Я собралась с духом и начала спуск.

В ту секунду, когда ботинки коснулись льда, мои ноги задрожали, а спустя недолгое время их охватил жуткий тремор. В начале пути мне было тепло, но через пять минут после начала спуска я уже горела, изнывая от жары. Я могла бы остановиться и снять с себя несколько слоев одежды, но остановиться означало продлить прогулку, а я вовсе не была в этом заинтересована. На отметке в 10 минут я немного отступила от своих принципов и втиснула свой ближний к подножию спуска ботинок в точку между камнем и толстым участком гравия, обеспечив себе опору, достаточную для того, чтобы снять варежки и шапку. Пять минут спустя я вновь взяла паузу, чтобы перебросить лыжи с правого плеча на левое, а затем продолжила идти.

Пару раз мои пятки проскальзывали, и я кренилась вперед, устремляясь вниз по обледенелым участкам тропы, пока крошечные камушки гравия не цеплялись за подошвы моих ботинок, обеспечивая мне тем самым резкую, судорожную остановку. Когда такое происходило, я буквально чувствовала, как разные части моего тела моментально переключаются в режим полной концентрации внимания, как они быстрыми, ловкими сокращениями мышц готовят меня к вероятному приземлению, пока моя свободная рука беспорядочно мечется из стороны в сторону в попытке удержать меня в вертикальном положении.

Я делала несколько глубоких вдохов после каждого судорожного проскальзывания по тропке в отчаянной попытке не дать себе разойтись по швам и не превратиться в человеческое воплощение вулкана Везувий.

Большинство любителей хайкинга скажут вам, что спуск с холма сложнее, чем подъем на него. Давление на колени огромно, равно как и эффект, что ощущаешь в мышцах квадрицепсов, которые словно пронзают раскаленные реактивные снаряды. К тому времени, как я подобралась к отметке в 30 минут с начала спуска, каждый следующий шаг вниз ощущался, как удар молота по коленям, после чего мгновенно следовало такое ощущение, будто что-то острое, глубоко врезаясь мне в бедра, рассекает их на куски.

Когда я наконец добралась до нижней точки, я чувствовала себя так, словно мои колени вот-вот выпрыгнут из ног. Я, пошатываясь, побрела через парковку по направлению к машине, и в этот момент гнев, закипавший внутри меня, наконец вырвался наружу. Когда я с силой швырнула снаряжение наземь, чувство было такое, будто из недр моего тела вырываются раскаты грома.

После нескольких мгновений напряжения мое тело, едва державшееся на ногах, стало совсем вялым и обмякло, признав свое поражение. Я склонилась к земле, упав на колени и ладони и низко опустив голову.

Я дрожала всем телом от головы до кончиков пальцев на ногах и в этот момент начала плакать, издавая низкий, протяжный вой. Так я и стояла на четвереньках на этой стоянке, пока слезы и сопли падали каплями на темные участки гравия подо мной. Я была измотана, разочарована и до безумия разгневана. Неделями я работала над тем, чтобы не терять хладнокровия, но тот день – с момента, как я ступила в коробку элеватора, и до того, как завершила свой спуск, – сломал меня. Я сражалась ради того, чтобы убедить себя, что у меня все под контролем, чтобы выглядеть сильной и стойкой, но больше не могла продолжать. Меня бесило отсутствие прогресса и отставание по графику от поставленной цели. Меня бесило то, что я не знала, как делать какие-то вещи, и ненавидела снисходительную итальянку и самодовольного патрульного-киви за то, что мне приходилось просить их показать мне веревки.

Я была в гневе, потому что гнев – великолепная маска для отрицания; гневаться легче, чем выглядеть дурой. Я ненавидела выглядеть дурой. Быть может, потому что была самой младшей в семье, той, которая всегда не знала, что и как, всегда была догоняющей, всегда нуждалась в том, чтобы ей преподали урок, взяли за руку, вытерли слезы. Двадцать девять лет жизни я была самым слабым звеном, ребенком, который никогда по-настоящему не мог выдерживать темп, отвечать требованиям, вести себя по-мужски.

«Вставай, – подумала я про себя. – Вставай».

Я отказалась быть самым слабым звеном.

