— Ясно! — весело ответил Петров. — Спасибо и извините, товарищ полковник!..

Ветер гонял по плацу столбики пыли, вдоль и поперек. Несколько игрушечных торнадо передвигались в разных направлениях, возвращались, исчезали, появлялись, но плац не покидали. Но стоило сделать несколько шагов в глубь леса, как наступало полное безветрие, а там, где не было деревьев, ветер дул постоянно. Пелена пыли висела над казармами.

Расположение полка было перекопано канавами — меняли трубы отопления. Старые все проржавели, нечему удивляться, то-то зимой колотились в казармах от холода. Второй батальон копал целыми днями, от казармы к казарме.

В автопарке Балу с гордостью показывал новые, с иголочки, установки ПТУРС, похлопывал по броне, разрешил залезть внутрь.

— Ракеты — точная копия французских, — хвастался он. — Управление по проводам, на три километра без промаха! Жалко нельзя попробовать, пострелять… Секретная техника, это тебе не хер собачий! Работаем на тренажере, а это не то, конечно…

Ряды новеньких бронетранспортеров. Старых, симпатичных, но безнадежно устаревших, приспособленных ездить и по шоссе, и по рельсам, не осталось ни одного; Пехота радовалась, теперь хоть есть, чем воевать. Сюда, идите сюда, кричал командир первой роты Олег Сырец, посмотрите на красавцев. Он запускал двигатель, садился за руль, гонял машину по парку, поворачивал башню с крупнокалиберным пулеметом… Появились десятки новых «Уралов» и ГАЗ-66, будка полковой радиостанции, с высокими, на растяжках, антеннами, стояла возле бокса. Танкисты завистливо отворачивались от торжествующей пехоты — их обветшалые ИС-3 выглядели нелепо и совсем не грозно.

Белоус ввел новый порядок.

— Чтоб в рабочее время я в штабе ни одного командира взвода не видел! — приказал он. — Только командиры рот и батарей! А то у нас не штаб, а херовый сельсовет, сторожа пьяного еще не хватает! Лейтенанты должны заниматься с личным составом, а не бить балду, слоняясь по кабинетам!

Дурак майор Курицын строго следил за выполнением приказа командира полка…

Громадный танк развернулся и заглох. Из башни с громкими нецензурными проклятиями вылез командир первой танковой роты Артур Раймер, спрыгнул на моторный отсек и заглянул в двигатель.

Батарея помалкивала, горячо надеясь, что танк не заведется.

Утром капитан Синюк объявил поскучневшим солдатам:

— Сегодня занятия на стрельбище. Обкатка танками! Майор Жигаев приказал!..

Танк неожиданно взревел и затрясся.

— Что ж, — беспокойно огляделся Синюк. — Придется нам первым пример показать… Не боитесь?

Лейтенанты пожали плечами.

— Даст Бог, не раздавит, — сказал Петров. — А раздавит, вас, Синюк, судить будут за преступную халатность. Жигаев-то обещал прийти, а до сих пор его нет… Вот увидите, придет, когда все окончится. Если что случится, он не виноват, предупреждал об осторожности.

— Значит, так. Танк проходит над окопом, потом ты встаешь и бросаешь вслед гранату… Обязательно надо попасть в мотор… Кто первый со мной? Пойдем, Казаков? — предложил Синюк.

В глубоком окопе размахнуться было не удобно, и в удаляющийся в клубах пыли танк удалось попасть только с третьей попытки. Петров попал со второй. Солдаты суетливо прыгали в окоп, затем уступали место товарищам. С видом бывалых, понюхавших пороху бойцов отходили в сторону, закуривали…

Капитан Раймер ловко спрыгнул на землю.

— Ну как, пехота, штаны сухие? — улыбнулся он. — Вы особенно не обольщайтесь, в бою все будет по-другому… Если уж я дополз до окопа, всем вам конец!

Он был хорошим танкистом, капитан Раймер, все это знали. Белоус его любил и быть бы ему давно комбатом, но Раймер пил. По нескольку дней не появлялся в казарме, и тогда полковник сам заходил за ним. Лейтенанты всегда сочувственно смотрели на его бледное сухое лицо с испариной на лбу, на неестественно прямую походку. Голову он задирал чуть кверху — низко надвинутая фуражка закрывала глаза.

