Как же хочется есть! Подойти к костру, схватить баранье ребрышко – да хотя бы полуобглоданную косточку погрызть, и то благо! Подумать только – со вчерашнего утра ни кусочка во рту. Днем была так взволнована, что от одной мысли о еде тошнило, вечером тем более стало не до того, зато теперь в животе крутило, противно бурчало. Хорошо, что за песнями и барабанным боем этого не слышно.

Люди до сих пор не спали, они не будут спать до ночи. Бодрящие травы и пьяный сок, настоянный на них же, не даст им уснуть – в Праздник-Середины-Лета все должны веселиться. Чем больше веселья – тем быстрее очнется Спящий ворон, и тогда настанет счастливая пора, тогда исчезнет смерть, а дикие стада сами станут приходить к домам людей, отдавая себя в их власть. Так говорят легенды. Не то чтобы Данеска в них верила, да и никто, наверное, не верил по-настоящему, зато веселиться все любили. И то подумать – со дня на день мужчины уйдут кто на дальние пастбища, кто в набеги, а женщины вернутся к котлам да кибиткам. Кроме таких, как Данеска: им, богатым, предстоит ткать ковры и тренироваться в лучной стрельбе. Последнее на случай, если мужей не будет дома: тогда дочери и жены должны постоять за себя и свой род. Другое дело, что вглубь Талмериды уже давно никто не проникал без ведома самих талмеридов. На памяти Данески такого точно не было.

Еда! В глубоком блюде еще остались куски баранины! Данеска тут же схватила один и вгрызлась в него. В конце концов, она имеет на это полное право, ведь каудихо отдал на пир аж дюжину овец и нескольких быков. Хотя… знай отец, что дочь пошла против его воли, решил бы, что она и корки заплесневелой лепешки не заслуживает. Хорошо, что он не знает. Пока. А когда узнает, будет поздно.

Данеска поискала взглядом ночного возлюбленного и нашла: он стоял среди группы воинов и о чем-то болтал, пересмеиваясь.

…Ну же, посмотри на меня, посмотри!

Он и посмотрел, но тут же отвернулся. Впрочем, мимолетного, зато горячего взгляда хватило, чтобы понять: незнакомцу их ночь тоже запомнилась и запомнится. Ох, от его взора аж во рту пересохло! Или… Нет, взгляд ни при чем. Просто пить ужасно хочется. Голод она утолила, теперь напала жажда. Пить!

– Что у тебя в роге, воин? Не вода случайно?

Вообще-то этого воина она знала, он был из младшей ветви клана Марреха, звали его Тахейди, и он был одним из семерых победителей. Имя чуть не сорвалось с губ, но Данеска сдержалась.

– Это пьяный настой, женщина. Можешь выпить его, только он не спасает от жажды – лишь обманывает ее. А если хочешь воды, могу отвести к моему коню. Там есть фляга.

У седла Красногривого тоже была фляга, но Данеска ее опустошила еще вчера. Эх, надо было брать две. Или три.

– Будь добр, воин.

Он взял ее за руку и повел к границе круга.

Кони, много коней, стояли по ту сторону, привязанные к воткнутым в землю кольям. Данеска хотела перешагнуть каменную черту, но Тахейди не позволил. Развернул ее к себе и спросил:

– Скажи: он догнал? Тебя или нет?

Да ведь Тахейди пьян! Только сейчас она это поняла и испугалась. Вокруг – никого: все либо сгрудились вблизи костров, либо ушли далеко в степь, чтобы предаться любви.

– Я не могу этого открыть, ты ведь знаешь…

Мягкий тон не подействовал. Тахейди тряхнул ее за плечи и прорычал:

– Скажи! Я же люблю тебя! Я жениться на тебе хотел!

Жениться?! Да кто бы ему это позволил? Ее давно «отдали» наследнику императора. Такая честь, такая выгода… только не для Данески.

– Ну?! Догнал? Взял тебя? Ты позволила?

– Оставь! Пусти!

– Нет! Ты все равно будешь моей! Я приехал вторым. Я почти победил.

Одной рукой он обхватил ее, другой зашарил по груди.

– Ты пьян! – крикнула Данеска. – Уйди! Убью!

Она попыталась его оттолкнуть: без толку, конечно – он лишь сильнее разъярился и зарычал:

– Моя! Ты моя!

Данеска не думала – руки сами потянулись к узкому кинжалу, вшитому в тунику.