Я ухватилась за фаркоп машины и поднялась на ноги. Перенесла вес своего тела на бампер и несколько раз порывисто вздохнула. Я уже отставала от графика. У меня не было времени плескаться в луже слез поражения и жалости к самой себе. Я стащила с себя лыжные ботинки и бросила их на землю.

«Я просто устала», – подумала я.

Дорога и тухлые отели утомили меня. Это не момент слома. Это просто день, когда Вселенная сказала мне, что нужно передохнуть денек, может, сходить на массаж. Мой тренер Алекс наделил меня физической силой, но также научил быстро оправляться после неудач; во мне была ментальная и эмоциональная сила, необходимая для того, чтобы справиться со всем этим. Быть может, вся эта затея окажется более трудоемкой, чем я себе представляла, но после сеанса массажа и горячего душа я буду в порядке.

И именно в тот момент мое эго уловило и приняло первый предупреждающий сигнал. Это может прозвучать шокирующе, но в моменты, когда ты стоишь на четвереньках на виду у всех, когда своими воплями проклинаешь этот мир, тогда обычно находится место для более значимого послания, нежели «Тебе нужен массаж».

Сила не обязательно должна определяться как способность подниматься после падений. Равно как и жизнеспособность не обнаруживается в нашей способности продолжать подниматься снова и снова. Все это лишь проявления абсолютной силы воли; это то, что называется «упертый до мозга костей». Подлинная же жизнеспособность обнаруживается в умении подняться и расчистить путь для мысли, которую мы, возможно, не хотим услышать, и выслушать ее, чего не делали никогда, а потом начать действовать сообразно этой мысли – даже если это предполагает коренное изменение того, как мы привыкли идти по этой жизни, как шли по ней десятилетиями до. Тогда я этого не знала, но зато знаю сейчас.

Стоя там, на стоянке в «Броукен-Ривер», я могла расслышать, как Вселенная вкрадчиво стучится ко мне, подавая сигнал о том, что мне как минимум стоит открыть дверь. Но я упорно отказывалась. Всю свою жизнь я трудилась над тем, чтобы стать достаточно сильной, достаточно крепкой для уверенного движения по этому миру мужчин. Я была совершенно не заинтересована в том, чтобы как-либо менять этот подход.

Я окинула взглядом разбросанное по стоянке снаряжение. Мне просто было нужно выпустить пар, сказала я себе. Теперь пришло время все поднять и двигаться дальше.

Однако Вселенная очень умна. Я пустилась в это путешествие, потому что не смогла сопротивляться зову гор и соблазну отхватить себе эту гигантскую 4-миллионную морковку. А Вселенная знала, что эта большая, сочная финишная черта была идеальной приманкой, необходимой для того, чтобы подвигнуть меня на настоящее приключение, значимости которого я еще не понимала. На это Вселенная намекнула мне, шепнула на ухо, пока я стояла на коленях где-то в «Артурс Пассе».

Ах, если бы я только отреагировала на это с честью, проявив стремление сотрудничать с ней. К сожалению, вместо этого я предпочла привычное упрямство под особым соусом из страха, замаскированного под настойчивость. Я сказала себе, что сегодня – день, когда я пополнила свою коллекцию очередной синей ленточкой. А может, не синей, но уж точно пурпурной, ставшей доказательством факта моего участия, доказательством моего активного стремления к цели.

Какая-то крошечная часть меня знала, что момент, когда мне было необходимо взглянуть трудностям в лицо, был для меня своеобразной «желтой карточкой». Но я отказалась разглядеть в этом тускло мерцавшем откровении то, что в нем действительно скрывалось: призыв к переменам. Потому что не хотела переиначивать и обновлять себя; не хотела вызывать шаровой таран, сносить стены и раскрывать истинную сущность самой себя. Я не хотела делать новую обмотку для проводки, не хотела заново прокладывать трубы отопления и, упаси меня милостивый боже, не хотела и думать о трещине в фундаменте. Было гораздо проще прикупить пару-тройку мягких подушек да поставить ароматическую свечку в уголок. Было гораздо легче встать, поднять разбросанную экипировку и продолжить движение по дорогам Новой Зеландии, притворившись, будто ничего и не произошло.