАБЕТ, ПРЕКРАТИ МЕНЯ ИГНОРИРОВАТЬ!» — Ух, ты. Кричащие буквы от мамы.
«Кто такой Дрогон? Тут над моей душой стоят, так что не теряй, если я вдруг исчезну,» — я нажала кнопку “отправить” и буквально похолодела всем телом, когда до меня дошло, что я к чертям перепутала диалоги.
— Над душой, значит, стоят, — злостно прорычала Таня. Я прерывисто дышала, чувствуя, как к щекам приливает кровь. — Объясни-ка, что это значит в твоем понимании, дочка.
Я молчала, стискивая во внезапно похолодевших ладонях стеклянный девайс.
— Довольно этого, Лиззи! Я сыта по горло твоим поведением! — Мать вскочила на ноги, с грохотом переворачивая злосчастное кресло. — Чем я заслужила такое к себе отношение, скажи?! Всему есть предел, и это, — она указала на телефон в моих руках, который едва ли не каждые десять секунд разрывался от нового сообщения от Алекса, — мой предел. Я прекрасно понимаю, что тебе нужно было время, чтобы оплакать брата, и как бы мне не было трудно видеть твои стенания, я не вмешивалась. — Я сглотнула, ощущая физическую боль от ее злости, от ее видения ситуации. — Но теперь я вижу твое совершенно немотивированное отрешение, твой тотальный бойкот без объяснений и причин. Что я сделала не так в этой жизни, Лиззи? Что еще я могла сделать не так, кроме как подарить тебе несколько по-человечески обычных недель там, где тебе, как оказывается, очень даже понравилось?! — Она всплеснула руками, замирая в метре от меня с потемневшими от жажды глазами.