Удар. Снизу и в бок. Тахейди вскрикнул, прижал ладони к ране, между пальцев заструилась кровь. Он смотрел на Данеску широко распахнутыми глазами, а она отступала, прикрыв рот рукой, чтобы не закричать…

Нет, лучше закричать! Позвать кого-то на помощь!

– Сука… – зашептал Тахейди, оседая на землю. – Мерзкая сука…

– Помогите! Скорее! – она старалась перекричать шум и барабанный бой. – Помогите!

Неизвестно, услышал ли ее хоть кто-то… Надо остановить кровь… Чем? На Данеске шелковые одежды, они бесполезны… Зато на Тахейди льняные.

Она опустилась рядом с ним, потянулась к его штанине, чтобы отрезать.

– Проваливай… – шепот совсем слабый: Тахейди вот-вот потеряет сознание.

– Ты только не закрывай глаза… Я сейчас, сейчас…

Она поддела ткань лезвием, та затрещала – еще чуть-чуть, и штанину получилось оторвать, теперь ее можно использовать как повязку. А потом и вторую…

– Эй, что случилось? Кто звал на помощь?

Она быстро прижала ткань к ране и обернулась: позади стояли четыре мужа. Слава Спящему ворону! Данеску услышали!

– Он ранен! Нужно остановить кровь!

Два воина отодвинули ее и, нахмурившись, склонились над Тахейди.

– Быстрее, – сказал один. – Поднимайте его – и к костру. А я буду тряпку прижимать.

Воины осторожно, стараясь не растревожить рану, подняли Тахейди. Четвертый мужчина, до этого стоявший в стороне, приблизился к нему и спросил:

– Кто это тебя? Видел? Помнишь?

Тахейди вытянул дрожащий палец и указал на Данеску.

– Он…а…

Больше не задерживаясь, трое мужчин понесли его к костру, а четвертый подошел к Данеске и схватил за плечо.

– Это правда?

У нее хватило сил только кивнуть.

– Чем?

Данеска молча протянула окровавленный кинжал, и воин тут же вырвал его из ее рук и выбросил за круг.

– Ты знаешь закон.

Она снова лишь кивнула.

– Идем. Твою судьбу решит старейшина.

Мужчина больно схватил ее за предплечье и потянул за собой

Путь казался бесконечным, время тянулось липкой паутиной, в которой испуганными мухами бились мысли.

Что же Данеска натворила? Как она могла, о чем думала? Мало того, что пронесла оружие на праздник, пусть и нечаянно, так еще им воспользовалась. Что теперь будет? С ней, с озверевшим Тахейди? Лишь бы выжил, иначе грозит война кланов.

А люди? Какими глазами посмотрят на Данеску, когда она встанет перед старейшиной в ожидании расплаты? А ночной возлюбленный? Наверное, на его лице она увидит презрение… А отец?! Каково ему будет узнать не только о побеге дочери, но и о ее позоре?!

Будь проклята ее глупость! Если бы Данеска догадалась закричать, позвать на помощь, а не выхватила кинжал, ее бы выручили, и тогда Тахейди тащили бы сейчас на суд вместо нее…

Данеска не опускала голову, не избегала смотреть на людей, но не видела их: лица и силуэты расплывались цветными пятнами. Голоса сливались в глухой и едва уловимый гул, подобный шуму пчелиного роя вдали. Только слова старейшины прозвучали отчетливо:

– Подойди, женщина, и встань у священного огня, и отвечай перед ним и всеми людьми.

Сизобородый старик с заплетенными в четыре косы волосами смотрел на нее колючим и жестким взглядом. Пощады явно не будет.

Мужчина, притащивший ее сюда, теперь подтолкнул вперед. Данеска сделала шаг, остановилась и, зажмурившись на несколько мгновений, глубоко задышала в попытке успокоиться. Взяв себя в руки, подошла к костру и повернулась к людям.

Мир обрел четкость, и теперь она ясно видела лица: на одних читалось любопытство, на других – сочувствие, на третьих – злорадство или презрение. Теперь все молчали, и Данеска слышала, как из ее груди вырывается дыхание, как стучит сердце, как фыркают вдали лошади и гудит пламя за спиной.

– Верно ли, что в священное время и в небесном круге ты нарушила один из главных запретов?

– Да… я нарушила.

Вначале голос дрогнул, но договорить удалось твердо. Пусть она преступница, но лучше вести себя достойно, а не как перепуганное ничтожество.