В тех случаях, когда религия является важным этнодифференцирующим признаком и составляет часть национальной идеологии, на первый план выдвигается также защита религии и церкви. Например, борьба сербов – христиан против мусульман в бывшей Югославии во многом имеет характер борьбы религий, поскольку югославские мусульмане тоже в большинстве своем (кроме албанцев) являются этническими славянами. Но они по религиозному признаку почти уже превратились в другую нацию и принадлежат двум суперэтносам: славянскому и мусульманскому. Сербы же принадлежат славянскому и христианскому суперэтносам. Это пример того, какую роль может играть религия как этногенетический фактор.
Б. Критерии провала этнозащиты
Имея в виду основные цели этнопсихологической защиты, мы теперь можем более четко определить, в каких случаях этнозащита оказалась успешной, а в каких – неудачной (провальной) или полууспешной. 1) Если начать с вопроса о религии как этнодифференцирующем признаке, то во всех случаях, когда этнос вынужден, с целью выжить, отказаться от своей традиционной (и, может быть, национальной) религии и принять другую, имеет место провал этнозащиты. Такой результат означает, что этнос не сумел защитить свою самость, этничность и идеологию. Насильственное изменение вероисповедания – крайний случай неудачной этнозащиты. Правда, иногда индивид и группа, чтобы выжить, принимают новую веру, но это уже начало нового этапа адаптации и нет сомнения, что по сформулированным выше критериям психологическая этнозащита завершилась провалом. 2) При более широком подходе отказ от национальной идеологии или серьезный отход от нее – свидетельство провала этнической самозащиты. Это отказ от идеи самобытности своего народа, его основных ценностей и культуры. 3) В общем виде можно сказать, что каждый новый шаг в сторону полной ассимиляции индивида (как этнофора) и этнической группы следует считать неудачей в этнозащите. Удачная ассимиляция равноценна провалу этнической самозащиты. Поскольку ассимиляция – сложный процесс, мы можем выделить ряд частных “моментов” неудачной или провальной этнозащиты: а) заключение брака с представителем другого этноса. Здесь следует различать два случая: а1) брак с представителем другого этноса с одинаковым (со своим этносом) статусом в полиэтническом обществе. Это горизонтальная экзогамия и представляет меньшую опасность; а2) брак с представителем господствующего этноса уже намного опаснее, поскольку это этнически неравный брак, “вертикальная экзогамия”: в таком браке процесс ассимиляции представителя нижестоящего этноса ускоряется. Смешанные браки особенно опасны, когда их заключают влиятельные национальные лидеры. Приведем исторический пример, в истолковании которого с нами могут не соглашаться: царь России Николай II был женат на немке и не верил, что его “кузен” Вильгельм, кайзер Германии, начнет войну против России. Такая вера привела к самоуспокоенности и серьезным поражениям в войне. Есть и другие, современные примеры, тоже чреватые отрицательными последствиями не столько для этих маргинальных людей, сколько для тех этносов, во главе которых они стоят; б) отказ от своей национальности. Встречаются случаи, когда люди скрывают свою национальную принадлежность, поскольку им стыдно за свое этническое и расовое происхождение. Эти случаи принадлежат к числу провалов этнической самозащиты. Не секрет, что многие представители национальных меньшинств в таких странах, как США, Россия и другие, скрывают свою национальность: во время опросов, при получении паспорта и других случаях, когда этническая идентификация требуется для решения каких-либо практических задач, они называют другую идентификацию. Такое практическое выражение отчуждения от своего этноса, если оно не связано с угрозой для жизни, нам представляется признаком провала этнозащиты индивида. Подобные случаи отказа от своей национальной принадлежности (как и последующий возврат к ней), наблюдаются, например, у иммигрантов. Такие случаи были с конца 80-х годов в Армении, где несколько армян, имевших жен еврейской национальности, эмигрировали в Израиль в качестве евреев. Хорошо это или плохо, в политическом отношении и для их дальнейшей жизни – другой вопрос, но что каждый такой случай – крупный провал в этнозащите на индивидуальном и семейном уровнях – тут нет никакого сомнения. У таких людей этнический блок я-концепции не выдержал давления стрессоров и фрустраторов (большей частью – бытовых): соблазны новой жизни разрушили этот защитно-адаптивный комплекс. Такие люди уже были маргиналами (скрытыми), но теперь они решили ускорить свою ассимиляцию, принимая такое кардинальное решение, как полное изменение этничности. По своим психологическим последствиям такая конверсия может быть эффективнее изменения пола путем операции.
