Информационное переедание даже хуже пищевого. От избыточной еды зарастает жиром жопа, от избыточной информации – мозги. Когда нечто узнаётся не путём интеллектуального процесса выведения нового из известного, а просто льётся в глаза потоком, это обесценивает процесс мышления. Зачем думать, если результат можно спросить у «Гугла»?
Беда, впрочем, не столько даже в количестве информации, сколько в том, что она по большей части просто никчёмная. Нет, ну правда – при возможности моментально узнать что угодно, узнаём мы, как правило, все те же сплетни про трёхногую Матрёнину козу. Только козам этим нынче имя – легион, да и хватает их теперь лишь на секундный импульс лёгкого удивления и кнопку «лайк». Козы, оказывается, тоже подвержены инфляции…
Внимания стоит только та информация, которая детерминирует дальнейшее поведение, а именно она-то и маскируется бесконечным навязчивым блеянием этих трёхногих коз. То, что какая-нибудь условная Хрюша Собачак отмочила очередное коленце, не меняет ни в чьей жизни ровно ничего. (Ну, кроме той неловкой, но маловероятной ситуации, когда вам не повезло быть, например, её мужем). На самом деле нас совершенно не касается проблема сомалийских пиратов, глобального потепления, озонового слоя, цены на нефть и даже, чёрт его подери, курса доллара.
Специально обученные люди, которые кормятся вашим вниманием, будут изо всех сил объяснять в оба уха, как это важно – курс доллара и цена нефти, – но есть отличный способ проверки.
1. Повлияет ли происходящее на мою жизнь?
2. Могут ли мои действия что-то изменить?
3. Нужно ли мне это менять?
Информация не является очередным блеянием козы только в случае положительного ответа на ВСЕ ТРИ вопроса. «Нет» по любому из пунктов немедля переводит её в разряд пустых раздражителей.
Можешь ли ты, изменив каким-то образом своё поведение, повлиять на цену нефти и курс доллара? Можешь? – Тогда оторви жопу от стула, пойди и повлияй. Не можешь? – Забей и занимайся дальше своими делами, это ни имеет к тебе никакого отношения. Оставь это тем, кто может.
Всё равно 99% массовой информации предназначено только для того, чтобы вывести человека из душевного равновесия – заставить разозлиться, возмутиться, расстроиться, испугаться… В общем, проманипулировать эмоциональным состоянием, имея в пределе всё то же желание что-нибудь ему продать – желательно ненужное и в кредит.
Многократно проверено: если случится что-нибудь действительно важное – об этом так или иначе узнаёшь. А с Матрёниной козой и без меня разберутся. В конце концов, это всего лишь коза, да и то не моя.
Ибо сказано:
Не человек для ключа, но ключ для человека!
Самоценность Хлама
Да пребудет Верстак твой, святилище Гаража твоего, в дивном Рабочем Беспорядке, где каждая гаечка, каждый болтик и каждый кусочек Ржавого Говна сами находят своё место во Вселенной. Ибо следующий путём УАЗдао не волнуется о всякой ерунде, но позволяет свершаться естественному ходу вещей.
Да пребудет борьба Хаоса с Порядком в твоём инструментальном ящике вечной. Ибо таково свойство инструмента – не пребывать в покое, по размерам разложенному, но валяться промасленной грудой вперемешку. В постыдной праздности заподозрю всякого, чей инструмент чист и разложен по порядку. Не следует он путём УАЗдао.
Это был великий и ужасный день. Я лет десять собирался разгрести подвал гаража, куда бессмысленно и без разбора сваливалось годами автомобильное железо. Как выглядит пол подвала, я уже давно забыл, ходить там приходилось по метровому слою слежавшихся железяк. Я бы ещё лет десять с ужасом смотрел на эти неподъёмные завалы, но для УАЗа потребовались источники железа под сварку.
