– Вторая мама… Прости меня, пожалуйста.
Азари вскинула воспаленные глаза и осипшим голосом спросила:
– Зачем ты со мной так жестока, девонька?
– Ну прости! – Данеска упала на колени рядом с нянькой, обняла ее, спрятала лицо в худой груди. – Я не могла иначе! Но теперь сама жалею… Ох, знала бы ты, как жалею!
Азари ее будто не слышала и продолжала причитать:
– Я так беспокоилась, места себе не находила. А потом… потом, когда господин Виэльди тебя на руках принес, больную, у меня чуть сердце от испуга не остановилось!
– Больную? – Данеска отстранилась и нахмурилась. – Ничего не помню…
– Конечно не помнишь, – вздохнула вторая мать. – Почти до утра тебя лихорадило, потом ты уснула. Ну, хоть сейчас в себя пришла… Вид у тебя здоровый. Странно даже: от хвори так быстро не излечиваются.
Данеска подняла Азари, усадила на свое ложе, сама присела рядом и прильнула к ее плечу.
– Не было хвори. От смятения все это, от тревоги, усталости… Я такого страха натерпелась!
– Еще бы! – прикрикнула Азари. – Додумалась: в одиночку на праздник уехать! В пути что угодно могло случиться!
Данеска изогнула брови и отсела от няньки.
– Откуда ты знаешь, где я была?
– А чего тут знать? – вторая мать схватила прядь ее волос, потрясла, и застучали бусины.
– Ой! – Данеска вскочила, прижала руки к щекам. Какая она глупая! Нужно было сразу, как уехала с праздника, снять все распроклятые бусины! Хотя… не до них тогда было, совсем не до них. – Отец уже вернулся?
– Еще утром. Сразу же вместе с твоим братом в покоях закрылся. Долго они там просидели, а сейчас туда ушли, – Азари махнула рукой за окно, – на конях носиться и мечами махать.
– Ты мне поможешь, милая нянюшка? Нужно быстрее выплести бусины, пока отец не увидел. И ты ничего ему не скажешь, правда? Я ведь сама уже пожалела, и больше никогда не сбегу, ни разу! Хочешь, поклянусь?
– Что мне твои клятвы, – проворчала Азари, поднялась, кряхтя, и ловкими пальцами начала расплетать косы Данески. – Каудихо я ничего пока не говорила, да и не придется ничего говорить. Господин Виэльди, наверное, уже все рассказал или расскажет. Он вчера был очень, очень зол на меня…
Вторая мать расплела уже половину кос, Данеска все еще возилась с третьей, но бросила и ее: руки опустились и задрожали.
– Не на тебя он был зол, а на… Ладно, неважно. Виэльди не выдаст.
– Откуда эта уверенность? Вы же с ним, можно сказать, едва знакомы. Когда в последний раз виделись?
– Давно… И все равно он не выдаст, поверь.
Наконец волосы были расплетены, бусы собраны в мешочек и запрятаны в сундук, стоявший подле бронзового зеркала. Теперь нужно вплести другие – синие и зеленые, переодеться, а потом… Что «потом» Данеска не знала. Выходить из дома страшно, вдруг она наткнется на Виэльди – как смотреть ему в глаза? – но сидеть в покоях вечно тоже не получится.
– Доченька, поделись, что случилось? У меня душа за тебя болит.
Данеска покачала головой и прошептала:
– Не спрашивай, вторая мама. Иначе мне придется солгать, а я не хочу.
– Неужели все так страшно?
– Не волнуйся. Просто я поняла, что моя воля ничего не значит, духи все решили за меня. И я уеду в Империю, и выйду замуж за наследника, и не стану противиться. Отец будет доволен.
– Не печалься, родная. Может, тебе еще понравится твой муж?
– Может… – из груди вырвался обреченный вздох.
На улицу Данеска все же вышла, но зря с тыльной стороны дома – стоило открыть дверь, и она наткнулась взглядом на отца и брата. А ведь вторая мать предупреждала, что те развлекаются скачками и поединком. Как Данеска могла забыть?
Нет, хватит себя обманывать: ничего она не забыла, просто в глубине души хотела увидеть Виэльди хоть краем глаза, и это желание, смутное, едва осознаваемое, оказалось сильнее и стыда, и доводов разума.
