В связи с падением курса рубля, стоимости барреля нефти и санкций собственное производство сельскохозяйственных и животноводческих продуктов, по заявлению руководства РФ, должно резко возрасти, заменив импортное.
Ослепительно-красный рояль скоро дождётся своего часа, а вместе с ним, точнее, на нём мы увидим «экологически чистых, ослепительно-синих, тощих с перьями кур».
Люди женские
Недавно, перебирая свой архив, я у видел немного помятый листок, лежащий в отдельной папке с надписью «Евгений Евтушенко». Это было стихотворение Е. Евтушенко «Люди женские» с дарственной надписью «Саше от всего сердца. 2000».
История получения этого стихотворения такова. Поэт проводил свой творческий вечер. После окончания встречи Евгений Александрович раздавал автографы, а я случайно увидел лежащий на полу листок, поднял его и увидел, что это напечатанное без названия стихотворение поэта. Когда я ему возвратил лист, он очень обрадовался:
– Спасибо огромное. Видимо, выпал из папки. Я вам другое дам. Он выбрал из папки «Люди женские» и размашисто на нём расписался.
По своей работе мне приходилось общаться с людьми разных профессий, малого и большого уровня должностей и ума, с юмором и без оного. Иногда вспоминал свои впечатления, наблюдения, рассказы коллег и друзей на тему «Люди женские».
Восток – дело тонкое
Владимир Семёнович Ларин – главный инженер проекта (ГИП) института, который располагался в Казахстане и обеспечивал технической документацией всё, что было связано с водой в восточных регионах страны. Ларин – высокого роста, крепкого телосложения, с умными глазами и при разговоре всегда с какой-то извиняющейся улыбкой, хохмач и любитель женщин.
– Официально, по работе в институте я-ГИП. Но моё призвание и хобби – ювелир. Мои проекты, как ювелирные изделия, как бриллианты. Жаль, что часто любые проекты искажаются на практике до неузнаваемости, – улыбался он.
Головной институт, который занимался комплексным проектированием объектов и сооружений, располагался в столице и всегда привлекал фирму Ларина к сотрудничеству в силу его специфики. По положению их разработки защищались в Москве.
А так как камнем преткновения всегда была стоимость, которую скрупулёзно проверяли ревизоры (в основном женщины), то у Владимира выработалась стойкая неприязнь к прекрасной половине человечества, правда, уточнял он, только при исполнении ими служебных обязанностей. Ларин иногда делился своими впечатлениями:
– Эти бабы, ревизоры… С ними бесполезно спорить. Впечатление такое, что они давно ждали меня, им не на ком было отвести душу, выговориться. Доказать. Ткнуть носом плебея… Я зашёл к ним в отдел и говорю:
«Здравствуйте, тётеньки…»
А одна из них:
«Это что, новое восточное приветствие?»
«Нет, – говорю, – работу закончим, расскажу…»
Надо мной поиздевались, но с мелкими замечаниями техпроект подписали. И я выполнил обещание, когда всё закончили.
Вот что тогда я им поведал:
«Недавно мы с женой были в Душанбе. Идём по улице. Домиков много, и у каждого стоят или играют дети, а когда мы проходим, они обязательно кивают:
“Здравствуйте, дяденька”.
Идём дальше.
“Здравствуйте, дяденька”.
Проходим ещё. Снова:
“Здравствуйте, дяденька”.
Но мы ведь идём вместе. Я и жена. Она спрашивает:
“Вова, почему они приветствуют только тебя?”
Я ей разъяснил:
“Потому что женщина здесь должна знать своё место. Она не в почёте. Это второй сорт. А ну-ка, полшага назад, и иди за мной”.
“Здравствуйте, мальчики… Здравствуйте мальчики… Здравствуйте…”
Я думаю, есть что-то мудрое в восточных обычаях».
«А жена на полшага назад отступила?»
«Естественно».
А руководитель группы Панова с улыбкой уточнила:
«Если бы вы это рассказали вначале, то уехали бы без согласования».
«Поэтому и обещал объяснить своё необычное приветствие после завершения, чтобы с проектом в руках, как со знаменем вернуться на Родину», – пафосно прозвучал мой ответ. А когда позже зашёл к Пановой в кабинет попрощаться, она пригласила меня к себе домой отметить успешное окончание работы, и мы до самого утра так и не успели обсудить перспективы водных ресурсов восточных республик. У меня «с собой было», по Жванецкому, и я ей подарил колечко в знак нерушимой дружбы между народами и с… женщинами.
Целебный напиток
– Не понимаю… Как можно пить с удовольствием чай, имеющий такой резкий запах, как у веника, облитого кипятком? Тем более, вприкуску с гречишным мёдом – тёмно-коричневого, непривычного цвета и пахнущим чем-то не нашим… Да ещё из какой-то экзотической посуды! Раньше, насколько я помню, ты пил водку стаканами и запивал ею же. Что произошло? До чего ты допился? Или я неправ?
Именно так, медленно, с чувством, с толком, с расстановкой задавал эти вопросы давний друг, который приехал погостить по моему приглашению в Москву.
Мы с ним много лет трудились на металлургическом производстве. Тяжёлом, посменном. Направлены были после института, жили вместе в одной комнате в общежитии, делились радостями и неприятностями по работе, любили девушек, ходили на собрания и демонстрации, в кино и на встречи с поэтами и писателями.
А насчёт спиртного каждый из нас мог уверенно сказать: «Свою цистерну я выпил».
Очень сблизились, часто подшучивали друг над другом. Почти одновременно женились, позже разъехались по разным городам, но связи не теряли, переписывались, иногда семьями выезжали вместе отдыхать или приезжали в гости друг к другу. Мы были молоды. Время – начало шестидесятых. Помните?
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
А теперь сидели за столом, а на нём – всё, что напоминало старые добрые времена: картошечка, селёдочка, водочка, салат оливье…
За плечами годы, жёны, дети, рекомендации врачей. Говорили, вспоминали. Время позднее. Загрузились хорошо. И вдруг – на тебе, вопросы. И о чём? О моих самых любимых чае и мёде.
– Ему, видите ли, непонятно. Большевистская прямота и невысокая культура… Но мой уровень не позволяет реагировать грубо, поэтому вежливо поясняю. В порядке поставленных.
Чай. Зелёный. Мёд. Гречишный. Это история. Долгая. Слушай.
Она началась с конца семидесятых годов прошлого века… Старик, ты осознаёшь? Семидесятые годы. Прошлый век…
Я, как ты знаешь, после завода переехал в Москву, в проектный институт. Мне поручили заниматься проектированием и строительством одного из последних металлургических комбинатов «нашей советской эпохи» в республике Казахстан, где уже функционировали полигоны для запуска ракет на Байконуре и атомный в районе Семипалатинска.
– Разглашение государственных секретов карается в нашей стране очень строго. Я доложу куда следует…
– Правильно. Разберутся. И посадят тебя. Помалкивай.
Когда я прилетал из Москвы на площадку строительства комбината, поселялся в небольшой гостинице. Что такое отели пяти-четырёх-трёхзвёздочные, скажу честно, понятия мы не имели. Но мне всегда выделяли отдельный номер, как главному инженеру проекта.
– Однозвёздочный…
– Не издевайся. Железная кровать, стол, стул, тумбочка, висящая на проводе электрическая лампочка с аляповатым небольшим абажуром и туалет с душем. Молоденькие горничные с местным колоритом и аппетитная буфетчица… Ну скажи, что нужно ещё советскому командированному инженеру для счастья?