В результате за день нагрузил и отвёз на помойку семь УАЗиков тяжёлого исторического наследия. Начал с того, что точно не жалко – с лысых колёс на гнутых дисках, ломаных торсионов, мятой драной кузовщины… Гаражные мужички вились вокруг помойки, с нетерпением ожидая очередной разгрузки УАЗика, делая при этом вид, что просто прогуливаются под проливным дождём и сильным ветром, – закаляются, такскзать. Растаскивали железо едва ли не быстрее, чем я его выкладывал. Возвращаешься со следующей партией – а предыдущей уже почти нет…
Гаражище Великое, ага. Тут таких подвалов, как мой – страшное дело сколько. Запасами картошки и солений можно накормить страну размером с Намибию, а складированным железом покрыть потребности в металле тяжёлой промышленности Северной Кореи.
Когда был снят последний слой железа, стекла и резины (Одних лысых колёс пять штук! Зачем они там хранились? Не вспомнить уже…), я был полумёртвым от усталости и грязным, как чёрт. Вытаскивать увесистые железяки по узкой железной лесенке – то ещё счастье. Так что появившемуся Йози я обрадовался искренне, но не вполне бескорыстно. Благо, просить о помощи его было не надо – он тут же надел рабочие перчатки и стал подхватывать сверху подаваемые мною снизу детали машин, предметы быта и обломки слабоопределяемых предметов неизвестного назначения, препровождая их в багажник УАЗика для дальнейшего упомоивания. При этом он живо интересовался вытаскиваемым.
К тому моменту я уже немного привык, что вопросы его иной раз напоминали интерес иностранца к быту экзотических дикарей. Нет, не снобизмом, а скорее какой-то этнографичностью этого любопытства и неожиданными пробелами в понимании очевидных бытовых вещей. Не раз меня подмывало спросить, откуда он приехал такой загадочный? Что откуда-то приехал, я уже не сомневался. И он, и Сандер, и, может быть, ещё Дед Валидол имели во внешности и поведении всё то же неуловимое сходство между собой и отличие от нас, местных. Было в них что-то от небольшой специфической диаспоры. Впрочем, я не особенно любопытен к таким вещам, да и манера поведения Йози не располагала к любопытству такого рода – он и сам старался не касаться в своих расспросах личного. Он ни разу не поинтересовался, почему я в гараже живу, я ему был за это благодарен, ну и, соответственно, сам не лез в его дела. Захочет – сам расскажет, не захочет – да и фиг с ним. Не так уж оно мне и нужно. Но иной раз его вопросы вызывали некоторую неловкость своей незамутнённостью.
Так, обнаружив в куче хлама из разряда «нафиг не нужно, но выкинуть жалко», который я, разбирая подвал, откидывал в сторону, старенький, советского ещё производства ледоруб, он стал дотошно выяснять, для чего эта штука. У меня сложилось впечатление, что Йози принял его за странное неудобное оружие, типа клевца – уж больно характерным движением он взмахивал железякой, как бы прикидывая, хорошо ли войдёт острая часть в башку и не застрянет ли в черепе из-за засечек… Однако приняв мои объяснения по использованию инструмента, Йози покивал головой довольно – мол, да, удобная штука, должно быть. И стал настойчиво выспрашивать, что именно я искал в горах и нашёл ли. Пришлось объяснять. Надо сказать, что концепция туризма понимания у него не нашла.
– Правильно ли я понял, – Йози говорил, осторожно подбирая слова, как делал всегда, если считал, что сказанное может кого-то обидеть, – что вы идёте в лес, или, там, в горы, без какой-либо цели? Несёте тяжёлые вещи, скудно питаетесь, спите на земле у костра, испытываете, пусть и весьма умеренный, но дискомфорт… Просто чтобы… чтобы что?
Я, признаться, сам не большой ценитель такого досуга, но попытался объяснить.
– Видишь ли, тут дело в том, что надо иногда почувствовать себя настоящим скитальцем, искателем приключений…
– Настоящим бродягой? – ещё больше удивился Йози. – Прости, но это кажется мне довольно малопочтенным занятием. И что значит «почувствовать себя кем-то»? Как я могу, например, почувствовать себя кузнецом, если я им не являюсь?
– Ну, если ты возьмёшь в руки молот, встанешь у наковальни, и начнёшь стучать им по железяке, то разве ты не почувствуешь себя им, хотя бы отчасти?