Два всадника, обнаженные по пояс, гоняли коней по широкому кругу вдали от дома. Не сбавляя галопа, спрыгивали с них и снова запрыгивали, менялись лошадьми друг с другом и то вставали на их спины, то сползали под брюхо и снова возвращались в седло. Красавцы! Что отец, что сын. Волей неволей залюбуешься!
Под блестящей от пота кожей Виэльди перекатывались мышцы, от напряжения проступали жилы на шее и руках, развевались волосы, а ловкие отточенные движения завораживали взгляд.
Вот отец что-то крикнул, а Виэльди рассмеялся, сверкнув зубами, мотнул головой, и тяжелые угольно-черные пряди хлестнули его по лицу. Дальше он поднял коня на дыбы и снова бросился вскачь.
Тьфу! Что она делает? Зачем смотрит?
Данеска хотела развернуться и зайти в дом, но тут отец ее заметил, приостановил коня и крикнул:
– Дочь! Иди к нам! Из луков постреляем!
Тут и Виэльди осадил лошадь, глянул на Данеску – и сразу отвернулся.
– Давай-давай! – снова позвал Андио Каммейра. – Иди сюда!
– Да… – пробормотала она. – Только за луком схожу…
– Что?!
Данеска сложила руки возле рта и прокричала:
– Да! Только за луком схожу!
Надо бы отказаться, но это будет подозрительно, отец не поймет, ведь она всегда любила стрелять и никогда, ни разу от этого не отказывалась.
Ладно, она справится: главное при этом не смотреть на Виэльди. Или смотреть на него, как на брата. Рано или поздно этому придется научиться, так почему бы не начать сегодня?
* * *
Два молодых воина установили скрученные из соломы мишени и присоединились к тренировке. Виэльди не сразу узнал в них друзей детства. Лишь когда поймал на себе заинтересованные и чуть обиженные взгляды, внимательнее присмотрелся к смутно знакомым лицам. Да это же Имидио и Сарэнди! Некогда они день-деньской проводили вместе. Сколько было игр и шалостей, ссор и споров, совместных упражнений и выездов в степь на охоту!
Он заулыбался, поприветствовал друзей, назвав их по имени, и поочередно обнял. Объятия получились неловкими, и это понятно: много лет минуло, знакомиться с товарищами придется заново.
Когда Виэльди с отцом и Сарэнди с Имидио встали напротив мишеней, вернулась Данеска. Она шла неторопливо, будто нехотя. Стройная, гибкая, а взгляд острый и суровый, губы сжаты в полоску. Виэльди думал, что она уже не придет, и втайне радовался этому – а сейчас обрадовался, что все-таки явилась. Понять бы самого себя!
Она встала подальше от него, рядом с Имидио, и тот скользнул по ней таким взглядом, который ни с чем невозможно спутать – в нем горели обожание и похоть. Стереть бы их с лица былого друга, да хоть кулаком стереть! Он не смеет смотреть на Данеску так.
Почему не смеет? Потому, что она – сестра Виэльди, или потому, что его небесная жена?
Тогда, ночью, он видел в ней красивую, ласковую, трогательно испуганную любовницу, это будило в нем нежность и страсть, но не более. Зато сестру он любил, сколько себя помнил, настоящей братской любовью, и готов был схватиться с любым, кто ее обидит. Теперь чувства переплелись так тесно, что не разобрать, где одно, а где другое.
…Данеска-Данеска, что же мы натворили, и как теперь с этим жить?
Она натянула тетиву, тонкая талия изогнулась, под светло-бурой тканью повседневного платья соблазнительно выделилась грудь, Виэльди же поймал себя на том, что уставился на сестру совершенно неприлично. Отвернулся как раз в тот миг, когда она выпустила стрелу – попала прямиком в середину мишени. Молодец! – похвалил он мысленно.
Стреляли они долго: с разных расстояний, то стоя неподвижно, то на бегу, то проносясь мимо на лошадях. Когда в очередной раз подошли вынимать из мишеней застрявшие в них стрелы, то оказалось, что две из них торчат не просто рядом друг с другом, а едва ли не из одной точки.
Виэльди потянулся к своей, а к соседней в этот же миг потянулась Данеска. Почти одновременно они отдернули руки, будто обжегшись о крапиву, обменялись быстрыми взглядами и, помедлив, наконец, вытащили стрелы. Их пальцы при этом все-таки соприкоснулись…