3) Чем определяется выбор “козлов отпущения”? Какие факторы тут являются главными? Исследования показали, что на выбор “козлов отпущения” влияют следующие факторы: а) сходство с истинным фрустратором: чем значительнее это сходство, тем больше вероятность того, что именно данный объект станет жертвой агрессии; б) осознание того, что “козел отпущения” действительно играл некоторую роль в том, что человек оказался в состоянии фрустрации; например, если подлинный фрустратор – сильный человек, то агрессии может подвергаться более слабый человек, который помог ему, т. е. играл второстепенную роль. С ним начинают обращаться так, как будто он является настоящим фрустратором. Это явление очень часто наблюдается в межэтнических отношениях, например, в виде взятия заложников; в) на выбор влияет также оценка возможности “козла отпущения” к возмездию. Выбираются неспособные на месть люди или такие, с которыми новые встречи маловероятны. Часто такими объектами оказываются члены национальных меньшинств[203].
Исследование американских психологов Г. Олпорта, Беттелхейма и Яновица показали, что люди с нисходящей карьерой (с отрицательной социальной мобильностью) проявляют более интенсивную враждебность и предубежденность к национальным меньшинствам, чем те, кто делает успешную карьеру[204]. Вообще во времена социально-экономических трудностей и кризисов враждебность к “чужакам”, национализм и шовинизм усиливаются, принимая порой разрушительные формы. Усиление названных социально-психологических явлений можно считать индикатором глубокого недовольства, фрустрированности основной массы людей.
§ 7.2. Замещение агрессии и рационализация
Когда фрустрированный человек осуществляет психологическую самозащиту, редко бывает, чтобы он пользовался только одним механизмом, в данном случае – агрессией. Когда речь идет о замещении агрессии, нетрудно видеть, что оно нередко сочетается с рационализацией, т. е. с самооправданием. Направляя свою агрессию против “козлов отпущения”, которых выбирают обычно из групп “чужих”, люди одновременно начинают поиск оправданий, т. е. рационализаций своих поступков. Констатация такой взаимосвязи важна не только для понимания многих социально-психологических явлений. Она указывает на существование более фундаментального факта, а именно: агрессия, возникшая вследствие фрустрации, сама преобразуется (частично) в рационализацию и маскируется ею. Здесь положение примерно такое же, как и в случае сублимации агрессии. Поэтому можно предположить, что различные защитные механизмы не только могут сочетаться в составе защитных комплексов, но могут также, преобразуясь, превращаться друг в друга. Во всяком случае реальность превращения агрессии в сублимацию и рационализацию не вызывает у нас никакого сомнения.
Когда “козел отпущения” отвечает агрессией на агрессию, то этот факт выдается инициатором агрессивных действий за доказательство того, что члены чужих групп действительно вредны и заслуживают наказания. С помощью такой рационализации происходит усиление первоначальной агрессии. Возникает циклический процесс, чреватый разрушительными последствиями. Эти идеи, как мы увидим в соответствующих главах, важны для понимания сущности национализма и фашизма[205].
Сила агрессии может быть непропорциональной силе фрустратора. Например, на неудачное слово жены муж может отвечать сильным гневом, сопровождаемым криками. Почему на незначительные поводы люди иногда отвечают так бурно и враждебно? Надо полагать, что во всех подобных случаях личность имеет внутренний конфликт, в данный момент ею неосознаваемый. Частным случаем этого может служить поиск “козла отпущения”. В приведенном примере жена стала “козлом отпущения”, а интернализованный конфликт (например, столкновение с начальством) и порожденная им фрустрация нашли выражение и направились на нее с неоправданной силой. Таких примеров “иррационального” поведения можно привести сколько угодно.
Это явление, на основе анализа конкретных примеров, следует исследовать глубже: необходимо выяснить природу тех внутренних конфликтов, которые усиливают агрессию и другие защитные механизмы. Если расширить проблему и сформулировать ее также для остальных защитных механизмов, то можно задать себе, например, такой вопрос: почему рационализация или проекция часто, без видимых объективных причин, оказываются чрезмерно интенсивными? Какие внутренние силы и мотивы к этому приводят? Эту задачу, по-видимому, следует исследовать для каждого защитного механизма отдельно.
§ 7.3. Три вектора этнической агрессии
Как мы уже знаем, существуют такие разновидности агрессии, как межвидовая и внутривидовая. Если первая из них означает агрессивные действия, например, между человеком и собакой, то вторая относится к агрессивным взаимоотношениям человека с человеком, волка с волком и т. п. Если использовать общее понятие “этническая агрессия”, то она, в свою очередь, имеет две разновидности: межэтническая и внутриэтническая. В первом случае имеются в виду агрессивные действия между представителями двух различных этносов, а во втором – между представителями одного этноса. Нам следует исследовать их особенности, возможные переходы друг в друга, механизмы и закономерности этих переходов и преобразований, их связи с другими психическими явлениями и различными формами поведения.
Поскольку проблемы межвидовой и внутривидовой агрессии мы уже рассмотрели достаточно подробно(см. предыдущую главу), то об этих разновидностях здесь ограничимся только несколькими дополнительными замечаниями. Из этологии и психологии животных мы знаем, что внутривидовая агрессия отличается от межвидовой. Примеров тому очень много. Основное различие, по-видимому, сводится к тому, что при внутривидовой агрессии действия очень часто являются символическими. Они совершаются в виде ритуализованных угроз и редко превращаются (или переходят) в разрушительные действия: нанесение ран, членовредительство, убийство. Между тем при межвидовой агрессии повреждающая, разрушающая агрессия встречается довольно часто. Это мы видели в поведении хищников. Кроме того, при межвидовой агрессии часто мы видим экспрессивные выражения враждебности, угрозы, произнесение угрожающих звуков, оскаливание зубов и т. п. Например, гремучие змеи при драке между собой никогда не кусаются: они лишь стараются своим телом, используя вес, прижимать противника к земле. Люди тоже нередко дерутся, но стараются не оставлять ран на теле противника. О животных хочется сказать еще вот что: нередко различные их виды мирно сосуществуют на одной и той же территории, в то время как между индивидами и группами одного вида происходят процессы соперничества, борьбы и агрессии.
Все человеческие этнические группы принадлежат одному виду “гомо сапиенс” (“человек разумный”). Насколько это утверждение научно – одно дело. Но известно, что между расами и этносами порой существуют такие большие различия, что они нередко воспринимают друг друга чуть ли не как различные виды животных. Таковы, например, различия между неграми и белыми англосаксонцами. Так же полярно воспринимают друг друга некоторые этносы в Руанде и иных африканских государствах, в Индии и других частях света. Здесь можно предложить для рассмотрения очень много вопросов. Например: можно ли по аналогии утверждать, что как внутривидовая агрессия животных по своим экспрессивным особенностям и по участию ингибиторов (тормозных механизмов) отличается от межвидовой агрессии, например, от агрессии хищника, так и внутриэтническая агрессия отличается от межэтнической по экспрессии, по участию тормозных механизмов и дезингибиторов? Все это требует специальных исследований.
Когда какая-либо этническая группа фрустрируется и оказывается в гневливом, агрессивном состоянии, ее агрессивные действия могут направляться на следующие объекты: 1) на другие этносы; 2) на собственный этнос; 3) на собственное правительство. Ясно, что когда агрессор получает отпор, его агрессия может изменить свое направление и выбрать в качестве своего объекта один из остальных двух. В таких случаях имеет место замена (субституция) объекта, жертвы агрессии, но всегда выбирается один из названных трех объектов.
