Это было совсем не просто. В 1909-ом водителю требовалось по меньшей мере столько же ума, сколько его автомобилю. Это сейчас их строят для идиотов, и машинам, даже самым деловым, приходится быть значительно умнее своих владельцев. В общем, Джеффри, сгорая от стыда, то дергал за длинную ручку переключения скоростей, заставляя благородную коробку передач громко и протестующе скрежетать, то, забывая вовремя нажать на газ, невольно глушил терпеливый, невозмутимый двигатель. Но при всем этом Джеффри очень быстро набирался опыта. Еще до того, как вернулся посыльный, отправленный генералом к лорду Монтегю на остров Корфу, джентльмен с военной выправкой снизошел до заявления, что Джеффри, мол, прирожденный водитель. Посыльный генерала вернулся с планом монастыря и музея и, что совсем здорово, с ключами.
И вот они тихо, словно тень, плывут вверх по устью реки в прозрачных английских сумерках. А в кабине кетча — пятьдесят галлонов бензина, на палубе — тачка и домкрат, которые Бэзил и Артур прихватили с собой из гаража. А кроме этого — две большие канистры специальной жидкости для расконсервирования, запасные шины, два аккумулятора, набор инструментов, коробки с консервами, спальные мешки, и так далее. Самым странным в этом перечне, возможно, был лежащий у Салли в кармане мешочек с приманкой для лошадей — на случай, если с Ройсом ничего не получится и придется все-таки где-то красть пони. На этот случай генерал раскопал где-то цыгана, профессионального конокрада. Он был уже старик, от него плохо пахло, но он вытаскивал из карманов пакетик за пакетиком маленькие оранжевые кубики с райским запахом сена. Он не переставая клянчил у генерала деньги, а поняв, что получил все и больше ему ничего не светит, мигом переменился. Сразу стал спокойным и уверенным и на прощание сказал, что Салли ждет впереди большая и счастливая перемена.
Они уже видели берега реки — темные тени справа и слева, между серо-стальной водой и серо-синим небом. Исчезли от причалов красавицы яхты. Зато со стороны Баклер Хада доносился стук молотков и блестели огни, как будто старая верфь снова, после двухсотлетнего отдыха, торопилась спускать на воду деревянные суда. Берега приближались. Темные силуэты крыш на фоне неба выдавали расположившиеся там дома, но огни почти нигде не горели. Люди здесь, как когда-то, вставали с рассветом и ложились с закатом. Где-то в темноте завыла собака, и Джеффри поежился, уверенный, что эта псина учуяла их кетч с чужеродным и современным грузом. Учуяла, как и все обитатели побережья, с дубинками и копьями (совсем как те «солдаты» в Веймуте) поджидающие пришельцев на берегу. Ждущие в тишине своего часа, чтобы наброситься и забить незваных гостей в кровавое месиво, разорвать их на куски… Но псы не откликнулись на вой одинокой собаки, из ночной мглы до путников не долетали крики жителей, разносящих весть о чужаках от дома к дому, огни факелов не замелькали на сонных берегах. Кетч все так же с тихим шорохом плыл мимо черных неподвижных берегов, оставляя за собой дома, входя в царство угрюмого леса.
Прошла, наверно, целая вечность, прежде чем Бэзил и Артур, о чем-то вполголоса посовещавшись с мистером Рейсоном, с едва слышным звяканьем спустили главный парус. Под одним кливером кетч еле двигался. Глядя вперед, Джеффри заметил, что вода там темнее, словно находится в тени склонившихся над ней деревьев. В этот момент мистер Рейсон тихонько свистнул и круто повернул штурвал. Кливер рухнул на палубу, как подстреленный рябчик. С шипением полетел за борт якорь (его цепь перед отплытием заменили крепким нейлоновым канатом). Они приплыли. То, что Джеффри принял за темную воду, было землей.
Салли подтянула к борту следовавший за кетчем на буксире ялик. Джеффри быстро влез в него и, стоя в качающейся лодчонке, принялся торопливо распихивать передаваемые ему с борта припасы, канистры с горючим и всевозможное снаряжение. Через несколько минут места в ялике осталось только-только для Бэзила, последовавшего в лодку вслед за Джеффри и севшего на весла. Он и вправду оказался настоящим профессионалом. Он греб короткими, экономными гребками, резким движением кисти круто вырывая весла из воды так, что ни плеск, ни какой другой звук не нарушал ночной тишины. Ну, разве что несколько капель сорвались с кончиков весел.