Отметим, что проблема провала этнозащиты непосредственно связана с вопросами этнопсихопатологии и этнопсихиатрии, некоторые из которых мы намерены обсудить в другой работе.
§ 5.4. О чрезмерности этнозащиты и проблема национальной гордости
А. Чрезмерность этнозащитных реакций
Чрезмерными мы называем такие защитные реакции этносов или их представителей, которые не соответствуют силе фрустраторов и стрессоров, уровню их значимости. Чрезмерными могут быть агрессия, проекция и атрибуция, стремление оправдываться за совершенные действия (т. е. рационализации) и т. п. Такие защитные реакции могут стать иррациональными и, вместо обеспечения адаптации, порождать новые лишения, напряженность и самодискредитацию. Например, безусловно чрезмерными были враждебные реакции азербайджанцев в феврале 1988 и в последующие годы на законные требования карабахских армян жить независимо или вместе с народом Армении, избавиться от чужого гнета. И сегодня уже ясно, что эта иррациональная реакция, которая стала перманентной, привела ко многим бедствиям и к консервации конфликта. Традиции некоторых народов, по-видимому, таковы, что им трудно признать право другого на самостоятельную жизнь и независимость.
Когда этнозащита с помощью механизма проективной атрибуции становится чрезмерной, другой стороне конфликта приписывается так много отрицательных черт, что теряется образ реальности и создается впечатление, что с этими людьми вообще ни о чем договариваться невозможно.
Мы знаем, что все защитные механизмы могут стать чрезмерными, квазипатологическими или полностью патологическими. Этот процесс мы называем патологизацией защитных механизмов и процессов. Такие болезненные защитные механизмы на уровне личности входят в состав синдромов неврозов и психозов. Сходное явление может наблюдаться и на уровне этносов. Например, параноидальные черты могут быть свойственны не только личности, но и целому этносу и нации, как это имело место в гитлеровскоий Германии, под властью лидеров-параноиков. Основными объектами агрессии и подозрительности этих этнических параноиков стали евреи и славяне[186].
Но в определенных случаях вместе с параноидальным, неоправданным страхом перед чужими этносами вступают в силу и другие мотивы. Чрезмерные страх и агрессия обусловливаются и материальными (экономическими), и психологическими причинами. В чрезмерных защитных реакциях психологические причины обычно доминируют[187], в результате чего этносы начинают борьбу друг против друга даже ценой огромных экономических потерь.
Б. Экономические жертвы и вытеснение этнических меньшинств
Чрезмерные этнозащитные реакции, таким образом, имея много мотивов, все же в основном обусловлены этнопсихологическими причинами. Из этих причин иногда решающую роль играет ненависть к другим этносам, желание вытеснить их из сферы экономики и вообще ликвидировать их и создать моноэтническое государство. При этом этносы идут на большие экономические жертвы.
Приведем исторический пример. До 1915 года армяне и другие христианские народы постепенно заняли все более доминирующие позиции в экономике Турции. При этом они играли огромную положительную роль в развитии страны, ее экономики и культуры. Но вместо благодарности они заслужили зависть и враждебное отношение доминирующего в политическом отношении турецкого этноса и его лидеров. Такое отношение в самых варварских формах выразилось уже во второй половине XIX века в виде массовых избиений армян в различных частях Османской империи по прямому указанию султана Хамида Второго. Избиения армян, однако, приняли масштабы геноцида после того, как к власти пришли “прогрессивные” младотурки, а позднее – Мустафа Кемаль. Организация геноцида экономически и культурно активных армян и греков нанесла огромный вред экономике Турции, но такие соображения не остановили турков[188]. Один из свидетелей того времени, немецкий религиозный деятель и гуманист Иоганнес Лепсиус, всячески старался предотвратить катастрофу, но к его голосу варвары не хотели прислушиваться. Его разговор с одним из главарей младотурков, военным министром Энвером пашой, живо передал Франц Верфель в романе “Сорок дней Муса-Дага”[189].