Раньше он служил в Польше, был в шестьдесят восьмом в Праге со своими танками, а после этого ему не повезло. Танковые части, которые первыми входили в Прагу, были через несколько дней выведены из Европы, солдаты демобилизованы, а офицеров отправили во все концы Союза. Капитану Раймеру досталась Ледяная, худшего не придумаешь.

— Солдатики ваши молодцы, шустро прыгали, — похвалил Раймер. — Мне бы таких!

Весной вся первая танковая рота демобилизовалась, и танкисты рассчитывали, что пришлют молодежь. Уж больно они намучились со своими стариками, собранными со всего Дальнего Востока. Но взамен прислали участников боев с китайцами на Уссури, солдат второго года службы. У всей роты на груди были новенькие медали. Держались очень независимо, нарушений особых не допускали, но и приказы выполнять тоже не бросались со всех ног. Оставьте нас в покое, показывали они всем своим видом, дайте спокойно дослужить до осени…

— Ты не огорчайся, — сказал Синюк, — наши тоже не подарок. Уже начали понимать службу.

— Не могу я этого понять, казалось бы, батальон побывал в боях. Хоть выстрелы настоящие услышали. Такая сейчас редкость, обстрелянные солдаты… Так нет, надо быстрее рассовать их по разным гарнизонам… Разве они виноваты, что их начальство обхезалось? Трудно понять…

— Загадки большой нет, — сказал Теличко.

— Конечно, — согласился Раймер. — А с этими обстрелянными тоже забот хватает. Пока что я собрал у них все медали да отдал на хранение в штаб. А то их быстро здесь ограбят, несмотря на якобы опытность… Каждому хочется вернуться домой с медалью…

Вдали показался майор Жигаев…

— Положение на Дальнем Востоке становится все более и более напряженным… Вооруженные столкновения принимают характер обыденного явления… Территориальные претензии китайцев смехотворны, Советский Союз никогда не откажется от исконных русских земель, щедро орошенных кровью и потом нашего народа…

Полковник из штаба дивизии говорил веско и тихо…

Специальную лекцию для офицеров решено было провести в солдатском клубе. Только для офицеров, подчеркнул на разводе замполит Селиванов.

Он был неулыбчив и строг, прямой и высокий, со значком парашютиста. Его замкнутость и необщительность даже нравились лейтенантам, нет ничего хуже, когда «теща» беспрерывно сует нос в дела строевых офицеров. Как делал агитатор полка, капитан Пустовойт. Вот уж кто поразительно умел всех раздражать. Он не был ни злопамятным, ни хамом, человек как человек, один из немногих непьющих офицеров. Капитан занимал должность, функции которой никто не мог членораздельно объяснить. Чем занимается агитатор полка? Тем, чем и замполит… Тогда почему он агитатор, а не замполит, ломали голову лейтенанты. Может, он как партийный «Молчи-молчи»? Капитан Пустовойт проверял конспекты для политзанятий, ежедневно спрашивал у лейтенантов тему очередной политинформации и интересовался, работают ли они с источниками. Его дотошность чрезвычайно злила. Он разучивал с солдатами песни, убеждал ходить в библиотеку и читать классиков марксизма, придумывал и рисовал лозунги, помогал мастерить стенды…

Во всех казармах дальний угол за перегородкой назывался «Ленинской комнатой». Там стояло несколько столов, на стенах наклеены вырезанные из журналов картинки, пришпилены плакаты и написаны изречения вождей. Во втором батальоне солдат, назвавшийся художником в надежде избежать рытья канав, целый месяц рисовал во всю стену профиль Ленина. Многие находили рисунок удачным, другие считали, что он чем-то напоминает кардинала Ришелье из фильма о мушкетерах.

Пустовойт профиль забраковал.

— Да нет, товарищи! — убеждал он. — Портреты Ленина, предназначенные для общественных мест, запрещено рисовать художникам-любителям. Если вы так хотите иметь портрет Владимира Ильича, пусть солдаты батальона сложатся по пятьдесят копеек, и мы купим настоящий большой портрет.

Услышав это, пятая рота ахнула, протестующе притихла.