Они добрались до берега и разгрузили ялик. Бэзил отправился за оставшимся грузом. Выбрав местечко посуше, Джеффри уселся на берегу, задумчиво глядя на отражающиеся в воде звезды. Кетча отсюда совершенно не было видно.
Слава Богу, ему не пришлось вызывать ветер. Дувший с моря бриз — как раз то, что им требовалось — начал понемногу стихать. Скоро он изменит направление и примется дуть со стороны берега — лучше и не придумаешь для кетча, стремящегося до утра скрыться в море. У них оставалось почти четыре часа. Четыре часа тяжелой работы — все равно, что ничего, ведь к вечеру они с Салли, вполне возможно, будут уже мертвы. Смешно думать о всех этих важных офицерах, носившихся взад-вперед по Европе, орущих на своих подчиненных, и все для того, чтобы высадить на английское побережье двух ребятишек. Высадить и помочь им украсть из музея старый автомобиль — и это при том, что все трое (Салли, он сам и старина Ройс), весьма вероятно, закончат свой путь кучей мертвого мяса и ржавого металла на дне какого-нибудь сельского пруда.
Он беспокоился о Салли, хотя та казалась веселой и оптимистичной. За те дни, что она провела на материке, Салли сумела возненавидеть Францию с ее потоками машин и куда-то спешащими толпами. Единственное, что ей там понравилось, это кока-кола и мороженое. А общий язык она легче всего нашла со старым цыганом-конокрадом. Она забила все без исключения карманы оранжевыми кубиками приманки для лошадей, и частенько во время обсуждения предстоящего путешествия доставала их понюхать.
Допустим, по какой-то немыслимой случайности они и вправду выяснят, в чем дело, и Англия вновь станет той страной, которую он помнил. Станет ли Салли хоть немного счастливее? А тут еще генерал. Поначалу Джеффри смотрел на него с восхищением — величественное воплощение несгибаемой воли, чьи приказы исполнялись просто потому, что отдавал их именно он… Но потом Джеффри задумался о мотивах действий этого человека: его готовности принести в жертву двух подростков ради призрачной надежды узнать что-нибудь новое; радостная готовность уничтожить ракетным ударом половину страны… понимал ли он на самом деле, о чем говорил? Или был бездумным автоматом, не разбирая пути ломящимся к придуманной цели? Джеффри спросил насчет ракет, поинтересовавшись, какой прок уничтожить источник Изменений, не разобравшись в причинах его возникновения. Но генерал лишь засмеялся своим лающим смехом и заявил:
— Сначала стреляем, потом задаем вопросы!
Они грузили ялик уже чертовски долго. Может, Салли передумала… хорошо бы, если так. Это просто-напросто непорядочно — отправлять ребенка в такое рискованное путешествие… к нему самому это тоже относится. И почему отправили именно их? Вообще, пытался ли генерал найти других англичан, на которых не действует машинофобия, или ухватился за случай, почувствовав возможность во всей красе проявить свою могучую, саму себя оправдывающую волю? Так ему и надо, если выяснится, что хваленый Ройс сожжен крестьянами. Не может быть и речи, чтобы красть чьих-то пони (в Англии за подобное теперь карают смертью — так рассказывала Салли)… Черт побери! Его сухое местечко оказалось не таким уж сухим… Встав, Джеффри поглядел на звездное небо и поднялся к дороге.
К тому времени, когда ялик вновь причалил к берегу, Джеффри, разглядывая многочисленные рытвины нехоженного шоссе, размышлял, достаточно ли они взяли с собой запасных шин.
— Извини, что мы так долго, — прошептала поднявшаяся к нему Салли. — Никак не могли засунуть в ялик одновременно и тачку, и таран, да еще и самим в нем поместиться. В итоге так и не получилось. За тараном придется вернуться.
Джеффри соскользнул к воде и, найдя тачку, вытащил ее на дорогу. К тому времени, как он перетащил наверх все припасы и снаряжение, ялик вернулся. В нем сидело три человека.
